Фрейлина немедленного реагирования

Устало упала обратно на подушку. В свои объятья она меня приняла неохотно, неприветливо, словно говоря: как ты можешь спать, когда вокруг тебя такое творится?

А творилась полная вакханалия — уже вторые сутки занятия отменены, вместо них курсантов водят на допросы к Эридану, а слухи о том, что произошло на балу и после него, разносятся по Академии и обрастают уже совсем недетскими подробностями.

Вначале неизвестным оставался только сам механизм такого «сломанного телефона», потому что всем учащимся было запрещено самостоятельно выходить за пределы блоков без сопровождения преподавателей и общаться между собой. А затем количество снующих в коридорах конвертиков, аналогов магического чата, стало резко увеличиваться. Бумажные свитки, журавлики, письма порхали по коридорам, метеоритами перемещались между блоками и вскоре стали массовым средством информации.

Однажды в блок к фрейлинам заходил Арвенариус, заявил, что Академия ныне на военном положении и любое, даже малейшее нарушение мер безопасности приравнивается к отчислению.

О том, что произошло с Троей, открытым текстом курсантам никто не заявлял, но те, кто побывал на допросе у Эридана и возвращался оттуда, непременно выкладывали на всеобщий суд и обсуждение странные вопросы, которые им задавали. Уже к вечеру первого дня все знали, что на Трою совершено покушение, а утром второго в красках обсуждали интимную жизнь Глеба и некой курсантки-первокурсницы — Савойкиной.

— Эль, ты чего не спишь?

Мой резкий подрыв с кровати не остался незамеченным и разбудил Кристину.

— Кошмар приснился, — шепотом ответила я, еще не хватало Анфису разбудить, ведь сейчас около трех часов ночи. — Это все от нервов!

Брюнетка понимающе хмыкнула. Нервы сейчас шалили у всех. Первый курс Эридан еще не допрашивал — видимо, решил оставить на сладенькое. А уж после новости о том, что он все знает о нашем споре, — это пугало вдвойне.

Когда на следующий день после бала в блок явились Ванесса и Кларентина — потрепанные, запуганные, но удивительно довольные собой, — все очень удивились. Большинство было уверено, что дворянок после их ужасающего поступка выпрут подальше из Академии. Вот только сами маркиза и графиня огорчаться не спешили — они гордо заявили, что их не отчисляют, однако у всего курса теперь есть огромные проблемы, так как Эридан знает про красное дизайнерское платье и теперь рвет и мечет по этому поводу.

— Как думаешь, о чем он будет спрашивать на допросе? — поинтересовалась я у Кристины.

— На твоем месте я бы не парилась. У тебя ему точно спрашивать нечего, ты и так всем рассказала слишком много.

И с этим нельзя было не согласиться, потому что темой сегодняшнего дня во всей Академии стала личная жизнь Эллы Савойкиной. Нет, окончательно мое имя в грязи пока не прополоскали, но еще один-два дня — и останется лишь стоять и обтекать. Но к этому морально я уже приготовилась, в конце-то концов, я девушка взрослая, с кем хочу, с тем и сплю… Пускай даже выдумано, но, главное, для благого дела.

Мои же девчонки знали правду о том, что произошло на балу, — и про принца, и про зелье, которым опоили Эридана, и про то, как он со мной после этого едва не поступил. Соседки знали и про спасителя-Глеба, и про то, что произошло между нами после, в его спальне, а точнее, про то, чего не произошло.

— Настоящий мужик! — выдохнула тогда Анфиса. — Если позовет замуж, соглашайся!

Вспомнив про «замуж», я решила рассказать Кристине о той ереси, которая мне приснилась.

— Дедушка Зигмунд потер бы ручками, — довольно выдала Крис. — Это же типичный случай говорящего подсознания. Вот смотри, — начала она расшифровку моих сновидений, — море, солнце, цветочки, сад — это твое бессознательное хочет наружу, на волю. Да мы все туда хотим, задолбал уже этот бункер! Конверты — тут вообще все просто, это свертки и письма, в которых перемывают кости твоей личной жизни.

Я внимательно слушала «психоанализ», а потом не выдержала и вставила свои пять копеек:

— А Эридан — фаллический символ?

— Угу, одноглазая змеюка! — согласилась подруга, не поняв сарказма. — Очень удачная характеристика злыдни-герцога!

Говорила она настолько серьезно, что я невольно начала улыбаться и давить нарастающий смех, а потом мне стыдно стало… Я здесь смеюсь, а где-то там лежит Троя.

— Интересно, как там Троя? Пришла в себя?

На этот раз подруга промолчала. Новостей о нашей учительнице физкультуры не было, никто не спешил рассказывать курсантам о том, как она и что с ней.

Для нашей иномирской тройки покушение на любимую садистку стало настоящим ударом в сердце. Ведь Троя была нашей крестной феей с хлыстом вместо волшебной палочки. У нас даже родилась идея пробраться к ней в медчасть, навестить. Анфиса для этого принялась наколдовывать ниндзя-костюмы, но дальше клонирования шерстяных носков дело не продвинулось.

От Глеба вести также не приходили, от чего было одновременно легко и тяжело. Про свои переживания я девчонкам ничего не рассказала, но когда думала о нем, ощущала себя странно. С одной стороны, была стопроцентно уверена, что поступила верно, когда обеспечивала брюнету алиби, раскрыв перед всеми наши якобы пылкие отношения, а с другой стороны, не понимала, почему от зельевара теперь нет ни ответа ни привета. Хоть бы записочку прислал, мол, жив-здоров… В глубине души появлялись очень печальные мысли: а вдруг он со мной наигрался? Вдруг, как и предупреждала Троя, он меня приручил, а теперь я ему надоела?

Стыдно признаться, но перед сном я пересилила гордость и, привязав к лапке Мурза записку, выпустила кота из комнаты.

Рыжий вначале дергал ногами и пытался от бумажного довеска избавиться, но потом пристально, совсем не по-кошачьи, посмотрел в мои глаза и позволил закрепить послание на лапке понадежнее. Я была уверена, что животное все растолковало верно и, рано или поздно, явившись к Глебу за очередной порцией белладонны, разрешит тому прочесть написанную мной «поэму». Хотя «поэма» — это громкое слово, в записке было всего лишь несколько слов: «Ты как?».

— Эль, ну ты чего замолчала? — выдернула меня из мыслей Анфиса. — Я уже минут десять не сплю и слушаю, о чем вы тут шепчетесь.

— Подслушивать нехорошо, — буркнула я.

— Спать с симпатичными преподавателями нехорошо, — не осталась в долгу Анфиса. — Но я сейчас не об этом…

— А о чем?

— Я все думаю о тех стражниках, которых мы повстречали с Крис! И об их странном поведении. Я могу ошибаться, но уже два дня ходят по Академии конвертики с обсуждением ситуации, и еще нигде не было ничего о том, что где-то стояли стражники.

— Ну и? — Крис даже приподнялась с кровати.

— Я думаю об этом надо рассказать Эридану! — Белова выдала эту мысль и, так же, как Кристина, привстав с кровати, призывно посмотрела сначала на нее, потом на меня.

Я покрутила пальцем у виска:

— Больная, что ли?

— Сами вы больные! — Глаза Анфисы странно поблескивали в темноте, подобно светлячкам, будто девушка переела фосфора. — Дело-то серьезное! И герцог не зря землю носом роет и допросы устраивает! Ищет зацепки! И у нас в руках, похоже, одна из них!

— Мы и сами знаем, что он это делает не зря, — осторожно начала Крис. — Но рассказать ему о стражниках — означает спалиться о сбежавшем Мурзе, о проказах Горгулия и о том, как мы вдвоем шарахались ночью по Академии вопреки всем запретам.


Я слушала девчонок и понимала — да, Крис однозначно права, спалятся. Но! Если стражники, которых видели девчонки, действительно причастны, то ночная прогулка померкнет по сравнению с принесенными сведениями. И более того, от этого может зависеть жизнь Трои…

— Анфиса права! Об этом необходимо рассказать! И чем скорее, тем лучше!

Кристина после моих слов страдальчески взвыла:

— О боги! За что эти две эпичные дуры без инстинкта самосохранения свалились на мою голову? — После этой чудо-молитвы девушка, скинув одеяло, встала с кровати и, присев на мою постель, начала меня трясти за плечи. — Нас не было рядом, когда ты подставила свой красивый зад и начала выгораживать Глеба перед королевской свитой. Но сейчас я тебя, дурында, должна отговорить от дебильной мысли рассказывать все Эридану. Если так хочешь его предупредить — пошли анонимку…

Кристина продолжала меня трясти, а я словно в транс проваливалась, понимая: если не рассказать Эридану именно сейчас, вот-вот, сию же минуту, то произойдет что-то страшное… непоправимое.

— Крис, отпусти! — попросила я.

Она послушно сняла с моих плеч руки и уже приготовилась с удовлетворенным видом продолжать меня отчитывать, но я чувствовала, как утекает драгоценное время… Улетучиваются в никуда секунды…

Из кровати я выбиралась очень быстро, путалась ногами в одеяле, не попала с первого раза в тапочку, так и выскочила в одной. Дверь закрывала, не слыша хлопка. А едва оказалась в центральном коридоре, побежала, потом петляла в каких-то переходах. Неведомая сила вела меня и вдруг, резко отпустив, словно угроза миновала, заставила произнести:

— Аркус-крраим-академикус Эридан! — Формула вызова, выученная когда-то из-за Трои, тихим эхом разнеслась по коридорам.

Никогда не думала, что буду вызывать герцога, даже в страшных снах… Но сейчас я просто ощущала — это необходимо сделать.

Шли тягостные мгновения, а злыдни-блондина все не было. Я беспокойно измеряла шагами коридор, перемещаясь от одной стены к другой. Голые плечи уже начинали замерзать, только сейчас поняла, что из комнаты выбежала не только в одном тапке, но и в одной ночнушке.

— Ну же! — бормотала я. — Где же вы, герцог, когда так нужны?

Морально я была готова, что он явится в самом злостном настроении из всех возможных. Захочет растереть меня в порошок, прибить на месте, но чувствовала, что рассказать надо сейчас же! А иначе…

А вот что иначе — я не знала… в голове сразу послушно всплывал сон, сад, ароматы роз, конверты, птичьи трели… Похоже, мозг решил надо мной издеваться. Потому что сейчас я подумала, что могла бы с тем же успехом вызвать Арвенариуса, Глеба, Терцию, в конце концов! Почему я решила звать именно смертоносного Эридана?

Додумать я не успела, потому что начальник СБ все же материализовался передо мной из какой-то разновидности невидимого портала. Вспышки не было, Тарфолд просто вышагнул из пустоты. Но еще больше поразила его реакция, когда он понял, что я смотрю в упор.

— Нет, я знал, что первокурсницы очень наглые и могут позволить себе вызвать преподавателя экстренным заклинанием, но что они еще и воровки и где-то достали артефакт «теневой интуиции» — это требует отдельного разбирательства!

Сказать, что я офигела от такого наезда, — ничего не сказать. Все же к такому повороту событий психика меня не готовила. Он мог орать, сверлить взглядом, шипеть, но назвать воровкой… Это выше моего понимания.

Подумать только, я среди ночи бегу к нему по не терпящему отлагательств делу, сообщить важнейшие подробности, а мне в лоб — «воровка». Но самое грустное, что я тупо на него смотрю и молчу. Язык отнялся, а ноги начали сами собой подкашиваться. Никогда в жизни я не испытывала столько разных и противоречивых чувств одновременно. Гнев, буйство, жажда выцарапать глаза, доказать правоту и в то же время: вселенский страх, невозможность произнести даже сдавленного писка и колотящая дрожь во всех суставах.

Сам же герцог замер в трех шагах от меня, встал в свою классическую надменную позу — ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди и прямой взгляд в мою душу.

— Или я неверно растолковал ситуацию? И ты артефакт не украла, а по чистой случайности где-то нашла валяющимся на дороге и решила принести его мне, чтобы добровольно сдать?! — Сарказм из его уст буквально выливался на меня тоннами воды.

— Да какой вообще артефакт? — наконец опомнилась я и, не утруждая себя на «поздороваться», предприняла попытку дать отпор. — В этой Академии мода пошла на беспочвенные обвинения? Сначала Глеб, теперь я?

— Не дури, девочка! — Эридан подошел ко мне ближе и начал пристально осматривать.

Я в долгу решила не оставаться и также смотрела на него в упор. Кажется, организм вырабатывал иммунитет к герцогским штучкам — признаться, я даже начала получать удовольствие, когда нагло заглядывала в голубое «орлиное око» и оставшийся зеленый глаз.

«Вот же эмоциональные качели?! — прыгала в подсознании моя довольная и сходящая с ума психика. — Если нас и дальше продолжат так психологически прессовать, мы скоро станем как Глебушка!»

Я такую радость внутреннего самосознания не разделяла, тем более что нечто внутри опять начало вскипать от непонятных, тревожных чувств. Резко стало все равно, назвали меня воровкой, убийцей или потаскушкой, потому что перед взором, вместо холодного коридора и стоящего герцога, предстала больничная палата и букет роз у изголовья кровати.

Розы казались странными, смутно знакомыми, а их призрачный запах, который я никак не могла здесь ощущать, сдавливал горло.

— Эй, Савойкина? Что с тобой? — как в отдалении слышался голос злыдни-блондина. — Что с твоими глазами, черт тебя подери?!

— Букет отравлен… отравлен… — как заведенная бормотала я. — В палате…

— Да что ты несешь? — теперь он тряс меня за плечи.

Не знаю, что происходило в коридоре, но перед моими глазами упрямо стоял только букет прекрасных цветов.

В какой-то момент руки герцога крепко схватили меня в охапку, заставив безвольной куклой прижаться к нему.

Яркая вспышка, резанувшая по раскрытым и ничего не видящим глазам, возвестила, что меня телепортировали.

Инстинктивная реакция — начать вырываться из рук герцога — ни к каким результатам не привела, более того, я теперь видела одновременно все тот же букет роз и санчасть нашей Академии, куда меня переправил Эридан. Картинки наслаивались друг на друга, голова раскалывалась, а подсознание продолжало бесноваться и радоваться постигшему меня глюку.

— Врача! — громко потребовал у кого-то Эридан. — Курсантке плохо, возможна реакция отторжения на магический артефакт!

Без понятия, какую чушь он сам сейчас нес, но я уже видела перед собой одну из дверей коридора, за которую срочно необходимо попасть. Дверь была обычная, ничем не примечательная, однотонно-зеленая. Она не выбивалась из общего интерьера стен медпункта, выкрашенных, как я когда-то выразилась, в цвет «детского садика».

Герцог держал крепко, но я с упорством тарана продолжала прорываться к заветной цели. Наверное, в родном мире меня назвали бы бесноватой, но в данный момент это мало заботило. Разум понимал, что силой из рук герцога не вырваться, а раз так, то неведомое шестое чувство, которое меня вело все это время, решило выдать немного свободы воли и разрешило предпринять другую тактику.

Словно тряпичная кукла, я резко обмякла и попыталась рухнуть на пол. Попытка не удалась, но хватку ослабили.