Глазами волка

К столбам приколочены отрубленные головы, уже слишком высохшие, чтобы различить возраст и народы. Это трофеи.

…Интересно, головы неврийцев тоже приколотили к стенам Новой Столицы? Или отнеслись с уважением и сделали чаши?.. Приколотили, скорее всего, причём в волчьем виде. Ведь царь Палак слушает Гиппаса и больше не знает чести. Сейчас головы разлагаются, теряют лицо, и под сгнившими хрящами проступают знакомые, разве что чуть удлиннённые черепа.

В человеческом виде это почти незаметно. Нужно обрить голову, чтобы обнаружить разницу. Наверное, для этого македонцы и южные греки и бреют головы – чтобы ликантропов выявлять.

А вот чуть заострённые уши – не признак. Они встречаются даже у тех, кто не способен к метаморфозе. Такие уши не означают ничего, кроме примеси терионской крови. Бывают же голубоглазые царские скифы – почему бы не быть остроухим людям?

Хотя, конечно, сейчас, когда пошло истребление, остроухие тоже пострадают – на всякий случай. Отращивай волосы и нахлобучивай шапку плотнее, что тут ещё посоветовать…

Три длинные чёрные лодки, вытащенные на берег, почти терялись на фоне столбов. Было заметно, что в здешней речушки, едва покрывавшей камни белыми струями, на такой не поплаваешь. Они предназначались для большой воды.

Это были те самые грозные камары, наводившие ужас на все пять обитаемых морей. Острые нос и корма, мачта для треугольного паруса и чёрная, оскаленная баранья голова над кормовым веслом. Такой кораблик был настолько лёгким, что мог обходиться без стоянок – если запрячь всех жителей деревни, они не напрягаясь проволокут его через ту сотню шагов, что отделяли деревню от моря.

Конечно, здешние обитатели не живут по скифским обычаям. Рыба, бедность и пиратство сильно их изменили. Но Лик всё равно почему-то чувствовал, что ему здесь нравится.

Точно так же ему нравилось в горах, несмотря на полупустой живот. Или в подвале у Маэса.

А ещё раньше нравилось в степной Таврии – пока царь Палак не допустил в своё сердце змей…





Глава 21. Дикие волки в диких горах





67


– Они готовы тебя слушать, – прошептала на ухо мать Агры, – но не собираются слушаться. Они уже поняли, что ты победил. А теперь хотят узнать, что ты достоин этой победы.

Лик кивнул и сделал самое серьёзное и суровое лицо, на которое был способен.

Посёлок уже выбирался наружу, взглянуть на победителя. Лик готовился к встречи со старейшинами – но народ всё прибывал. Почти все жители посёлка собрались на лужайке у реки, – и взрослые, и женщины, и даже много детей. Было удивительно, что такая орава народа поместилась в таком маленьком поселении. Наверное, тут было немало беглецов из захваченной бухты, которых не рискнули прогнать.

Схватка, что случилась на рассвете, решила их судьбу. И они пришли, чтобы эту судьбу узнать.

Жрица выступила вперёд и указала на Лика. Из толпы ей навстречу выбрался ещё крепкий старик с сединой в бороде и правой ногой, замотанной жёлтой корой. Дедушка явно был непрост и надеялся на выздоровление. Жизнь здесь суровая даже для неприхотливых терионов. Слишком ослабевших или лишних до сих пор сталкивают в ущелья или оставляют на дальних скалах, посвящённых подводным богам.

Старика поддерживали двое, и от их вида Лику стало не по себе. Тот, что справа, был долговязый, со шрамом на щеке, прикрытым зыбкой бородкой. Может, из-за шрама, а может, из-за характера его левый глаз постоянно щурился, словно искал вокруг повод для презрения. Его напарник тоже тощий, но небольшого роста, ещё ниже, чем шестнадцатилетний Лик. А багровое, вытянутое лицо было бы обычным – но оно почему-то замерло и словно окаменело в бесстрастном, чуть напряжённом выражении. Оно напоминало маску, и, что особенно жутко, было неясно, что она выражает.

В сопровождении таких помощников и сам старик казался не совсем человеком. Его несли, а он уже внимательно разглядывал Лика, от пальцев ног до зелени глаз. Лику казалось, что его лицо трогают невидимыми пальцами.

Наконец, странная троица остановилась, и старик спросил:

– Так, значит, это ты – победитель?

Старик и так был человек не маленький, а сейчас, на плечах спутников, он и вовсе смотрел на Лика сверху вниз.

Сдержаться было трудно, но юному неврийцу удалось. Он уже понимал, что старик пришёл говорить от лица всех, кто сюда вышел, и что этот разговор решает многое. В таких встречах, как в детских стычках, был свой особый неписаный порядок, и соблюдать его было трудно.

– Моё имя Лик, сын Токсара, родом невриец. Рад встрече с честными таврами. А что я сделал и чего не сделал, пусть расскажут те, кто это видел.

Лик бросил короткий взгляд на жрицу.

– Да, он победил, – ответила женщина, – Бой был честным. Боги дали ему победу.

– Боги дали победу, – произнёс старик, – но власть над нами можем дать только мы. Боги ставят царей, а нас в горах царей нет. Арга, они хорошо с тобой обращались?

– Да, – ответила девушка, но даже шага вперёд не сделала.

– Ей не с чем сравнивать, – заметила жрица.

– А он что, из терионов? – старик снова смотрел на юного неврийца.

– Да. Волк. Гераклейцы называют таких ликантропами.

Старик повернулся к Лику и посмотрел ему прямо в лицо. Его спутники поступили так же. Юный невриец почувствовал себя дурно. Так, наверное, чувствовал себя царь Агар, когда три меча было приставлено к его сердцу. Он и так устал, а тут ещё переговоры.

– У нас бывают ликантропы, – заговорил старик, – Целые деревни бывают. У нас им, правда, не очень верят. Ещё не было такого, чтобы вождём нашего племени стал чужеземец и терион. Слишком близки к зверям, а зверь – человека глупее, иначе бы люди на них не охотились. Скажи, волк, – не мне, а всем, кто сюда пришёл – как ты стал волком? Случилось это по рождению, или с помощью магии, или в результате проклятия?


– Я тот, кто я есть, – ответил Лик, – Как я научился тому, что умею – никому, кроме меня, знать не следует.

– Царский ответ, – отметил старик и его потащили обратно.

Со вступительной частью было покончено. Теперь предстояло обговорить детали.

– Сейчас у нас нет вождя, – продолжила жрица, – Мы можем либо подчиниться ему, либо мстить. Если у кого-то есть желание мстить – пусть говорит. В нашем положении обман – это смерть.

– Я хочу кое-что сказать, – послышалось справа.

Из толпы выбрался стройный парень среднего роста, с пронзительными голубыми глазами. Лет двадцать-двадцать пять – Лику он казался вполне взрослым. Лицо, красивое той немного мраморной красотой, какая бывает на городских статуях и рельефах. Под поношенной, как и у всех тут, одеждой, которая годилась лишь на то, чтобы прикрывать наготу – жилистое, выносливое тело. Было заметно, что не упражнения, а суровая жизнь вылепила эти каменные мускулы и гибкие жилы.

– Ты чего задумал, Кадуит? – спросила жрица.

– Я задумал тоже сразиться, – был ответ, – Вот этот мальчик сразился с вождём – и стал вождём сам. Я подумал – а вдруг у меня тоже получится? Разве не лучше, если новый вождь будет из нашей деревни?

Лик попытался прикинуть – выдержит ли он сегодня ещё один бой? Почему-то невриец чувствовал себя страшно, неимоверно измождённым. Словно победил целую армию в несколько тысяч человек, а потом ещё гнал её за реку и грабил лагерь…

Но драться не пришлось.

Маэс вытащил второй кинжал и вышел вперёд, загородив друга мускулистым телом. Было заметно, что ему было нелегко так долго оставаться на втором плане.

– Я не знаю, кто ты такой, – произнёс старший невриец, – Уверен, при прежнем вожде ты сидел тихо, как мышка дохлая. Ты говоришь, что ты хочешь быть вождём. Но мало ли ли, чего бы ты хотел… Например, я хотел бы провести ночь с прекрасной Еленой Троянской, и ещё престол фракийского царства. А вместо этого разговариваю с горным варваром вроде тебя. Ты пока – никто, и сражаться с победоносным Ликом тебе не положено. Он – ещё и наш вожак, занятой человек. Видишь, ему всего лишь шестнадцать – а он уже и стратег, и политик. Нет у него времени с тобой возиться. Там, в нашем лагере, его, между прочим, галатский посол дожидается, – на этом месте Лик прикусил язык, чтобы не влезть в разговор и ничего не испортить, – Ты хочешь погибнуть от его меча? Эту честь заслужить надо. Одолей сперва меня, его оруженосца и побратима! Давай, в честном бою!

Кадуит остановился. По его лицу пробежала короткая тень страха.

– Стоять! – вдруг рявкнул Лик.

Парень замер. Толпа тоже замерла.

– Я не хочу, чтобы кто-то и с кем-то сражался, – продолжал Лик, – Я не собирался даже сражаться с вашим вождём, которого убил. Есть вещи важнее, чем династическая война в царстве размером с гнездо воробья… Вы хоть понимаете, какими болванами смотритесь? Вас загнали на бесплодные скалы, а вы вместо беспощадного удара по врагу свару устроили. Вы что, от гнилой рыбы и горного гороха уже забыли, где находитесь? Да в вашем положении на счету каждый нож, каждая палка, каждый горшок. И тем более, каждый боец! Я не собираюсь платить вашей кровью за ваши же мечтания о славе. И тем более не собираюсь вами командовать! Не для того я пришёл в Таврийские горы, чтобы владеть вашей деревней и кораблями. Не такого царства я добивался. Я вообще царской власти не добивался! Предложите мне хоть престол персидских царей, хоть всю державу Александра – я уступлю его тому, кто достоин!

– Ты только не уходи! – послышалось из толпы.

Там стояли два близнеца, рыжие и похожие. Лик не успел заметить, кто из них говорил.

– Это кто меня перебивает? – грозно осведомился оборотень.

– Мы просим вас не уходить, – сказал тот, что стоял справа, – Вы что нас, на Кадуита оставите? Дело ваше, но с Кадуитом жить мы не станем. Хотите – мы вместе с вами уходим! Вот так.

– Я не берусь вами править, – ответил Лик таким тоном, будто ему каждый день предлагают по городу, – потому что не знаю, что вам нужно, как вы привыкли жить, с кем дружите и кого ненавидите. Моё дело – чтобы исполнилось воля богов и их установления. Для этого и живу, за то и сражаюсь. Слушайте в оба уха, что я вам пришёл предложить, и запоминайте. Второй раз говорить не буду. Меч мне! – он повернулся к Маэсу.

Тот протянул трофейный акинак. Лик отступил на песок и очертил вокруг себя круг.

– По обычаю, это делают с бычьей шкурой, – продолжил Лик, – Но я не захватил с собой быка, а вашу скотину вы мне не дадите. Значит, будем присягать на невидимой шкуре. Знайте – я принёс клятву не знать мира с царём Палаком, наносить ему урон и уничтожить его вместе с омерзительными советниками при первой возможности. Его враги – мои союзники, его союзники – мои враги. Если кто из вас желает вступить под моё начало, и следовать со мной на пути мщения, добывая трофеи и славу – пусть вступит в круг, как если бы это была шкура, и поклянётся Могучей Луной, что не покинет мой отряд, пока я его не отпущу, будет соблюдать порядок, смело идти в бой и выполнять мои приказы. Мне нужны добровольцы. Никого на аркане сюда не затаскиваю. А прочим предлагаю союз. Я собираюсь вернуть Раковую Бухту вашим кораблям, а варёных раков – в ваш котёл. До этого места у нас один путь. Кто со мной – подходите для клятвы! Кто хочет быть со мной в союзе – решайтесь! Кто решится стать моим врагом – у вас есть последняя возможность опомниться. Всё, я, Лик, невриец родом, сказал.

Какое-то время не происходило ничего. А потом из толпы вдруг вышел мальчик лет четырнадцати. Русые, как у всех здесь, волосы, густые, сросшиеся брови. Он шагал, глядя прямо перед собой, как если бы взгляд в сторону означал для него смерть.

Лик напомнил себе, что он и сам служит с четырнадцати.

И вот первый вступил в круг. Лик поднял акинак. Холодные глаза новобранца смотрели с беспощадным спокойствием.

Лик раскрыл левую пятерню и полоснул лезвием. Резать акинаком было не редкость неудобно. Боль обожгла тело, но кровь потекла медленно, словно нехотя.

Лик опустил кровавую ладонь на тёплый лоб новобранца. Тот заулыбался.

Он, вожак, отдавал им сейчас свою кровь. Чтобы потом, в сражении, они отдали за него свою.

Новобранец отступил и потрогал красный лоб, словно не верил своему счастью.

– Вот и всё! – рявкнул он обратно в толпу. – Меня вы здесь больше не увидите!

– Ты возвращайся, если с добычей, – откликнулся задорный девичий голосок с задних рядов.

Второго бойца буквально вытолкали.

– Давай, второй, давай, – говорил здоровенный детина с рассечённой правой бровью – судя по возрасту, он был старший брат, – Добудь нам славы, если с рыбой не получается.

– Девушки тоже могут вступить, – заметил Лик, – Мы же скифы! У нас женщины сражаются наравне с мужчинами.

Но амазонок в деревне не нашлось.

Третий был жуть какой долговязый. Ещё выше, чем Лик, и с открытым детским лицом. Словно извиняясь, он произнёс:

– Как говорят у нас в Таврии – что может быть лучше, чем грабить?