Гоф-медик

– Очень правильного направления мыслей и большого благонравия молодой человек. Заявлял: «Я не планировал жить вечно», «Смерть в бою – достойная смерть», – а потом охранителю: «Интересы короны важнее моего мнения, мне достаточно приказа».

Вернулся к бумагам и продолжил:

– Леди Лаура категорическим образом потребовала, чтобы юноша сей же час выказал желание, дабы она оное непременно исполнила. Он, прознав о случившейся ссоре, загадал замириться с батюшкой. Когда вновь в обморок упал, леди Лаура изволила покинуть палату, вся в чувствах от его благородства и в расстройстве за окровавившуюся за разговором рану. Кабы не увечье на челе, можно было бы опасаться за направление ейных мыслей. Такой получился романти́к.

– Романти́к – это ничего. Это можно. Романтик девицам такого возраста даже полезен. А что там за сказка про отца?

– Детская, ваша милость. Жестокий отец – злой колдун. Его дочь спасает храбрый принц и берет в жены.

– Дай сюда бумаги! – После внимательного прочтения содержимого был отдан приказ: – Представь-ка мальчугана к звездочке «За храбрость». Думаю, за загаданное желание тоже заслужил. Да чтобы завтра же вручили. Как выпишут из больницы, организуй аудиенцию, но мое инкогнито не раскрывай. Посмотрим, может, парень на что сгодится, если неглуп.





Дед


– Ваше величество! Леди Лаура сама пришла мириться к его королевскому высочеству. Поплакала немного, повинилась, расцеловала отца и пообещала больше никогда не делать глупостей.

– Она так желание мальчугана исполнила?

– Точно так, ваше величество. Думаю, и сама того желала, но детское упрямство не позволяло ей сделать первый шаг.

– Нам бы еще чуток продержаться, до приезда жениха. Потом легче будет. Знакомство, балы, обручение, наряды. Так закрутится, что ни о чем другом даже не вспомнит.

– Ваше величество! По поводу ее высочества… Виноват. Буду говорить прямо. В силу известных обстоятельств она сейчас несколько расстроена, но скоро может вновь вернуться к предмету увлечения.

– Не бей по больному! Или придумал что?

– Юноша, который за нее вступился, – дворянин, заканчивает гимназию и нуждается в службе. Их легко познакомить. Леди Лаура сейчас им интересуется, считая себя виноватой в ранении. Его комплименты ей весьма понравились. Вполне может отвлечься от своего прежнего предмета. Сейчас парень на лицо вовсе не хорош, но целитель обещает привести к норме. Останется шрам, но так юноша даже пикантней смотрится. Рубец придаст облику определенный шарм. Молодой человек образован, воспитан, выдержан. Говорит остроумно, уместно, в меру.

– Ну, не знаю… Коли Лаурка отвлечется, будет хорошо, а вдруг он захочет воспользоваться ее наивностью… Ты понимаешь?

– Ваше величество, юноше надо сразу поставить задачу. Сказать, чего конкретно от него ждут и какая награда будет по окончании. И что при провале будет, тоже надо объяснить. Намекнуть: если правильно себя поведет, его карьера состоится самым положительным образом. Умный парень, волевой. При перевязках боль терпит, стонет лишь при потере сознания. Место свое знает. Благонравен. Предан короне. Отличная учеба. Примерное поведение. Семья небогата, связей нет. Он будет рад любому шансу пробиться.

– Как свести придумал?

– Самое простое дело, ваше величество. Положенные приличия соблюдем. Представим их официально друг другу при якобы случайной встрече. Никто в свете ничего возразить не сможет. Потом его при дворце на службу пристроим. Там им поводы увидеться найдутся, а не найдутся, так организуем. До приезда жениха пусть платонические чувства выказывает, за них девицу упрекнуть никто не сможет. И она отвлечется от предыдущего предмета, и дополнительный надзор будет.

– Да, может получиться. Быстро организовать знакомство сможешь?

– Всенепременно, ваше величество. Сразу по выходе из больницы и начнем.

– Ты пойди Лагозу скажи. Если он как отец одобрит, то делай. Но мальчишку предупреди: коли какие глупости начнет творить, за внучку я ему лично башку снесу.





Фрида


– Целитель сказал, что здесь не иллюзия, а действительно залеченный след от пустулы. Чары круга пятого или шестого, повторить их он не может, и в библиотеке гильдии такого заклинания нет. А Стах сегодня даже на экзамен не пришел. Нам сказали, что заболел. Вдруг он вообще в гимназию больше не вернется?

– Милая, ну сколько еще раз я должна сказать, что была не права? Не сегодня, так завтра твой спаситель появится. Аттестат ему надо же получить. Папа с ним встретится, договорится о лечении и решит вопрос.

– С чего ты вообще на него набросилась?

– Я решила, что ты представляешь нам своего молодого человека. Да, признаю – я без разрешения читала твой дневник и в курсе твоих чувств к некоему С.

– Если хочешь знать, «С» – это Серж, а не Стах.





Ромул


– Ну что тебе сказать… Понравилось. Да, мне понравилось, как ты круто выступил в гимназии. Молодец. Право слово, молодец. Мало кто может взять и вот так лихо, сразу слить свою жизнь вместе с карьерой в загаженный нужник. В кругах, близких к третьесортным кабакам, о тебе уже начали складывать легенды.

– Отец…


– Не перебивай. Все, что мог, ты уже в гимназии сказал. Я утром заехал к вашему директору, взял кондуит полюбопытствовать. Редкий, редкий у тебя талант. Буян, кутила и пьяница, и это в неполных семнадцать лет! Кем же ты будешь в двадцать? Наверное, каторжанином. Мать мешала, а так тебя еще год назад из гимназии выперли бы. Но она моим именем козыряла, вот ты и держался на плаву. На тебя ругаться не буду. Сам виноват, надо было за сыном следить. Наказывать тоже не стану, поздно уже. Но коли ты среди высшего общества вращаться не будешь… А ты не будешь, кто тебя без аттестата в юнкера возьмет? Раз так, значит, столько денег в месяц на содержание тебе и не надобно. Думаю, тебе содержания не нужно вовсе. Поесть можно и дома. Вина ты уже напился всласть. Правда, девки в веселом доме скучать будут. Так ведь недолго, другого такого дурака найдут.

– Я больше никогда…

– Молчи, я не закончил. Мать тоже денег не даст. Я ей содержание урезал и в имение отослал. И последнее… У меня лежит завещание, но тебя там нет, твой младший брат получит все. Пока не подписал, но, если еще раз услышу про твои подвиги, подпишу. Теперь сам решай, как дальше жить будешь.





Ходатай


– Как зашел в палату, сразу понял, дело дрянь, – взволнованно докладывал господину Тогасту мэтр Ториан. – На тумбочке апельсины, серебряная фляга с питьем и дорогие конфеты, а на столике корзина роз. В оранжерее за два золотых хуже продаются. А кто у него был? Никого, один дядюшка двоюродный. Когда на входе в книжку посетителей записывали, подглядел. Тут, думаю, двумя сотнями никак не обойдемся, сразу тысячу золотом посулил. Малой хоть бы глазом моргнул, только сказал, что жизнь ему сломали, и меня выгнал. Тогда я понял – надо выяснить, что у него утянули. Его показания не давали, но барашек в бумажке поблеял, золотишко звякнуло, и судейский копию на столе забыл. Вот список похищенного. Из богатеньких мальчик, понятно, почему так взялись.

– Он очень плохо выглядит?

– Весьма дурно. Места на лице живого не осталось, одни только синяки, опухоли да кровавый шрам через всю физиономию.

– М-да… Дела… Тут сколько ни дай, не возьмет.

– И я про то! Главное, срок подходит. Завтра после полудня суд будет, а мы гимназиста пока не уговорили.

– Если денег не берет, с другой стороны зайти надо. Хорошо, что я сразу стал готовиться к такому повороту и имею решение вопроса.

– Нет, господин Тогаст. Я на такое пойти никак не могу. Если что с его семьей случится, нас с вами первых за жабры возьмут. Скрываться мне резону нет, у меня капитал хороший и клиентура сложилась…

– Мэтр, это только вы о преступном думаете, а я привык деньгами затруднения решать. У меня есть то, от чего молодой человек, вступающий во взрослую жизнь, отказаться никак не сможет, – самостоятельность.





Больница


На этот раз я провалялся в полусне довольно долго. Несколько раз его прерывала сиделка, которая отпаивала меня крепким бульоном. Постоянно в палате не сидела, но заглядывала часто. Зуд и боль от раны не утихали, но головокружение уменьшилось, а тошнота вовсе прошла, даже аппетит появился. Однако лицо свербит, мышцы сводит резкими спазмами, по коже бегают болезненные мурашки. Вы хотели регенерацию? У вас она есть! Получите и распишитесь. А что не будет больно, никто вам не обещал. Еще одна беда – скука. Лежать и ничего не делать – занятие сильно на любителя, а читать я не в состоянии.

Когда в очередной раз заглянула сиделка и сообщила о посетителе, сразу согласился того принять: хоть какое-то развлечение. В палату вошел коренастый, плотно сбитый купец. Лаковые сапоги гармошкой, аккуратно расчесанная борода до пояса, намасленные волосы в скобку и расшитый шелковый пояс шириной в две ладони явно на это указывали. А массивная золотая серьга и перстень с огромным камнем, надетый по самой последней купеческой моде на большой палец, намекали на приличный достаток. Несколько выпадал из образа новый сафьяновый портфель в руках, хотя кто этих торговцев знает, может, они всегда с такими ходят. Купец покосился на корзину с цветами, достал небольшой кошель и предложил:

– Господин Тихий, здесь ровно сто дукатов полновесными золотыми десятками. Они ваши, если уделите четверть часа времени и выслушаете меня наедине.

За такие деньги почему бы не послушать человека? Кошель, мелодично звякнув, тяжело лег на тумбочку.

– Я деловой человек и считаю, что за все надо платить и все долги надо отдавать. Молодые дураки украли у вас перстень с гербом рода, кошелек с деньгами и несколько других вещиц. Вот печатка с вашим гербом на рубине. Не знаю, какой перстень у вас был, но, думаю, этот лучше. Вот часы с цепочкой, вот самописная ручка, вот серьги и заколка с бриллиантами. С каким камнем у вас подарки были? Все новое, только сегодня купленное и, надеюсь, стоит значительно дороже утерянных вещей.

При каждом «вот» из портфеля появлялся соответствующий предмет и выкладывался на тумбочку.

– Это кошель с двадцатью дукатами, тридцатью талерами и полустами грошами. Не думаю, что у вас при себе было больше. С украденным все, давайте теперь поговорим о вашей ране. На окончание реального училища я приготовил сыну подарок, но ему он долго не пригодится.

Мне демонстрируется тяжелый перстень, естественно, из золота, с огромным бриллиантом.

– Это чистейший алмаз, в лучшей огранке. Размером в десять каратов, или, чтобы было понятней, весом в тридцать аптекарских гран. Поверьте, он стоит достаточно дорого и привезен из колоний. Это казначейский билет на тысячу дукатов. Вы же после гимназии захотите учиться дальше? Тысячи с избытком хватит на полный курс любого заведения и на прожитие во время учебы. Вы беспокоитесь о женитьбе? Думаете, что увечное лицо вам повредит? Не буду врать, отчасти это так. Однако чаще родители девиц на внешность не смотрят, им важен доход жениха. А чтобы завоевать благосклонность девушки, достаточно хороших подарков. В конверте двадцать привилегированных акций Южной Торговой колониальной компании. Каждая из них гарантирует годовую ренту в сто серебряных талеров. Считайте их добавкой к приданому будущей жены.

Затем выложенные вещи возвращаются в портфель, а тот ставится у изголовья койки.

– При любом обороте нашего разговора содержимое портфеля ваше, причем акции переоформлены на вас безо всяких условий и обязательств. Решите сами, стоит ли такой подарок прощения моего сына. Я могу уповать лишь на ваше благородство, милосердие и умение прощать.

Вот повезло так повезло! Может, я теперь и не богач, но точно стал состоятельным человеком. Правильно говорят, что золотая рыбка, положенная на сковородку, резко увеличивает количество желаний. Тем паче охранитель все едино велел простить напавших. Скрывая радость, после долгой паузы отвечаю.

– Тут скорее не подарок, а вира, но стоит, – соглашаюсь я. – Вы умеете делать предложения, от которых невозможно отказаться.

Купец подсовывает лист с отказом от обвинения в разбое и просьбой о снисхождении. Читаю, подписываю и остаюсь в одиночестве.

Сразу после купца зашла любопытствующая сиделка. Хорошо, что выдержал характер, не копался в портфеле, а засунул его под кровать. Кивнув на тумбочку, сообщил:

– Тут сто дукатов и копия прощения напавших для суда. Как велено, простил не сразу, – проинформировал я сиделку.

– Доложу его высокоблагородию. Сейчас пришло время ужинать, а потом сразу ложитесь баиньки.

После ужина закрыл глаза, но сон не шел. Света мне не оставили, так и лежал, пока не услышал, как снаружи кто-то подбирается к окну. Затем этот кто-то через стекло попытался рассмотреть, что творится в комнате. Наивный! Захотел увидеть Тень в темноте! Не разглядев ничего подозрительного, злоумышленник стал пытаться поднять задвижку. При первых же признаках опасности я попробовал встать с кровати. Хоть с трудом, но получилось. Меня пошатывало от слабости. Славно, что немного вижу в темноте. Из оружия под рукой нашлась лишь ночная посудина. С сей гордостью местной гончарной промышленности затаился в углу у окна. Как только запор поддался и в окно стал втискиваться человек, я от всей души врезал ему по затылку. Горшок разбился на куски, хорошо еще, что туда напрудить не успел, мужик заорал, а у меня в руке осталась ручка с острым черепком. Им машинально добавил по горлу пришельца. Глина глиной, а зазубренный осколок вскрыл артерию не хуже скальпеля.

Когда народ вбежал в палату, он увидел картину: в луже крови валяется разбитый горшок, из окна торчит хмырь с тесаком в руке и развороченной шеей. Над этим возвышаюсь я, с головы до пят забрызганный кровью. Дежурный врач уважительно посмотрел и выдал: «Ну ты, парень, даешь! Еле стоишь, а как приложил! Есть силенка у ребенка!»

Дальше закрутилось. Меня по-быстрому отмыли и переодели. То, что в это время глазела куча народу, никого не волновало. Кроме меня, конечно. Лужу наскоро затерли. Хмыря, к этому моменту уже совсем мертвого, выдернули из окна и унесли в морг.