Горячее лето пятьдесят третьего

Жену, хоть и не без скандала, Лаврентию Павловичу удалось оставить дома, и утром двадцать четвёртого он уже вылетел в Пекин. Двадцать восьмого вечером, в Москву прибыла правительственная делегация КНР, во главе с Мао Цзэдуном, а уже двадцать девятого был подписан договор между СССР и КНР об образовании Маньчжурской Советской Социалистической Республики.

На следующий день, тридцатого декабря, в юбилейную, тридцатую годовщину образования СССР, она вошла в его состав семнадцатой союзной республикой. Новая граница с Китаем была проведена по десятикилометровой зоне отчуждения КВЖД. Такие стремительные изменения в дальневосточной политике происходили в последние дни правления президента Трумэна, став ему прощальным подарком. Человеком года журнал Тайм в третий раз избрал Иосифа Сталина, таким образом, в этом сомнительном показателе он сравнялся с невероятно популярным в США Франклином Рузвельтом.

Одновременно, в ходе визита китайской делегации высшего уровня, был подписан договор об обширном научно-техническом и военном сотрудничестве, со множеством секретных приложений. Согласно одному из них, Китай получал от СССР всю необходимую помощь в обретении статуса ядерной державы. Именно этот пункт и решил в конечном итоге Маньчжурский вопрос, хотя помимо ядерных технологий китайцы получали довольно многое.

Для проведения тайваньской операции СССР брался предоставить вооружение и технику для полумиллионной армии вторжения, в том числе двести новейших реактивных истребителей МиГ-15 и тридцать тяжёлых бомбардировщиков ТУ-4 (в секретном протоколе все машины с пилотами-добровольцами).

Щедро отдарился за Маньчжурию товарищ Сталин. Самим китайцам нужно было лишь собрать до весны десантный флот способный форсировать пролив прикрытый с воздуха, то есть задача для них вполне посильная.

В новогоднюю ночь, Нового 1953-го года, состоялся банкет на котором была оглашена доктрина Сталина-Мао "Азия — для азиатов", кальку с известной доктрины Монро. В эту же ночь авиация Корейской Народной Армии нанесла массированный бомбовый удар по позициям мятежников и перешла в наступление по всему фронту. В числе самолётов, наносивших бомбовый удар, были и новейшие ТУ-4. В воздухе отчётливо запахло большой войной, на этот раз уже ядерной.





* * *


2 января 1953 года. Ленинград.



Морозным январские вечером, в Басковом переулке, почти в центре Ленинграда, на одной из коммунальных кухонь, собралась простая советская семья. Собственно, эту кухню можно было бы назвать не коммунальной, а семейной. И даже не кухней, посколько непосредственно приготовлением пищи там занимались куда меньше времени, чем другими делами. Скорее, это она была клубом, избой-читальней, или по старорежимному — салоном.

Кроме Путиных в квартире жили ещё военврач — Василий Гаврилович, человек им уже почти родной, но вечно пропадающий на службе, и милая старушка Софья Андреевна, окончившая когда-то Смольный и всю жизнь проработавшая в Центральной городской библиотеке. Именно ее стараниями обычная коммунальная кухня стала центром жизни для всех соседей. Она подбирала книги, которые с удовольствием читала вслух своим близким. Ближе соседей по квартире, у Софьи Андреевны не было никого. Война и блокада забрали у нее всех.

Но сегодня за столом собрались в узком родственном кругу. Василий Гаврилович как обычно задержался на службе, а Софья Андреевна, сказавшись на недомогание, ушла в свою комнату. Может, и правда, занедужила, а может, просто не хотела мешать. Женщиной она была крайне деликатной, а сегодня к Путиным приехал родной брат Марии Иван. Сидели вчетвером. Вернее, сидели трое, а четвертого мать держала на руках.

Владимир вслух читал передовицу в "Правде" о начале войны в Корее, Иван задумчиво слушал, а Мария, повернувшись вполоборота к столу, кормила грудью трёхмесячного сына, её уже нежданное счастье. Первый сын у Путиных умер во младенчестве, второй заболел дифтеритом и буквально сгорел во время блокады. Внешне этого не показывавшая, в душе она всегда сохраняла веру, что родит ещё одного ребёнка. И вера ей помогла, в сорок один год снова родила сына, её кровинушку, которой готова была посвятить всю себя до донышка. Мужа она слушала вполуха, эту заметку они успели обсудить еще днем. Первый испуг прошел, Владимир уверил ее, что ничего страшного не происходит. Мужчины о чем-то тихо заспорили, Мария невольно прислушалась.

— Да брось, Иван. Были бы сомнения, мы бы не начали.

— Так ведь не мы, а корейцы.

— Корейцы — это мы, Ваня. Удобно нам сейчас корейцами быть, неужели сам не понимаешь?

— Понимать-то понимаю… Но все равно, что-то тревожно, Спиридоныч.

— А у меня наоборот, предвкушение чего-то очень хорошего. "Просим гражданских лиц не обращаться в военкоматы. Добровольцы будут привлекаться только из военнослужащих.". А атомные бомбы теперь и у нас есть. Раз в сорок седьмом они не решились, теперь и подавно не осмелятся.

Мужчины постепенно повысили голос, обсуждая начавшуюся в далекой Корее войну.

— Тс-сс, — тут же шикнула она на мужа и брата, — Володенька уснул.

— Извини, Маняш, — почти шёпотом отозвался Иван, — А не попить ли нам чайку? Я ведь вам гостинцев привез.

Мария тихонечко уложила сына в большую бельевую корзину с двумя ручками, которую использовали в качестве люльки за неимением детской кроватки. Мужчины вновь негромко заспорили о войне, а она, нарезая хлеб и раскладывая варенье в розетки, думала, как бы подлечить старушку. Налив ещё одну кружку чая, прихватила пару кусков хлеба и остатки малинового варенья.

— Софья Андреевна, чайку с малиной попейте. Простудились вы наверное.

— Спасибо, Машенька. Попью с удовольствием, но я вполне здорова, не волнуйся. Не могу слушать про войну. Хочу побыть одна, извини, милая.

Мария только понимающе кивнула старушке и вернулась на кухню. Укутала в старый плед кастрюльку с картошкой.

— Володь, Гаврилыч вернется, обязательно заставь его поужинать, а то с устатку так и ляжет спать голодным. А мне уже на смену пора. Если Вова проснётся, дайте попить немного водички и снова укачайте. Сами справьтесь, Софью Андреевну не беспокойте.

— Что с ней?

— Воспоминания накатили.

Это было понятно. Такое периодически случалось со всеми. Война и блокада не ушли в глубины памяти, всё это ещё было слишком свежо, словно вчера. Мальчик, будто почувствовал, что мать ушла, заворочался и потребовал внимания. Иван дал племяннику попить, затем, взяв корзину за ручки и слегка раскачивая её, зашагал вокруг стола, напевая вполголоса. Проводивший жену Владимир-старший присел к столу и негромко подпел.

— … вздымает властно, свой штык мозолистой рукой, и все должны мы неудержимо идти в последний смертный бой!





* * *


7 января 1953 года, Военный аэродром недалеко от Харбина, полевой штаб Второй интернациональной бригады (на базе добровольцев 37-го гвардейского десантного корпуса)




Герой Советского Союза, генерал-майор, Василий Филиппович Маргелов подходил к своему полевому штабу, служившему ему заодно и квартирой, когда заметил пылящий со стороны аэродрома ГАЗ-67Б.

"Чего это вдруг доблестных авиаторов принесло?" успел было подумать Маргелов, когда узнал вылезающего из "козлика" полковника в лётном комбинезоне.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор, военный советник Корейской Народной Армии полковник Иванов! Уделите мне несколько минут?

Маргелов разумеется был в курсе назначения Василия Сталина командующим ВВС ДВО, поэтому удивился не сильно.

— Здравия желаю, Василий Иосифович. Как прикажете. Расположимся в штабе?

— Ведите Василий Филиппович.

Расположились, адъютант сделал чаю.

— Чем могу, Василий Иосифович? Не ради меня же вы здесь инкогнито.

Василий Сталин хохотнул.

— Нет, Василий Филиппович, здесь пролётом, сели на заправку, а во время обеда в столовой можно сказать случайно услышал, что вы бригаду добровольцев-интернационалистов в Харбин привезли. Решил вот познакомиться лично, тем более, что мне это отец рекомендовал.

— Он меня знает?

До сего дня Маргелов никогда не разговаривал с Иосифом Виссарионовичем, да и видел его только издалека во время Парада Победы, где сам он командовал сводным батальоном. Младший Сталин пожал плечами, понимая откуда могло прийти это знание.

— Значит знает. Назвал он именно ваше имя. Сказал, что у ВДВ большое будущее, а у вас отличные перспективы. А теперь нам по всему выходит и воевать предстоит вместе.

Да, секрета из этой войны больше не делали, больше того, даже выставляли её напоказ. На самом деле, сначала в войсках вызывали добровольцев, потом из них отбирали лучших и собирали в интербригады. Бойцам разрешалось писать домой, а о формировании новых бригад с гордостью рапортовали советские газеты. Про его Вторую бригаду написали в самой Правде. Стать добровольцами-интернационалистами вызвались все до единого военнослужащие вверенного ему корпуса, поэтому в интернациональную добровольческую бригаду отобрали действительно лучших из лучших. Свой корпус генерал Маргелов считал самым боеспособным во всей Советской армии, и, пожалуй, не без оснований, а бригада так вообще получилась ураган, такому подразделению любые задачи по плечу.

— Всегда вместе! Куда мы без вас? Без вас мы просто пехота.

Улыбнувшись, вернул комплимент десантник, и ненавязчиво поинтересовался.

— Ну как там…?

— Приземлили империалистов. Восемьдесят два — шестнадцать, по потерям за неделю наступления, и то у нас два старых ТУ-2 в зачёт идут, которые огнём с земли сбили, а истребителей только четырнадцать, вот они летать и перестали совсем. С фашистами этих не сравнить, те серьёзно дрались, сурово, эти же — просто неженки. Сеул наши уже на третий день обошли, сейчас его ствольная обрабатывает, когда я вылетал прошли даже дальше, чем в пятьдесят первом, серьёзного сопротивления совсем не встречают, уже два дня как бомбовых вылетов не запрашивали. Все просьбы о перемирии и прекращении огня отвергнуты, а на Сеул тоннами ссыпают листовки на английском "Кто добровольно сдастся, тот в плен не попадёт, будет депортирован на Родину", так веришь нет, третий день тысячами сдаются.

— Так мы можем и не успеть…

Расстроенно подумал вслух Маргелов, и Василий Сталин его утешать не стал.

— Скорее всего не успеете, они там со дня на день капитулируют, так говорят их пленные — никто не хочет умирать на чужой земле за чужие интересы.

Генералы общались ещё целый час, они обсудили войну Корейскую, вспомнили войну Великую, подумали над войной будущего и остались вполне довольны друг другом. Перед расставанием Василий Сталин протянул тезке конверт, Маргелов вскрыл, текст был очень кратким.

"Война только начинается. На десант большие планы. После прочтения сжечь. И. Ст." Василий Филиппович аккуратно сжег письмо и конверт и вопросительно посмотрел на Сталина младшего, тот лишь пожал плечами.

— Я не знаю, что в было в письме. У меня инструкции — передать и убедиться в сожжении после прочтения. Извини, Василий Филиппович.





* * *


8 января 1953 года, Кремль, Кабинет Сталина



Министр Государственной Безопасности, недавно ставший генерал-полковником, Павел Анатольевич Судоплатов подытожил свой доклад по "Делу Врачей"

— …без натяжек мы им можем вменить только антисоветскую пропаганду.

Товарищ Сталин был очень обижен на евреев. Единственный, кто поддержал Израиль в войне с арабами в сорок седьмом — сорок девятом, он рассчитывал по меньшей мере на взаимность, а взамен получил только пятую колонну внутри СССР. Оставлять это так как есть было нельзя, его не покидало смутное чувство, что именно эта, лично им допущенная ошибка, роковым образом повлияла на всю дальнейшую судьбу Советского государства. "Сам дурак, обижаться глупо. Благодарность — это такое собачье чувство…"

— Не нужно никаких натяжек, товарищ Судоплатов. Осуждение ведь их не перевоспитает?

— Обозлит ещё сильнее, товарищ Сталин.

— Сколько по вашим оценкам может уехать евреев в Израиль, если мы им предоставим такую возможность?

— При правильной пропаганде не много, тысяч сорок — пятьдесят, вряд ли больше.

— Мы их отпустим, товарищ Судоплатов. Постарайтесь, чтобы в этой орде было побольше ваших сотрудников. Скоординируйте свои действия с Игнатьевым и начинайте готовить антисоветчиков к отъезду. Желательно, чтобы они все добровольно уехали. Все и добровольно — никого не удерживать.