Горький водопад

Входная дверь все еще открыта, красно-синие отблески маячка озаряют пространство за его спиной, и в этих отблесках он выглядит то ангелом, то дьяволом. Но потом цветные переливы исчезают, и я понимаю, что теперь подъездная дорожка озарена светом фар. Ярких, высоко расположенных фар.

Я набираю в грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но останавливаюсь, чувствуя, как паника превращает мой позвоночник в лед. Звать на помощь нет смысла.

Это большой старый дом на колесах. Квадратный, выцветший от возраста.

Они вызвали подкрепление.

Третий человек – водитель «автодома» – входит в дом, закрывает дверь и прислоняется к ней.

– Эй, – говорит мужчина, держащий меня под прицелом, как будто я могла о нем забыть. – Смотри на меня. Считаю до десяти. Где Кэрол? Где ребенок?

– Я ничего не знаю ни о каком ребенке, – отвечаю я. И это правда. Я действительно не знаю. – Кэрол скрылась после того, как меня арестовали. Я понятия не имею, куда она сбежала.

– Четыре секунды, – говорит он.

– Я не знаю! – кричу я ему в полной безнадежности. Меня бесит, что после всего пережитого мной, моя жизнь закончится вот так. – Не трогайте мою семью!

Вот и все, что я могу сделать в эти последние несколько секунд, – просить пощадить их. Мне кажется, что моя кожа слишком тесна мне, слишком холодна, что она может лопнуть, словно кокон, и выпустить наружу всю тьму, скопившуюся внутри.

Время вышло. Я готова умереть.

Он не стреляет.

Он смотрит на меня убийственно-темным взглядом, потом поворачивается к человеку с дробовиком.

– Здесь должен быть еще и пацан. Иди найди его… Ты, шваль, живо встань на колени. – Он отводит пистолет и берет дробовик у проходящего мимо напарника, наставляя прямо на меня. – Живо.

Если б он собирался убить меня, то уже сделал бы это. Я рискую задать вопрос:

– Вы из Собрания?

Я словно ударила их всех мощным шокером. Они замирают и переглядываются.

– Это тебе Кэрол сказала? – спрашивает человек, держащий дробовик. Голос у него злой. – Встань на колени, женщина, и молись. Вы все, на колени, быстро!

Я опускаюсь на колени, все еще с поднятыми руками. Сэм ухитряется сместиться ближе ко мне; я чувствую, как в его теле вибрирует напряжение, потребность сделать хоть что-то. Но мы и так делаем что-то. Мы выигрываем время, чтобы Коннор мог сбежать и позвать на помощь.

– Отпустите мою дочь, – прошу я. – Пожалуйста. Она еще ребенок. Она никакого отношения к этому не имеет.

– Она достаточно взрослая, – возражает мужчина, и мне не нравится то, как он на нее смотрит – словно на кусок мяса на рынке. Если мне придется драться, я это сделаю, и одно движение в сторону моей дочери… Все мое тело содрогается от тяжелых, частых ударов моего сердца. Я напряжена, словно пружина, готовая мгновенно развернуться.

– Кэрол собиралась сесть на автобус до Пенсильвании, – быстро сообщаю я, и слова эти так резки, что мне кажется, будто они ранят мне язык.

– Лжесвидетель не останется безнаказанным, и тот, кто говорит ложь, погибнет, – отвечает человек с дробовиком. – «Притчи», глава девятнадцатая. – Он целится в меня, и я делаю резкий вдох. Страх раздирает меня, словно нож, вспарывающий кожу на спине. – Ты лжешь.

Теперь их всего двое. Тот, у кого дробовик, и тот, кто приехал на «доме на колесах» и подпирает теперь входную дверь. Третий ходит по дому и ищет Коннора. Я слышу, как он открывает то одну, то другую дверь.

Мне нужно выиграть время.

– Проверьте мой телефон, – говорю я. – Там есть сообщение.

– Бог взирает на тебя, женщина, – отзывается человек с дробовиком. Я вижу, как он обдумывает мои слова, и замечаю проблеск раздражения в его глазах. – Давай телефон. Быстро.

– Он в другой комнате, – лгу я. – В кабинете. На моем столе.

Если я смогу заставить их разделиться, может быть, мы получим шанс. Или хотя бы задержим их.

Человек, искавший Коннора, возвращается.

– Его там нет. Наверное, удрал через окно.

– Иди и найди его, – приказывает человек с дробовиком. Он среди них, несомненно, главный. Я вижу, как его подручный открывает дверь и выскакивает наружу. «Беги, малыш. Просто беги». – Ты! Ты тянешь время, – снова обращается ко мне главный. Тон у него неподдельно уверенный, и это пугает меня. – Я многое знаю о тебе, Гвен Проктор. Джина Ройял. И твой телефон не в кабинете.

– Он там.

– Ты в этом уверена? Потому что лжецы понесут кару.

Он достает из кармана своей формы телефон и набирает номер. Я отчетливо слышу негромкое жужжание из сумки, стоящей на кофейном столике. Я ничего не говорю. Не могу.

Он обрывает вызов, и мой телефон перестает жужжать. Мужчина поднимает дробовик к плечу, и я чувствую, как он целится. Это ощущается, как прожектор, направленный мне в лицо.

Входная дверь распахивается – это возвращается его сотоварищ. Сильный, жилистый и безжалостный.

Он поймал моего сына. Он прижимает нож к горлу Коннора. И я чувствую, как мои зыбкие планы рассыпаются в пыль, и остается только страх, судорожный и холодный.


– Отнеси его в машину, – приказывает главарь, не отводя от меня глаз. Я вскрикиваю и подаюсь вперед, протягивая руки. – Нам нужна Кэрол. Если хочешь получить своего мальчишку обратно, найди ее. Ты, она и дитя. У тебя на это два дня. – Он бросает на ковер рядом со мной маленький дешевый телефон, но я не могу оторвать взгляда от Коннора, которого тащат прочь. Бледность и страх на его лице, умоляющий взгляд… Я снова задушенно кричу, но прежде, чем успеваю вскочить и броситься в драку, главарь закрывает дверь, и я больше не вижу Коннора. – В этот телефон вбит номер. Позвони, когда найдешь ее. И лучше поспеши.

– Она убежала! – кричу я ему, испытывая безнадежность, ярость и ненависть к себе. – Кэрол сбежала, и я не знаю, где ее искать!

– Если ты этого не сделаешь, твой сын присоединится к святым, – говорит он мне. – Это честь для тебя. «Посвящай Господу всех первенцев, и каждый первенец мужеского полу из твоего скота принадлежит Господу» [11].

– Аминь, – с торжественной мрачностью отвечает второй мужчина.

Я намерена убить их всех.

Слышу, как снаружи доносится звук – протяжный вой, вспарывающий ночную тишину, – и мгновение спустя понимаю, что это. Мой сын нажал «тревожную кнопку» на своем брелоке.

– Мэл! – рявкает главарь. – Заткни этот шум!

Человек, стоявший у двери, открывает ее и выходит наружу. На долю секунды в дом врывается вой сирены, и главарь поворачивает голову, чтобы взглянуть в ту сторону.

Ланни выхватывает из кармана собственный брелок, и я вижу это. Сэм тоже видит. У нас есть одна попытка. Всего одна. И мы должны действовать сообща.

Ланни нажимает кнопку на брелоке; звук громок, словно взрыв шумовой гранаты, он точно лупит по голове молотком, но я приготовилась к этому. А вот фальшивый коп – нет.

Мы с Сэмом атакуем одновременно, в то время как Ланни перекатывается, прячась за диваном. Я кричу, но сама себя не слышу, звук сирены алыми вспышками пульсирует у меня в голове. Я двигаюсь быстро, но не знаю, достаточно ли я быстра. Мы с Сэмом обрушиваемся на него всем своим весом, помноженным на инерцию. Дробовик стреляет, но заряд лишь пробивает в потолке неровную дыру.

Главарь бьет прикладом Сэма по голове, и тот шатается. Он полностью открыт и вот-вот упадет; я изо всех сил пинаю врага и попадаю; выстрел, направленный в Сэма, летит в стену.

Сэм ударяется о кофейный столик и заваливается набок, словно пьяный. Он оглушен, но пытается встать и продолжить бой.

Я вижу свой пистолет, лежащий у стены, и тянусь за ним. Схватив его, перекатываюсь и прицеливаюсь в главаря – как раз в тот момент, когда он наставляет на меня ствол дробовика. Мы оба замираем. Визг сирены на брелоке Ланни так громок, что этот тип все равно не расслышит моих слов.

Но мы оба знаем, что, если даже я пристрелю его, он тоже успеет выстрелить и заряд дробовика разорвет мне грудную клетку.

Я сижу на ковре, спиной к двери. Я не ощущаю движения позади себя до последнего мгновения – а потом становится слишком поздно.

Что-то бьет меня по затылку с такой силой, что мир исчезает в белой вспышке, и я чувствую, как падаю, роняя пистолет. Все вокруг превращается в громкую мешанину…

Когда обретаю способность видеть, я лежу на полу, в голове пульсирует раскаленная докрасна боль, и я пытаюсь понять, что происходит. Пистолет лежит рядом, и я тянусь за ним, но чей-то ботинок отбрасывает его прочь.

Он удаляется – человек с дробовиком. Он уходит. Я ползу к пистолету, но все становится серым. Я лежу на ковре. Пистолета нет там, где он был.

Я вижу, как Сэм, бледный от ярости, испачканный кровью, бросается к двери. Мой пистолет у него. Он идет, чтобы отнять у них Коннора.

Ланни рядом со мной. Я вижу ее испуганное лицо, но ничего не слышу за воем сирены. Я не могу повернуть голову, собственное тело кажется мне тяжелым и холодным. Вой сирены становится глухим, размазанным, а потом… потом, несмотря на отчаянное биение сердца, несмотря на крайнюю необходимость встать и пойти за сыном, я погружаюсь в непроглядную черноту.





17. Гвен




Я прихожу в себя в алом тумане боли и первым делом пытаюсь ощупать то место на голове, где гнездится эта дергающая боль. Кто-то перехватывает мою руку. Я открываю глаза, но вижу лишь мешанину теней и контуров. Постепенно из них начинает складываться лицо человека, склонившегося надо мной. Это не Ланни.

Это Ви Крокетт. Она прижимает к моей голове холодную тряпочку, и когда я пытаюсь подняться, качает головой и заставляет меня лечь обратно.

– Нет, – говорит она. – Вам нужно отдохнуть, мисс Проктор.

– Коннор, – шепчу я и на этот раз сажусь, вопреки ее стараниям помешать мне. Мир вокруг меня кружится и смазывается, я давлюсь от невероятной головной боли. Так я сижу, дрожа, пока боль немного не утихает. – Где Коннор?

– Я привела помощь, – сообщает мне Ви. – Я услышала сирены, но сначала решила, что это копы. Здесь была их машина. Однако потом я увидела, как эти уроды волокут Коннора в свой «автодом», и поняла, что тут что-то не так.

– Где мой сын?

Ви откидывается назад и поднимает взгляд, и я понимаю, что Ланни держит руку на ее плече. Вид у моей дочери бледный, но решительный; наклонившись, она берет меня за руку и говорит:

– Мама, тебе нужно успокоиться. Ладно?

– Ты в порядке? – выпаливаю я в слепой панике, потому что если б ее ранили… но, судя по виду, она цела. По крайней мере, мне так кажется.

– Я не пострадала, – отвечает Ланни. – Мама… прости.

Ее нежелание говорить мне, что случилось, вызывает у меня новый приступ дрожи, на глазах вскипают слезы, жгучие, словно кислота.

– Они забрали Коннора, – говорит она. Я реагирую мгновенно, иррационально, пытаюсь действовать, встать, найти его. – Мама, мама! С ним все будет в порядке. Они не собираются причинять ему вред, просто… будут держать его у себя, пока ты не найдешь эту Кэрол, верно? И мы это сделаем. Мы ее найдем.