Горький водопад

– Ты просто сбежала от своих опекунов?

– Ну да, уже давно. Потом как-то оказалась на автобусной остановке неподалеку отсюда и решила – а, черт, почему бы тебя не найти? И вот я тут.

Ви рассказывает не то, что было на самом деле. Я знаю, что она лжет мне, но не знаю почему.

– Послушай, ты можешь тут переночевать, но тебе нужно исчезнуть до того, как моя мама проснется утром, ладно? Я принесу тебе еды и…

– Ланта. – Она кладет руки мне на плечи и подается ближе. Я застываю. У нее невероятно красивые глаза, и мое сердце бьется так быстро, что мне больно. – Атланта Проктор, тебе не надо делать ничего, что ты не хочешь делать. Ты же знаешь, да? Я исчезну, если ты хочешь, чтобы я исчезла. Ничего особенного.

Я чувствую тепло. Невесомость. Что-то странное. Я хочу кинуться к матери. Я хочу поцеловать эту девушку. Я не знаю, что сейчас творится со мной.

Я не отвечаю. Просто ложусь и укрываюсь одеялом. Ви несколько секунд смотрит на меня, потом забирается под одеяло и тяжелое покрывало рядом со мной, и простое животное тепло ее тела заставляет меня забыть о том, как дышать.

Она придвигается ближе, и я чувствую, как она почти касается меня. Я дрожу в ожидании. И ощущаю ее теплое дыхание на моем затылке, когда она шепчет:

– Доброй ночи, Ланта.

Я делаю судорожный вдох, протягиваю руку и выключаю свет.

Мне кажется, что я не смогу уснуть, когда она рядом со мной. Мои мысли бешено скачут. И мой пульс тоже. Я чувствую холод и жар, восторг и ужас, и я знаю, что все это неправильно, но мне плевать. Мне плевать. Тогда, в Вулфхантере, я даже практически не оставалась с Ви наедине – было слишком много проблем, чтобы беспокоиться о чем-то еще. Но после этого я часто думала о ней. Мне кажется нереальным, что она… просто взяла и появилась. Как будто это сон и, когда я проснусь, она исчезнет.

Когда Ви обнимает меня за талию и прижимает к себе, я издаю стон, потому что это жутко приятно. Это ощущается как лучший поцелуй в мире, хотя мы даже не целуемся.

Ее выдох шевелит волосы у меня на затылке, а потом Ви просто… засыпает. Я знаю, что она спит, – я чувствую, как расслабляется ее тело, слышу, как меняется ритм ее дыхания.

«Она пьяна или под наркотиками, или что-то в этом роде, – говорю я себе. – Тебе не следовало впускать ее сюда. Ты не должна сейчас лежать с ней в постели. Встань».

Но я не встаю.

И тоже засыпаю, несмотря на весь страх, неуверенность и неутоленное желание.

Потому что, каким бы неправильным это ни было, Ви Крокетт вызывает у меня чувство… безопасности. И я знаю, что это совершенно неправильно. Ви – человек небезопасный. Но, возможно, это просто ощущение того, что я снова кому-то нужна в таком смысле…

Ви сказала, что пришла сюда ради меня.

Может быть, она не лжет.





* * *


Просыпаюсь от того, что Ви шевелится. Она убирает руки с моей талии и зевает. Я моргаю от тусклого света, сочащегося в окно. Еще не рассвело – но уже начинает светать. Мама скоро встанет, если уже не встала… Черт побери, мне нужно выставить Ви отсюда. Немедленно.

Я выскальзываю из кровати, прижимаю палец к губам и влезаю в домашние тапки. Ви улыбается мне – теплой и ленивой улыбкой, потом зарывается в подушки, словно намереваясь остаться. Я открываю дверь и прислушиваюсь. В доме пока что ни звука. Я бегу по коридору к гостиной и едва начинаю вводить код от своего окна, как слышу бодрый сигнал будильника Сэма. «Черт, черт, черт!» Я едва не промахиваюсь в спешке по клавишам, но набираю код правильно, потом мчусь обратно в свою комнату, закрываю и запираю дверь. Слышу, как мама и Сэм просыпаются у себя в комнате.

– Тебе нужно уходить, – шепчу я Ви. – Сейчас. Немедленно.

Рывком заставляю ее сесть. Она моргает, глядя на меня, снова зевает, сует босые ступни в ботинки, которая оставила на полу. Ее высохшие волосы всклокочены самым невероятным образом, но ей, похоже, плевать на это. Она сует свою грязную одежду в дорожную сумку. Я открываю окно. Ви выкидывает сумку наружу, садится на подоконник и смотрит на меня, болтая ногами, словно ребенок.

– Можно, я вернусь вечером? – спрашивает она. Я качаю головой. – Ой, да ладно! Это было забавно, верно? И я была милой. Я не воспользовалась случаем.

– Ви, если моя мама увидит тебя здесь, она жутко разозлится. Ты ведь должна жить в приемной семье. Ты не можешь просто… сбежать.

– Нет, могу. Если меня снова отправят туда, я опять сбегу. – Ее улыбка угасает. Я вижу в ее глазах холодную отстраненность, такую же, как видела тогда, в Вулфхантерской тюрьме. Ви – сложный человек. Я знаю, что ей пришлось как-то пережить смерть своей мамы, и она сделала это не самым лучшим образом, при помощи выпивки и наркотиков. Моя мать наверняка убьет меня, если я не скажу ей о том, что Ви была здесь.

Но я все еще не уверена, что скажу об этом.

– Возвращайся вечером, – говорю я Ви. – Может быть, я смогу постирать твои шмотки.

Понятия не имею, почему я это предлагаю, но я уже сказала это вслух, и теперь поздно брать свои слова обратно. А от улыбки Ви у меня все внутри тает.

Она целует меня. Это быстрый жаркий поцелуй, а потом она кувыркается за окно и вскакивает на ноги, словно акробатка. Едва коснувшись земли, пускается бежать. Я быстро закрываю окно и пытаюсь перевести дыхание. Мне кажется, что у меня жар.

Кто-то стучит в мою дверь. Я вздрагиваю, бросаюсь к двери и отпираю ее.

– Чего? – Я говорю сердито, но на самом деле я испугана. – Я уже встала!

Это мама, и вид у нее недовольный.

– Ты опять раскидала полотенца по полу в ванной, – говорит она. – Мне казалось, ты уже прошла этот период, Ланни. Иди и прибери за собой. Живо.


Я боялась, что она заметит Ви, убегающую от нашего дома, что каким-то образом узнает о случившемся, словно на лбу у меня горит неоновая вывеска. Но дело вовсе не в этом.

Я бегу в ванную комнату. Там царит хаос. Ви оставила бутылочки с шампунем в полном беспорядке, мокрые полотенца валяются на полу. Я собираю их и отношу в стирку, потом возвращаюсь и вытираю пролитый шампунь. К тому времени, как уборка заканчивается, ванная снова выглядит нормально, а я успокаиваюсь. Слегка.

– Извини, – говорю я маме, входя в кухню. – Наверное, когда мылась, я уже спала на ходу.

– Правда?

– Кажется, я вчера жутко устала.

Она не покупается на это – абсолютно.

«Я сказала Ви, чтобы она снова приходила».

О боже…

Из этого не выйдет ничего хорошего. Совсем ничего.





6. Гвен




Утром я официально документирую принятое решение: используя формат, одобренный властями штата Теннесси, пишу заявление о том, что забираю своих детей с обучения в Нортонском независимом школьном округе и записываю их в Теннессийскую виртуальную академию. И Ланни, и Коннор, похоже, испытывают облегчение – как и я. Я отсылаю уведомление о том, что заберу содержимое их школьных шкафчиков позже – и на этом всё. Я думаю о том, чтобы позвонить риелтору, однако понимаю, что нужно это обдумать и обсудить с детьми. Решить все семейно. Мне хочется уехать из Стиллхауз-Лейк, но в последние несколько лет дети злились на то, что я убегаю от проблем. Я делала это, чтобы обеспечить им безопасность, однако я понимаю их обиду. Если мы на этот раз будем переезжать, мы должны решить это вместе.

Тем временем, хотя я и рада, что дети теперь в большей безопасности, однако это усложняет мою работу. Я намеревалась сегодня съездить в Ноксвилл и расспросить мать пропавшего парня, которого меня наняли найти. Хотя Ланни настаивает (конечно), что они с Коннором могут побыть одни, пока Сэм на работе, я на это не согласна. Так что сначала я позволяю им залогиниться в их новой виртуальной школе и получить задания, а потом велю сесть в машину.

Поедем вместе.

Они не в восторге, и это досадно, но понятно: оба они уже в том возрасте, когда все, чего я от них хочу, – это тяжкая обуза. Но я знаю, что на самом деле они вполне нормально к этому относятся, только притворяются, будто это не так. Ланни подавлена после своего странного утреннего поведения. Но когда мы садимся в мой внедорожник и выезжаем на шоссе – с пакетом пончиков, конечно же, – она слегка приободряется и загружает в аудиосистему свой любимый дорожный плейлист. Я позволяю, потому что это делает жизнь проще, а у моей дочери действительно неплохой вкус в том, что касается музыки.

Коннор спрашивает меня о деле, над которым я сейчас работаю.

– Это касается пропавшего студента колледжа, – говорю я ему. – Его зовут Реми.

– Его? – переспрашивает мой сын. – Я думал, пропадают только женщины.

Эта реплика тревожит меня, однако я понимаю, почему он так считает. Средства массовой информации широко освещают исключительно – почти исключительно – случаи пропажи детей, девушек-подростков и взрослых женщин. Предпочтительно белых и красивых. Редко увидишь, чтобы крупные СМИ говорили об исчезновении цветной девушки в качестве заглавных новостей. И почти никогда не говорится об исчезновении молодых людей любой расы, хотя они тоже могут пропасть – и пропадают.

Коннору все еще любопытно.

– С ним что-нибудь случилось?

– Может быть. Однажды ночью он пошел гулять со своими друзьями и исчез.

– Может быть, он просто хотел скрыться, чтобы его не нашли?

– Студенты колледжа не сбегают, – говорит Ланни. – Они уже уехали из дома. Законно.

– Иногда они сбегают от других вещей, – возражаю я ей. – От жизни. От ответственности. От проблем в отношениях. А еще возможно, что он связался с дурной компанией, подсел на наркотики или сошел с ума. Мог произойти даже несчастный случай, хотя в таких обстоятельствах это маловероятно. Сейчас трудно что-то сказать. Вот почему я хочу поговорить с его мамой – чтобы получить более четкую картину того, каким он был и что с ним могло случиться.

– Можно пойти с тобой? – спрашивает Ланни. Моя дочь терпеть не может, когда ее оставляют за бортом, и я должна признать, что она показала себя способной справиться с серьезными вопросами. Но ее утреннее поведение тревожит меня. Я не знаю, что сейчас творится у нее в голове.

– Извини, но нет, я не могу вас взять, – отвечаю. – Я на работе, и вряд ли клиентка проникнется ко мне доверием, если я приведу вас с собой. Так что… я решила, что могу отвезти вас обоих в тот зиплайновый парк, который вам так понравился…

– «Навитат»? – Коннор опережает Ланни на пару секунд. – Клёво.

– Да, в «Навитат», и оставить вас там на час-другой. Потом я вас заберу. Ланни…

– Я отвечаю за себя и за него, – говорит она. – Можно подумать, я не в курсе.

Но она, похоже, довольна. Как и Коннор, если уж на то пошло. Мои дети в последнее время стали ближе, так же как до этого отдалялись друг от друга. И оба регулярно давят на меня, пытаясь получить немного больше самостоятельности. «Навитат» – безопасное место с хорошей охраной, и уж настолько-то я могу им доверять.

Но не хочу.

«Это всего на пару часов», – говорю я себе, пытаясь не думать обо всех тех людях, которые рады были бы напугать, ранить или даже убить моих детей. Помимо обычных охотников за детьми, есть и более личные враги, которые ухватятся за любой шанс «отомстить» – их слова, не мои – за жертв Мэлвина Ройяла посредством убийства его родных. У некоторых из них хотя бы есть какой-то повод для таких чувств – эти люди потеряли тех, кого любили. Большинство же просто ищет предлог для оправдания своей неизменной и неудержимой ненависти.

Но мои дети уже в таком возрасте, когда малая толика свободы может помочь им почувствовать себя более уверенными в собственных силах. Это часть взросления.

Как бы ненавистно мне это ни было.