Город вторых душ

Зашли в гастроном, купили сосиски в тесте и деликатесные консервы для собаки. В очереди к кассе стояли парень и девушка с лицами молодых идиотов – Север гнал от себя эти мысли, но они все равно возникали: на ней было фиолетовое платье на лямках с цветами, которые на подоле переходили в совсем уж непотребный хохломской мейд-бай-чайна узор, на нем – красная майка с надписью VANS, о которой создатели бренда Vans с их неповторимым духом Южной Калифорнии, скорее всего, даже не подозревали. Скейтбординг и парень – это дитя Абхазии – находились на разных друг от друга континентах. Она выглядела как жертва абьюза со сведенными к переносице глазами и жирными волосиками, собранными в хвост, он – как абьюзер, который подобрал ее, пьяную, в подворотне, и каждый вечер пристраивался между ее ног в ее же квартире. Черт, Севера тошнило от таких мыслей. Возле кассы она попросила ментоловый Kiss и расплакалась у парня на плече. Было мерзко. Ее слезы на его плече были мерзкими. Этим двоим нужно запретить рожать детей – таких же безмозглых, тупых и косоглазых. «Откуда в тебе это?» – испугался толерантный Север, который считал себя таковым.

Те двое вышли, присели на лавочку напротив высоких окон магазина и открыли пиво. Десять утра. Если бы их обоих не было на свете, ничего бы не изменилось. Ничего бы не изменилось.

– Идем, – позвала Вика. – Север! Идем!

Да, нужно было идти. Вот она, Черниговская – почерневшая, прибрежная, пренебрежная. По левую руку – особняки и доходные дома, по правую – река. Перешли дорогу, отыскали тенистый уголок под липами и спустили Каллиопу с поводка. Вика полезла за телефоном, долго искала его в холщовой сумке. Все это время Север думал: как похоже. Похоже на то, о чем он мечтал – липы, кофе, сосиски в тесте, собака. Семья…

– Умвельт, – сказал он, наблюдая за тем, как их собака трусцой огибает незнакомые деревья и кусты. – Так это называется. Мы видим одно и то же, но ее улица по сравнению с нашей – целый другой мир. Собака знает только собачьи вещи.[6]

– Это вроде бы трюизм, – сказала Вика. – В смысле даже ребенку понятно. Зачем придумывать термин для того, что и так все знают?

– Трюизм, – опешил Север. – Трю… Слушай, нам постоянно кажется, что все понятно и уже было. Все уже написано и сделано кем-то до нас, нет никакого смысла пытаться… Магия-шмагия. Да эти волшебники уже в печенках сидят! А потом книга про мальчика со шрамом на лбу завоевывает мир. Или вампиры. Кому вообще интересны… Да ладно, что там вампиры – мы где-то уже слышали про ВИЧ, геев и домашнее насилие. Трюизм, – произнес он растерянно. – Зачем повторять то, что уже сказано, верно? Зачем фотографировать грязь, которую мы каждый день видим, зачем смотреть спектакль про одержимого религиозного фанатика – разве мало их вокруг? Зачем опять про суицид, про школу, про избиение младенцев… Два года без вести пропадают дети, а пишет об этом какой-то Мяль в «Телеграм»-канале на сто подписчиков. Повторять – стыдно! Как дурак в эту толпу – все побежали, и я побежал. Толпа… Слово-то какое. Толпа тупа. Народ. Масса. Да хоть обкричись – никто не услышит, так?

– Не так. Релакс, ты перегибаешь, – спасовала Вика и тоже стала следить за передвижениями Каллиопы. – Знаешь, что мне это напоминает? Твоего Северьяна. Его «умвельт» невозможно постичь нашим мозгом. Я постоянно думаю про полупуть – он же и в нашей квартире, и везде, и повсюду… Вот бы научиться туда заходить. Никаких маршруток и метро. Никаких границ… Захотел в Париж, нагуглил фоточки – вот тебе и билет. Пять минут, и ты турист… Экономия – бешеная.

– А еще он видит мертвых, – ляпнул Север и тут же пожалел – лиричное настроение жены как ветром сдуло, она уставилась в телефон и будто опустила между ними невидимые жалюзи.

– Давай подумаем, – сумрачно повторила Вика. – Допустим, куделька – это действительно человек.

Она открыла «Вконтакте» и набрала слово в строке поиска людей. Фамилия! Самое элементарное предположение, которое не пришло в голову никому из них.

Куделек оказалось не так много – ровно на два свайпа вниз, а когда Вика отсортировала их по месту жительства, осталось и того меньше – совсем никого.

– Да ладно, – огорчилась она и открыла «Инстаграм».

Функции поиска по городу здесь не было, но улов и так вышел небогат: несколько младших школьниц, милые девушки, отель в Свердловской области и магазин самодельных игрушек – Вика зашла туда из любопытства и длинно выдохнула:

– Двадцать косарей за штуку, совсем охренели!

Север без любопытства глянул на экран – действительно ничего особенного, просто жутковатые зайчики и совы с человечьими лицами. Тела с круглыми животиками тоже напоминали людские, но при этом были обшиты мехом и имели звериные конечности – в сочетании с фарфоровыми головами, позаимствованными у других, более старых кукол, выглядели они плачевно. Не из-за отсутствия у рукодельницы мастерства – совсем напротив: жалко их было, обнять бы да приласкать. Но двадцать тысяч за игрушку размером с ладонь?

– Не тем мы в жизни заняты, – пошутил Север, а Вика уже шерстила «Фейсбук», и именно там обнаружилось нечто, отдаленно похожее на искомое.

– Центр детского творчества. Нижний Новгород. Это оно, – прошептала Вика, лихорадочно нажимая пальцем на ссылку, но палец был влажен, и ссылка не поддавалась.

– Давай я.

– Давай, – согласилась Вика, и он забрал телефон.

– «Куделька», студия рукоделия для детей и родителей. Молодежный проспект… Это Автозаводский район.

– Надо ехать, – решительно сказала Вика. – Где Каллиопа?

Север посмотрел по сторонам. Свистнул собаку, но собаки нигде не было.



Нянька Руся жила от нас через стену и была никакая не нянька, но она сидела дома, не работала, поэтому детей из нашей коммуналки оставляли с ней, только Алисе повезло: она уже пошла в детский сад и не знала, что такое оставаться дома с нянькой Русей.

Нянька Руся огромная, как гора, и каждая рука такая же огромная, как гора. И есть у няньки Руси любовь – она смотрит сериалы. Когда нянька Руся смотрит сериал, пьет из бутылки. Мы с Игорьком всегда в одной и той же комнате, ему еще нет года, он постоянно плачет – мешает няньке Русе смотреть сериал.

Тогда она приходит и достает его из кроватки за ручки, а потом бросает обратно и дает ему пощечины. Игорек орет еще громче, нянька Руся набивает кроватку подушками, чтобы не слышать, что под ними Игорек, и накрывает их сверху одеялом, а сама садится смотреть телевизор.

Мне уже полтора года, и я прячусь от няньки Руси за шторой. Я тоже плачу, но не как Игорек, а тихо, чтобы она не услышала. У меня болит живот, я не могу больше терпеть и не могу бежать к горшку, он стоит возле правой ноги няньки Руси. А нянька Руся сидит в страшном кресле, пульт в руке баюкает. Вот-вот учует запах говна. Запах ползет, кресло скрипит, нянька Руся визжит громче телевизора: «Свиняра!» За ноги меня – и в ванну. Трясет, трясет, так что я выпадаю из колготок, а потом ими же по спине, говно во все стороны, а она выходит, закрывает дверь и выключает свет. Идет, ложится спать. Игорек мешает няньке Русе спать, плачет. Нянька в рот ему пробку и об тумбочку головой. И в кроватку. И сама в кроватку. Тишина.

А мамочка говорит: ну, спросят, мол, чего мой опять в синяках – упал. А зуб чего шатается? – Упал. Денег Марусе платили мало, а вас куда девать? Я на заводе полы мыла, по вечерам подъезды убирала, двор мела. Догадывалась, но особо не лезла. Ты как подрос и на человека стал похож, вроде даже привязался к ней. Ходил клянчил: «Нанка Рука, дай питенье!» Головлевы, когда Игорек помер, куда-то в область потом переехали, а ты остался с нянькой Русей.

«Нанка Рука, нанка Рука! Дай питенье!» «На! – и била меня в лоб так, чтобы я ударился затылком о стену. – На, жри!» – Печенье летело на пол и разбивалось. «Нанка Рука» поднимала его с пылью и длинными седыми волосами и запихивала в мой орущий рот. Это же она меня, сердечная, к Небесному Морячку отвела.





# 6




– Доверили нам… Маленькую… Слабую… а мы… – всхлипывала Вика. Север сидел рядом и растерянно гладил ее по спине.

Они уже обошли и набережную, и задворки. Бегали по улице, звали чертову собаку, но та как в воздухе растворилась. Он подумал бы, что и не было никакой собаки, если б не сжимал в руке поводок.

– Ей же, наверное, страшно. Она там где-то… Одна… Без на-а-ас!


– Вик, – сказал Север, немного стесняясь того, что не испытывает настолько сильных чувств, хотя именно он и принес Каллиопу, это случайное в их жизни создание, в дом. – Да найдется она. Северьян найдет. Через полупуть.

Вика перестала убиваться и посмотрела на него совсем иначе – осознанно и очень серьезно.

– Северьян, точно. Северьян и его умвельт. Повезло нам с ним, правда?

Всё всегда заканчивалось одинаково. Взглядом, полным осуждения. Осуждающим тоном. Судом.

– Нет, не повезло, – ответил Север кротко. – Но он у нас есть.

– Так почему же не повезло-то? Северьян может найти собаку. Северьян зарабатывает деньги. И в постели Северьян очень даже хорош!

Она вскочила на ноги и звучно хлопнула себя ладонью по лбу.

– Слу-ушай… а что, если мы зря его прогоняем? Я тут вдруг поняла. Ведь это не он, а ты – третий лишний!

И Север не выдержал – встал, отвернулся, отшатнулся. Смотреть на жену было невыносимо. Жалел он только об одном – что не может потеряться, как эта несчастная собачонка: однажды вдруг исчезнуть, пока хозяева отвернулись. Или может?..

– Ну и куда ты? – крикнула Вика с нарочитым пренебрежением. Поняла, что перегнула палку, но извинения в их возрасте уже не срабатывали: жестокие, как дети, они умудрялись одновременно быть по-стариковски непререкаемы.

– В «Кудельку».

На смену боли обиды пришло желание доказать: нищеброд и неудачник – это не он. Он – не это. И он может быть успешен, просто пока что ему не везло. Выставка в «Яде». Хоть какие-то деньги. Нужно поговорить с Магой – вчера он пытался обсудить свои условия с Северьяном, но Северьян, прости Господи… Маге не понравилась тематика, так пусть выскажет свои пожелания. Придется поработать под – Север проглотил это слово, и оно оцарапало ему горло – заказ, хотя что Мага вообще понимает? Кто такой этот Мага? Выскочка, самозванец, пустое место. Но придется, придется, иного выбора нет.

Север достал телефон и набрал номер, потому что знал – иначе перегорит и отступит, так бывало всегда.

– Угу, – сонно ответил Мага. Все эти ночные жители бесили Севера одним только фактом своего существования, потому что к их касте принадлежал Северьян.

– Привет, М… Макс.

Зачем назвал по имени? Откуда бы Север вообще его узнал, ведь Мага беседовал по душам не с ним, а со второй душой? Он же не знает, что Север и Северьян – один человек… Ах да, но он и не знает, что их двое… Все эти мысли пронеслись в голове и наградили Севера испариной быстрее, чем его собеседник поправил:

– Мага. Угу.

Да и черт с тобой, только бы не скотчем к батарее.

– Доброе… – замялся Север. – Утро. Извини, я хотел спросить о…

– Нашел кудельку?

И вот опять. Опять все вокруг очертя голову бросаются решать проблему Северьяна, а его, Севера, проблемы ровным счетом никого не волнуют. Ведь что значило дурацкое словечко, к которому прилагалась столь же дурацкая загадка, в сравнении с тем, что его чуть было не бросила Вика?

– Нет, но кое-что выяснил, – ответил он, проклиная собственную податливость. Нужно было в лоб спросить о выставке, а не мусолить неважное. Нужно было, но не получалось. – В общем, там, похоже, замешаны какие-то пропавшие дети, я сам точно не знаю…

– Факинг щит, – сказал Мага и надолго замолчал.

Задрав голову, Север рассматривал черные балки, торчавшие из стены дома в том месте, где когда-то были балконы. Они наискось перечеркивали небо, жаркое, знойное небо – еще один невыносимый день в асфальте и бетоне. Склоненные плечи каменных атлантов поддерживали пустоту.

Первый этаж дома делили между собой Общество сознания Кришны, магазин «Продукты» и турфирма, в которую никто никогда не обращался. Прямо в его торец упиралась невнятная стекляшка с выбитыми окнами и раскрашенными стенами – судя по отметинам на месте вывески, бывшая библиотека. Сейчас даже лесенка была завалена хламом настолько, что подняться по ней не представлялось возможным. На двери висел замок, но бродяги и пьяницы – первооткрыватели других миров – давно проторили себе отдельный вход через дыру в стене. Даже в жару изнутри тянуло холодом и погребной сыростью. Возможно, там еще оставались книги. Север хотел, да все никак не мог собраться и проверить, не лежат ли среди обломков стен и осколков стекла какие-нибудь книги с библиотечными штампами и листками, на которых записывалась дата возвращения, с тяжелыми и волнистыми от влаги страницами. Книги, которые так важно было успеть прочесть в срок. Но только не теперь. Поговаривали, что дни библиотеки сочтены, однако пока что она жалась к внушительному соседу в стремлении стать незаметней и выжить – и собирала полные ненависти взгляды местных жителей, вынужденных проходить мимо уродливой сараюшки, поднимаясь по склону к своим домам на соседней улице.

Сама по себе заброшка не страшна. Это край, чудеса, энергетика…

– Мага? – позвал Север, и тот откликнулся:

– Я здесь, – хотя он было подумал, что связь прервалась. – Слушай, я с детьми как-то не очень… Давай встретимся? Расскажешь, что там и как.

– Ну, можно, – сказал Север. Мага держал паузу – ждал более конкретных предложений. – Я сейчас еду в одну «Кудельку» в Автозаводе. Если хочешь…

– Там и встретимся, – согласился Мага и повесил трубку.

Странное, странное чувство вызывал этот Мага: общаться с ним просто так, удовольствия ради, и уж тем более в друзья набиваться Север не собирался. Было ему тяжело, как если бы после каждого сказанного им слова он вставал бы голым на табуретку. Он ощущал себя по сравнению с Магой нищим, а значит – ниже. У Северьяна таких проблем не возникало – что на уме, то и на языке, и всякий раз, как Север наблюдал за разговором своей второй души с этим золотым мальчиком, внутри скреблось и ворочалось: сиди на его месте я, никакого разговора бы не вышло, сплошное «ме» и «му». Но ведь Мага был уверен: все это время он видит перед собой одного и того же человека. Помня об этом, Север нет-нет да и взвешивал каждое слово, судорожно прикидывая, что сказал бы сейчас Северьян. А Северьян не потел, не бледнел и думать забыл о чинах и рангах. У Севера так никогда не получалось, и это раздражало тоже.

Вот и сейчас – зачем он сказал «Макс»? Будто хотел подлизаться.

Очередной тебе умвельт: пока один набирает мелочь на проезд в маршрутке, второй где-то там продирает светлы очи и тело сановнее на сиденье производства Илона Маска грузит. Одного жена бросает, а второй закрывает дверь спальни за спиной администратора своего же бара – и зайка, и лужайка. Но где, черт побери, эта собака? В какие края уходят пропавшие собаки и дети?

И как ему туда попасть.





* * *