Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках

Она подчиняется, а я выдавливаю гель для душа в ладони, взбиваю пену и принимаюсь растирать ей плечи.

– Мне нужно еще кое-что тебе сказать, – говорит Ана, вновь напрягаясь.

– Вот как? – ровным голосом откликаюсь я. Чего она боится? Скольжу рукой по ее животу, выше, к красивой груди.

– У моего друга-фотографа, у Хосе, в четверг открывается выставка в Портленде.

– И что же? – Снова этот фотограф?

– Я обещала пойти. Хочешь со мной? – торопливо говорит она.

Это приглашение? Я ошарашен. Меня приглашают лишь родственники, по работе и Елена.

– Во сколько?

– Открытие в семь тридцать.

Такое, конечно же, зачтется за «большее». Я целую ее в ушко и шепчу:

– Ладно.

Она расслабляет плечи и приникает ко мне. Похоже, уже не боится, а я не знаю, то ли радоваться, то ли сердиться. Неужели я выгляжу настолько неприступным?

– Ты боялась мне сказать?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Анастейша, у тебя все тело вдруг расслабилось. – Я силюсь сдержать раздражение.

– Ну, мне просто казалось, что ты… ну, ревнивый.

Конечно, ревнивый! Мысль о том, что Ана будет с кем-то еще, мне… не нравится. Очень не нравится.

– Так и есть, учти. Но спасибо за приглашение. Полетим на «Чарли Танго».

Она усмехается, а я скольжу руками по ее телу – телу, которое она отдает мне и только мне, больше никому.

– Можно я тебя помою? – Она переводит тему.

– Это вряд ли. – Я целую ее в шею и споласкиваю пену со спины.

– Ты когда-нибудь разрешишь себя трогать? – осторожно спрашивает она, однако внезапная тьма все равно выходит из ниоткуда и застревает комком в горле.

Нет.

Усилием воли отгоняю тьму прочь, смотрю лишь на задницу Аны, на роскошную задницу, которую так и хочется отодрать. Тело отзывается на уровне инстинктов, борется с тьмой. Она нужна мне. Нужна, чтобы прогнать прочь страх.

– Упрись руками в стену, Анастейша. Снова возьму тебя, – шепчу я, и она подчиняется, испуганно оглядываясь на меня. Я хватаю ее за бедра, тяну на себя и предупреждаю:

– Держись крепко, Анастейша.

Вода стекает по ее спине. Ана наклоняет голову и упирается сильнее, а я ласкаю волосы у нее на лобке. Она ерзает, трется об меня попой, что лишь усиливает мое возбуждение.

Да! И тени моих страхов тают, тают…

– Ты этого хочешь? – Я дразню ее пальцами. В ответ она трется задницей о мой вставший член, а я улыбаюсь. И настойчиво прошу, сдавленным от напряжения голосом: – Скажи мне!

– Да. – Она согласна; слово чуть слышно из-за потоков льющейся воды, но оно удерживает тьму.

Ух, детка.

Она еще мокрая с прошлого раза – от спермы, от собственной смазки, не знаю точно. Я мысленно передаю спасибо доктору Грин: больше никаких презервативов. И вхожу в Ану, медленно, уверенно, беру ее еще раз.



Я кутаю ее в банный халат и шумно целую.

– Волосы высуши! – велю я, вручая фен, которым сам никогда не пользуюсь. – Есть хочешь?

– Ужасно, – признается Ана. Непонятно, то ли искренне, то ли просто чтобы угодить мне. Все равно приятно.

– Отлично. Я тоже. Посмотрим, как там у миссис Джонс с ужином. У тебя десять минут. Не одевайся. – Я снова целую ее и шлепаю босиком на кухню.

Гейл что-то моет в раковине. Я заглядываю ей через плечо.


– Моллюски, мистер Грей, – показывает она.

Восхитительно. Паста с вонголе, обожаю.

– Через десять минут? – уточняю я.

– Двенадцать.

– Замечательно.

Я ухожу в кабинет, не обращая внимания на то, каким взглядом она меня провожает. Она и прежде видела меня почти нагишом, без халата, – так в чем дело?

Проверяю почту и телефон – нет ли новостей насчет Лейлы. Ничего. Но с приездом Аны я уже не чувствую прежнюю безнадежность.

Ана входит в кухню одновременно со мной – наверняка на аппетитные запахи готовящегося ужина. При виде миссис Джонс она потуже запахивает халат на груди.

– Как раз вовремя, – говорит Гейл и подает нам две большие тарелки на барную стойку.

– Садись. – Я указываю на высокий барный табурет. Ана встревоженно переводит взгляд с меня на миссис Джонс.

Стесняется.

Детка, у меня есть прислуга. Пора привыкнуть.

– Вина? – Хочу ее отвлечь.

– Да, спасибо, – смущенно говорит она и забирается на табурет.

Я открываю бутылку сансерского и наливаю в два небольших бокала.

– В холодильнике есть сыр, если захотите, сэр, – предлагает Гейл.

Я киваю, и она, к облегчению Аны, уходит. Я тоже усаживаюсь.

– Твое здоровье! – Поднимаю бокал.

– Твое здоровье, – откликается Ана, и хрустальные бокалы звонко сходятся. Она пробует пасту и одобрительно мычит с набитым ртом. Может, и впрямь голодная?

– Так ты мне расскажешь? – спрашивает она.

– О чем расскажу? – Миссис Джонс превзошла сама себя – паста великолепная.

– Что я говорила во сне.

Я качаю головой:

– Ешь давай. Люблю смотреть, как ты ешь.

Она изображает крайнее возмущение и пыхтит:

– Ну, ты и извращенец!

Детка, ты даже не представляешь. И тут мне в голову приходит мысль: может, вечером попробовать кое-что новенькое? Для развлечения?

– Расскажи мне об этом твоем дружке, – говорю я.

– Дружке?

– Фотографе. – Стараюсь, чтобы голос звучал обыденно, но Ана все равно мимолетно хмурится.

– Мы познакомились в колледже, буквально в первый день… Он учится на инженера, хотя по-настоящему увлечен фотографией.

– И?

– И все.

Меня раздражает эта ее односложность.

– И все?

Она откидывает волосы назад.

– Мы подружились. Оказалось, что мой отец служил с отцом Хосе в армии еще до моего рождения. Теперь они снова нашлись и стали лучшими друзьями.