Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках

Меня охватывает настоящая тревога. Нет, не могла она уйти! Наверх! Она, должно быть, в своей комнате! Бегу, перепрыгивая через три ступеньки разом, останавливаюсь, запыхавшись, у ее двери. Она там, плачет.

Ох, слава богу!

С огромным облегчением заглядываю в комнату. Не уходи. Эта мысль нестерпима.

Конечно, ей просто нужно выплакаться.

Делаю вдох, силясь успокоиться, и иду в ванную комнату рядом с игровой – за кремом с арникой. Прихватив таблетку обезболивающего и стакан воды, возвращаюсь в ее комнату.

Внутри по-прежнему темно, хотя на горизонте розовеет занимающийся рассвет… не сразу вижу мою прекрасную девочку. Она свернулась комочком поперек кровати, маленькая и беззащитная, и тихонько всхлипывает. Ее слезы рвут меня на части, выбивают почву из-под ног. Мои нижние никогда меня не трогали, даже когда орали в голос. Не понимаю, отчего я так растерян? Кладу на столик крем, таблетку, ставлю стакан с водой, сам залезаю под одеяло и касаюсь Аны. Она замирает, все тело словно кричит «Не трогай меня!». Все наперекосяк.

– Шшш, – шепчу я, безуспешно силясь унять ее слезы, успокоить.

Она не откликается. Застыла, неподатливая, напряженная.

– Не противься, Ана, прошу тебя.

Она чуть поддается, позволяет мне ее обнять, и я зарываюсь лицом в чудесно пахнущую копну волос. Она всегда такая сладкая и так успокоительно воздействует на мои нервы. Я ласково целую ее в шею.

– Не злись, – шепчу, прижимаясь губами к ее горлу, пробуя ее на вкус.

Ана молчит, но слезы постепенно сменяются тихими всхлипами и шмыганьем. Наконец она затихает. Должно быть, уснула. Я не решаюсь проверить, боюсь ее потревожить. Ну, хотя бы немного успокоилась.

Уже рассвело; снаружи все светлее, в комнату заглядывает утреннее солнце. А мы лежим все так же тихо. Я обнимаю свою девочку, отмечаю, как меняется освещение, а сам мыслями далеко… Даже не помню, чтобы я просто лежал вот так, думал о всякой всячине и никуда не спешил. Это приятно, можно обдумать планы на остаток дня. Может, показать ей «Грейс»?

Точно. Пройдемся под парусом.

Если она не откажется с тобой разговаривать, Грей.

Ана чуть дергает ногой; похоже, проснулась.

– Я принес тебе таблетку и крем с арникой.

Наконец она меня слышит, поворачивается лицом.

С болью смотрит мне в глаза, настойчиво, вопрошающе. Рассматривает меня долго-долго, словно в первый раз. Под этим взглядом мне неуютно, ведь я, как обычно, не понимаю, о чем она думает, что видит. Зато она спокойна, и меня это хоть как-то успокаивает. Может, день сложится и неплохо.

Ана гладит меня по щеке, щекотно проводит пальцами по подбородку, по шее. Я закрываю глаза и стараюсь прочувствовать ее прикосновение. Ощущение по-прежнему в новинку – невинные пальцы трогают меня, ласково гладят по лицу, и мне это нравится; тьма не шелохнется. Я не возражаю против прикосновений к лицу… или к волосам.

– Прости, – тихо говорит она.

Как странно. Извиняется – передо мной?

– За что?

– За то, что я сказала.

Меня охватывает безудержная волна облегчения. К тому же сказанные в гневе слова были правдивы – я действительно сволочь.

– Ты не сказала мне ничего нового. – И впервые за много лет я вдруг сам извиняюсь. – Прости, что сделал тебе больно.

Она смущенно улыбается. Я получил передышку. Все нормально. Какое облегчение.

– Я сама попросила.

Это уж точно, детка.

Ана нервно сглатывает.

– Боюсь, я не могу быть всем, что ты от меня хочешь, – со всей искренностью признается она, широко распахивая глаза.

Мир замирает.

Черт.

Еще ничего не нормально.

Грей, исправь.

– Ты и так все, что я хочу.

Она хмурится. Глаза у нее покраснели, щеки бледные; я еще никогда не видел ее такой бледной. Это даже возбуждает.


– Я не понимаю. Я не слушаюсь, и уж точно можешь быть уверен, что такого я больше не позволю. А тебе это нужно – ты сам сказал.

Вот оно – смертельный удар. Я зашел слишком далеко. Теперь она все знает – все мои внутренние споры, все размышления, преследовавшие меня до того, как я начал бегать за этой девчонкой. Ей не нравится Тема. Она слишком юная, слишком невинная, слишком… Ана.

Все мои мечты – лишь мечты. Ничего не выйдет. Я закрываю глаза, не в силах смотреть на нее. Все правильно, ей будет лучше без меня. Теперь, увидев чудовище, она понимает, что не сможет с ним примириться. Я должен ее освободить, отпустить – пусть идет своей дорогой. У нас не получится.

Сосредоточься, Грей.

– Ты права. Я должен тебя отпустить. Я тебе не подхожу.

Она распахивает глаза и шепчет:

– Я не хочу уходить. – Она вот-вот расплачется, слезинки уже блестят на длинных темных ресницах.

– И я не хочу, чтобы ты ушла, – отвечаю я, потому что это правда, и то чувство – зловещее, пугающее чувство опять накрывает меня с головой. Какой бы выход ты ни прид умал сейчас, это будет ложь. Тебе нужна Тема, без нее все твое дерьмо будет оставаться внутри, и однажды твое чудовище просто разорвет тебя на части. По ее щекам текут слезы. Я осторожно смахиваю слезинку пальцем и говорю, неожиданно даже для самого себя: – Я ожил, когда познакомился с тобой.

Глажу пальцем по ее губам. Хочу поцеловать, крепко-крепко. Заставить ее все забыть. Ослепить. Возбудить – знаю, что могу. Но что-то меня удерживает… ее болезненный, испуганный взгляд. Захочет ли она поцелуев от чудовища? Вдруг оттолкнет меня? А я не знаю, справлюсь ли с отказом. Ее слова мучают меня, терзают какие-то темные, подавленные воспоминания.

Какая же ты сволочь.

– Я тоже, – шепчет она. – Я влюбилась, Кристиан.

Помню, Кэррик учил меня нырять. Я цеплялся пальцами за бортик бассейна, а потом изогнулся и рухнул в воду… И теперь снова падаю, в бездну, как в замедленной съемке. Не бывает так, влюбилась… она – в меня. В меня! Нет!

Я задыхаюсь от ее слов, они давят мне на грудь. Я падаю, падаю в поджидающую меня темноту. Не могу такого слышать. Не могу с этим справиться. Она не представляет, что говорит, с кем имеет дело… с чем имеет дело.

– Нет, – с отчаянием возражаю я. – Ты не можешь любить меня, Ана! Нет… это неправильно.

Я должен все ей объяснить. Нельзя любить чудовище. Нельзя любить такую сволочь. Ей нужно уходить… Вдруг все становится кристально ясно. Эврика! Я не способен сделать ее счастливой. Не могу дать то, что ей нужно. Нужно с этим покончить. И даже начинать не следовало.

– Неправильно? Почему неправильно?

– Ну, посмотри на себя. Я не могу сделать тебя счастливой. – В моем голосе отчаяние; я все дальше падаю в пропасть, в беспросветную бездну.

Меня никто не сможет любить.

– Но ты уже делаешь меня счастливой… – Она не понимает.

Анастейша Стил, взгляни на себя. Я должен быть с ней честным.

– Не сейчас. Не тогда, когда я потакаю своим желаниям.

Она моргает, огромные глаза мучительно всматриваются в меня, настойчиво выискивая правду.

– Мы не сможем это преодолеть, да?

Я качаю головой, не зная, что сказать. Снова несовпадение, вот и все. Ана закрывает глаза, как от боли, а потом опять решительно и ясно смотрит на меня. Больше не плачет. У меня колотится сердце, кровь стучит в висках. Я знаю, что она хочет сказать. Боюсь того, что она скажет.

– Что же, тогда мне лучше уйти.

Сейчас? Не может же она уйти сейчас!

– Нет, не уходи! – Я падаю, все глубже и глубже. Ее уход – огромная ошибка. Моя ошибка. Но она не сможет остаться, если испытывает такие чувства в отношении меня, просто не сможет.

– Мне незачем оставаться. – Она легко встает с постели, все еще в халате. В самом деле уходит. Не могу поверить. Я тоже вылезаю из-под одеяла, хочу ее удержать, однако ее взгляд пригвождает меня к месту. Вся она как будто лишилась красок, такая холодная, отстраненная… совсем не моя Ана.

– Я хочу одеться. В одиночестве, – говорит она ровно и глухо. Потом отворачивается и выходит, захлопнув за собой дверь. Я смотрю ей вслед.

Второй раз за день она от меня уходит. Я сажусь и обхватываю руками голову, силясь успокоиться, осознать свои чувства.

Она меня любит? И уходит?

Как такое случилось? Как? Грей, чертов ты придурок.

Но разве не было такой опасности всегда? С хорошей, невинной, отважной девушкой? Опасности не разглядеть меня настоящего, пока уже не станет поздно? Таких вот страданий из-за меня?

Почему мне так больно? Словно нечем дышать… Я выхожу из комнаты вслед за ней, мне тоже нужно одеться.

Иду в свою спальню; Ана в душе. Я быстро переодеваюсь в джинсы и футболку – черную, под стать моему настроению. Хватаю телефон и мечусь с ним по комнатам, сдерживая порыв сесть за пианино и грянуть что-нибудь горестное. Потом замираю в центре комнаты и не чувствую ничего.

Пустота.

Сосредоточься, Грей! Отпусти ее.

Звонит телефон. Это Уэлч. Нашел Лейлу?