Группа специального назначения

— Инга Александровна, спасибо за воду, мне надо идти.

Она немного оживилась, но когда он уходил, снова поникла, потускнели глаза.

Когда он вышел из подъезда и направился к машине, неожиданно — как головой о футбольную штангу — свет фонаря в глаза:

— Не спешите, гражданин, предъявите документы!

Силуэты в фуражках с карабинами, повязки на рукавах. Максим ничем не выдал своего испуга. Нахмурился, стараясь не щуриться. Глупо устраивать потасовку — место неподходящее, к тому же их было двое, а третий грамотно держал дистанцию и скинуть карабин с плеча мог стремительно.

— В чем дело? — проворчал Максим. — Я работаю в горкоме партии, выполняю поручения первого секретаря Малютина… — Рука медленно потянулась во внутренний карман пиджака за документами.

— Хорошо. Стойте спокойно, — документы у него отобрали, старший наряда начал при свете фонаря вчитываться. Замешкался: очевидно, не каждый день приходилось сталкиваться с подобными бумагами. Поколебавшись, вернул их Максиму, посмотрел в лицо. Шелестов мысленно чертыхнулся — надо же, подфартило.

— Этого мало, сержант? Справку о смерти показать?

Второй боец приглушенно хихикнул. Первый издал что-то невнятное, осветил номер стоящей неподалеку машины.

— Это ваша машина?

— Это государственная машина, — поправил Шелестов. — Находится на балансе горкома, во временном распоряжении первого секретаря, поручения которого я выполняю. Еще вопросы, товарищи? Прошу простить, у меня мало времени.

— Хорошо, все в порядке. — Сержант козырнул.





Глава шестая




Утро выдалось пасмурным. Небо бороздили свинцовые тучи. Но дождя не было, причем уже давно. Земля пересохла, местами потрескалась. Ветер набегал порывами, гнул ветки кустарника. Но было тепло, даже жарко.

Офицеры особой группы вышли из машины и настороженно огляделись. Шансы угодить в засаду, подобно людям Берзина, сохранялись. К хутору Гремячему добирались окольными путями, несколько раз проверялись, но никого не встретили. Заранее прилежно проштудировали милицейские отчеты, местность представляли. До реки, где проходила граница, отсюда было метров триста.

— Всем приготовить оружие, — распорядился Максим. — Работаем в партизанском режиме. Коган, осмотреть кусты справа. Буторин, пройди по дороге в обе стороны, проверь, не смыкается ли с этой грунтовкой еще какая. Сосновский, проверить подсобные строения. За работу, товарищи офицеры. Будьте настороже.

Сотрудники разошлись в разные стороны. Максим нащупал в кармане «ТТ». В другом кармане — пара запасных обойм. Малютин выдал из «личных запасов». Документы насчет «особых поручений» подразумевали ношение оружия.

Следы машины, на которой приехали сотрудники Берзина, отчетливо вдавились в высохшую грязь. Дальше хутора машина не пошла. Когда нашли тела, транспорт находился здесь же — злоумышленников он не привлек.

Несколько минут Максим поколдовал у разбитого палисадника, перебрался внутрь, поползал на четвереньках, отыскивая следы. Медленно отправился за угол, задержался у крыльца. Трещали доски за пустырем, чертыхался Сосновский, обследуя сараи. Шелестов стоял у крыльца, озирался. Брызги крови на крыльце и под крыльцом, неподалеку бочка, за ней — развалившаяся телега. Там тоже кровь и высохшие следы мозговой жидкости.

Максим ходил по хутору, делал «зарубки» в голове. Пока ничто не противоречило милицейским отчетам. Будет крайне грустно, если не отыщется зацепка. Напротив крыльца — приземистая сараюшка, перед ней дровяник, содержимое которого основательно разворочено. В ту сторону Максим не пошел — туда по периметру приближался Сосновский.

Шелестов осторожно поднялся на скрипучее крыльцо, потянул дверную ручку. Из хаты исходил гнилостный запах — там давно никто не жил. За десять минут он обследовал строение, вышел наружу, вспотевший и разочарованный. Сунул папиросу в зубы, стал чиркать зажигалкой.

Сосновский копался на задворках. Между дровяником и сараем были разбросаны дрова, он перебирался через них, осматривался и явно тормозил. Со стороны сломанных ворот подошли Коган с Буториным.

— Другой дороги нет, командир, — сообщил последний. — Только эта, по которой мы приехали. Она отворачивает от дороги, что вдоль берега, и идет, кажется, в Столбы. Это убогая деревушка в трех верстах отсюда. Дорогой сто лет никто не пользовался, кроме людей Берзина, — по уши заросла чертополохом. Я прошел по ней метров триста — никаких следов другой машины. Значит, злоумышленники пришли и ушли пешком. Если и имели транспорт, то где-то далеко.

— В кустах справа от дороги был один человек, — добавил Коган. Он брезгливо стряхивал веточкой с колена раздавленную гусеницу. — Пару окурков нашел, следы. Значит, долго он там высиживал. Это он прикончил водителя Берзина, который дожидался у машины, кажется, Фомин была его фамилия. Кровь на обочине. Подкрался сзади, перерезал горло… А как прикончил, присоединился к своим.

— В доме был один, — сказал Максим. — Этот не курил, фантики от леденцов совал в щель за подоконником. На табуретке сидел, следы от сапог отпечатались. Он убил оперативника, который в дом забежал. Гильза на полу от «ТТ», ее милиция почему-то не подобрала… Михаил, что у тебя?

— Работаю, — буркнул Сосновский. Он поковырялся под дровяником, заглянул в сарай и тут же выскочил, зажав нос.

— Лучше работай, — крикнул Коган. — Там позиция хорошая, двор идеально простреливается. А еще там, видимо, сидели, — показал он пальцем на северную сторону, — я на их месте точно бы там окопался.

— Сидели, — подтвердил Сосновский, не жалующийся на слух, — гильзы разбросаны, щедро поливали. Не повезло нашим…

— Я заодно за сараями смотрел, — сказал Буторин. — Есть следы, но там высокая трава, она недолго была примятой, уже поднялась. Похоже, в тот лес и уходили, — махнул он рукой на чернеющий на северо-востоке осинник. — А если пешком прибыли, то уже и следов не сыщешь.

— Могли бы пограничных собак привлечь, — хмыкнул Коган. — Неужели не выделили бы на благое дело?

— Малютин говорит, что привлекали, — сказал Шелестов. — Да толку никакого, злодеи подготовились, перец сыпали. Собака металась туда-сюда, вертелась юлой, потом отчаялась…

— А я тут вот о чем подумал, Максим Андреевич, — задумчиво изрек Коган, — кто такие этот Берзин с его людьми? Обычная группа из области. Про «крота» информации не имела. Особых достижений, как говорят, у них не было. Зачем было так хитроумно уничтожать группу, если ее члены плутали в потемках и вреда противнику не приносили? Значит, вышли на что-то, стали опасны?

— Это несомненно, — согласился Максим. — Только все концы в воде и следы подчищены. С Берзина уже не спросишь, а Кострова прибрали именно за это — в принципе, справедливо, проявил халатность и недальновидность. Но что мы имеем сейчас? Засаду устроили идеально, никаких концов. Оперативники сопротивлялись — те, кто не сразу погиб, но ни в кого не попали…

Ругнулся Сосновский, поскользнувшись на чурке. Схватился за стену сараюшки, зацепил приставленный к стене лист шифера. Тот оторвался от стены, повалился на ногу Сосновскому. Парень взвизгнул от боли, запрыгал. Остальные задумчиво на него смотрели.


— Хорошо танцует, — меланхолично изрек Буторин, — и ничто ему не мешает.

— Берегите свои природные аксессуары, называется, — хмыкнул Коган. — Интересно, от пули он так же сможет отскочить?

— Да уж, вам смешно… — шипел за дровяником Сосновский. — А мне тут, знаете, не до смеха…

— Странно, мы похожи на смеющихся людей? — пожал плечами Коган.

— Слушайте, здесь что-то есть, — обнаружил Сосновский. — Давайте сюда…

Подходили осторожно, словно боялись нарваться на мину. Двое обходили справа, один слева. Сосновский стоял на коленях, отбрасывал чурки, выпавшие из поленницы.

— Ну, и физиономия у тебя, Миша, — усмехнулся Буторин. — Лимон съел?

— Да иди ты, — огрызнулся парень. — Смотрите, Максим Андреевич, это же кровь! — Он показал на расчищенный от дров пятачок.

Оперативники с интересом всматривались. В глину действительно впиталось что-то бурое. Брызги крови? А чурки из поленницы высыпались не сами по себе, их сбросили намеренно, чтобы прикрыть пятна.

— Ну, что ж, хорошо, — оценил Шелестов.

— Кому хорошо, а кому больно, — буркнул Сосновский. — А теперь сюда посмотрите, — на стене сарая на высоте чуть больше метра тоже остались разводы. Минуту назад их заслонял обломок шифера. — Словно сползал кто-то по стене.

— Мне кажется, я знаю, кого следует арестовать вслед за Костровым, — проворчал Коган. — Всю эту никчемную братию милицейских сыщиков. Как работали — непонятно, за лист не посмотрели, под чурками не проверили…

— Не факт, что мы бы это сделали, не помоги нам товарищ Сосновский, — усмехнулся Максим.

— Выходит, я отличился? — догадался Михаил.

— Ты просто душка, — хмыкнул Шелестов. — У злодеев здесь была одна из точек обстрела, и кто-то из сотрудников подстрелил одного нападавшего. Судя по высоте, попал в живот или в бок. Скорее, последнее — ранение сквозное, бандит испачкал стену, пока сползал. Ранение серьезное, но он не умер, по крайней мере, здесь…

— Не вижу за сараями следов волочения, — сообщил Буторин. — И с другой стороны не видно. Может, добили и закопали?

— Не было у них на это времени. Уйти торопились, они же не знали, что всю ночь на хуторе никого не будет… Черт, они его не тащили, а несли! — догадался Максим. — Во всяком случае, первое время… Мужики, еще раз все осмотреть! Ходить вдоль хутора концентрическими кругами, увеличивая радиус!

Все это сильно смахивало на поиски грибов. Офицеры блуждали вокруг построек, лезли в высокую траву, находили следы, потом опять их теряли. Наконец Буторин, рыщущий к северо-востоку от строений, издал радостный крик, замахал руками.

Это было метрах в трехстах от плетня. Наконец-то обозначились следы волочения! Очевидно, до этого момента его несли на руках, примятая трава впоследствии поднялась — эти люди были умны. Дальше решили волочь. А оперативники, работавшие на месте преступления, в такую даль не пошли.

В этом месте злоумышленники, возможно, сделали привал. Валялись окурки, скомканная сухая тряпка, пропитанная кровью. Бурые пятна на земле. Коган поднял тряпку двумя пальцами, брезгливо поджав губы, стал разглядывать. Крови раненый потерял достаточно, без медицинского вмешательства шансов выжить у него не было.

Все задумчиво уставились на темный осинник, куда вели следы. До него было метров триста.

Дальше шли, рассыпавшись цепью, достав пистолеты. Тело волокли к лесу, перетаскивали через поваленные деревья, затем продирались через заросли шиповника. По одному спускались в лощину, заросшую кустами и ветвистыми деревьями. Раненого тащили по дну оврага. Уже ощущался запах, приходилось затыкать нос. Коган достал платок, дышал через него. На склоне была расщелина, заваленная камнями и ветками, — вонь исходила оттуда.

— Осторожно, — предупредил Шелестов. — Могли гранату засунуть. Начнем доставать, и всем каюк…

Но гранаты не было, обошлось. На то, что труп найдут, злоумышленники не рассчитывали, иначе изуродовали бы своего покойника до неузнаваемости.

Оперативники осторожно сняли ветки, отодвинули камни. Жужжали и кружились мухи, вонь стояла тягостная. Сосновский схватился за горло, буркнул: «Пардон» и выплеснул не переварившийся завтрак.

Тело пролежало в расщелине не меньше недели. Погода стояла теплая. Труп наполовину разложился, хотя одежда осталась целой. Кожа еще сохранилась, но цвела пятнами. Отворачиваясь, стараясь не дышать, мертвеца извлекли из расщелины, положили на землю. Лицо скукожилось, исказилось. Глаза были открыты, в них застыла какая-то слизь.

Одет обычно: дешевый пиджак, рубашка, холщовые штаны, кирзовые сапоги. При жизни ему было чуть больше тридцати. Вытянутое лицо, утолщенный снизу подбородок, крутой лоб переходил в залысину. В районе левого бока запеклась кровь — перевязку парню не делали. Но умер он не от раны — пока тащили, был жив, хотя и очень плох. Умер от того, что перерезали горло, избавляясь от обузы. На шее тоже запеклась кровь, превратившись в жуткое черное жабо.

Буторин перехватил выразительный взгляд командира и, вздохнув, опустился на корточки обыскать тело. В карманах были спички, раздавленная пачка папирос — больше ничего. Документы, если они и были, бандиты предусмотрительно изъяли.

— Ну и рожа у него, — покачал головой Коган. — Словно штамп поставили.

— Ага, «Уплачено», — хмыкнул Буторин и с подозрением покосился на Сосновского, который стал синим и из последних сил старался иметь беззаботный вид. В кожаном футляре у оперативников имелся массивный фотоаппарат ФЭД с 35-мм пленкой. В подвале у Малютина располагалась фотолаборатория и целая коллекция аппаратов — малоформатные «Exakta» и «Praktiflex», советские «Фотокоры» и даже старинные павильонные устройства XIX века. «С молодости увлекаюсь, — сообщил Павел Егорович. — Возьмите один, может, пригодиться. Разрешение я выпишу. А вообще, осторожнее с этими штуками в пограничной зоне».

Максим сделал несколько снимков, убрал аппарат.

— И что дальше? — спросил Сосновский. — Прикажешь его на себе тащить, Максим Андреевич?

— Пусть лежит, — поморщился Шелестов. — Забросайте его ветками, чтобы не так вонял. И осмотреться — не исключены другие находки.

Но больше ничего не обнаружили, все же не грибное семейство. Следы терялись в зарослях, уходили в лес. Искать было бесперспективно. На восток ушли как минимум трое — это было ночью, очень давно, и мозги у них работали. Единственная ошибка, которую они допустили, — оставили труп сообщника…

Малютина в поселке не было, всю свежую информацию передали старшему лейтенанту Цветкову. Тот понятливо кивнул, пообещал связаться с райотделом милиции, чтобы вывезли тело, забрал ФЭД и удалился в фотолабораторию. «Сделаем копий тридцать, Максим Андреевич, — пообещал он, — пустим по всем инстанциям, глядишь, где-нибудь да признают человечка».

После обеда Максим отправил Когана и Буторина на Буг — подыскивать подходящее место для переправы к немцам. Совет Малютина решили учесть — секретарь производил впечатление компетентного.

Цветков распечатал снимки: «Ну, красавец, не могу…» Появился старший лейтенант Малашенко. Вскоре оба офицера убыли выяснять личность убитого.