Халхин-Гол. Граница на крови

Вскоре старший лейтенант Шагаев доложил командиру тактической группы:

— Японцы фланговой роты выдвинули вперед танки.

— У тебя же осталась «сорокапятка».

— Ее я и намерен применить.

— Обстреляйте пехоту из пулеметов.

— Конечно.

Но расчет орудия сорок пятого калибра не успел произвести выстрел.

Загрохотала канонада на западном берегу, ударили счетверенные пулеметные установки. Они одинаково успешно могли стрелять и по воздушным, и по наземным целям. Японские «Чи-Ха», «Оцу» и бронеавтомобили «Осака» попали в зону обстрела советской артиллерии и пулеметов. Все боевые машины были уничтожены за несколько минут. Погиб капитан Одзава, с ним больше половины роты. Остальные бежали на север, за сопки. Фланговая угроза была снята.

— Ты молодец, Стенько, спасибо тебе! — воскликнул Новиков.

Но он понимал, что артподготовка и авианалет — предвестники скорой атаки японцев. Раз у Куроки появилась батарея, то это значило, что он получил подкрепление. Какое именно? Это предстояло узнать в ближайшие минуты.

Стопятидесятимиллиметровые гаубицы вновь открыли огонь. Шесть снарядов разорвались у позиций монгольской роты. Куроки видел гибель подразделения Одзавы и решил основательно проредить ряды тактической группы. Эта попытка не удалась, но потери монголы понесли. После этого обстрела майор Куроки приказал командиру батареи капитану Хусино перевести огонь на западный берег.

Советские артиллеристы опередили его, уничтожили еще два орудия, тем самым ополовинили батарею противника. Снаряд попал в ящики с боеприпасами. Взрыв поднял в небо огромное огненно-черное облако дыма.

Но японцы тоже дрались до конца. Оставшиеся четыре орудия ударили по западному берегу. Теперь уже советским офицерам пришлось считать потери. Вражеская батарея уничтожила два орудия и две пулеметные установки.

Нашим войскам, расположенным за рекой, пришлось маневрировать, дабы избежать поражения от огня неприятельских гаубиц. Батарея разошлась вдоль берега, не стала отходить в глубину территории. Это был приказ командира артиллеристов, и он оказался прав. Очередной залп четырех стопятидесятимиллиметровых орудий пришелся как раз по рубежу, отстоящему от берега реки на триста-пятьсот метров. Именно туда и вышли бы советские пушки, пойди они вглубь. Но этого не случилось, и снаряды вспахали пустую землю.

Майор Куроки бесился на своем КНП:

— Что происходит? Почему разведка не выявила скрытые позиции русской артиллерии и пулеметов? Они уничтожили роту Одзавы, выбили половину орудий батареи Хусино!

Его заместитель лейтенант Сасаки проговорил:

— Как минимум восемнадцать снарядов легли точно на позиции русских и монголов. Это значит, что они понесли значительные потери. Хусино наверняка уничтожил часть русских гаубиц и зенитных пулеметов. Он только что провел обстрел западного берега. Я думаю, для паники нет никаких причин.

— А кто паникует? Ты, лейтенант, смеешь упрекать меня в этом?

— Извините, господин майор, но вы вне себя.

— Будешь тут вне себя! Эти чертовые русские словно из стали сделаны. Будь на их месте монголы, мы уже находились бы в Номане, а до сих пор торчим в поле.

Телефонный аппарат издал сигнал вызова.

Связист, старший рядовой Керо Есида, зажал ладонью микрофон трубки и сказал:

— Господин майор, это полковник Танака.

Куроки сбросил со стола кружку с водой и прорычал:

— Сейчас будет разбор полетов! — Но не ответить он не мог, взял трубку и сказал: — Майор Куроки на связи!

— Что у тебя происходит? Где наступление? Почему танковая рота не в Номане?

— Господин полковник, у меня, извините, встречный вопрос. Вы заверяли, что наша разведка провела все необходимые мероприятия по нашему направлению…

— И что? Я не помню, но не исключаю, что говорил нечто подобное.

— А то, что при авианалете три бомбардировщика и истребитель были сбиты огнем зенитно-пулеметной батареи с западного берега. Откуда она там взялась? Но это еще не все. Мы предполагали, что русские поднимут авиацию. Так они и сделали, но это оказались не И-15, а И-16, куда более эффективные. В результате из всей авиагруппы, которая должна была нанести существенный урон тактической группе противника, на аэродром смог уйти только один Kи-30. Там же, на западном берегу, оказалась и батарея стодвадцатидвухмиллиметровых гаубиц, которая открыла ответный огонь. В результате из восьми орудий у Хусино осталось четыре. Кроме того, русские батареи уничтожили роту Одзавы, как только она пошла на позиции монголов. Хусино опытный и бесстрашный офицер. В этих условиях он продолжает обстрел противника. Нет сомнений в том, что русские тоже понесли значительные потери. Но как мне пускать в атаку танки и пехоту, когда работают эти две проклятые русские батареи, которые Хусино, как ни старается, не может подавить?

— Ты хорошо изучил план, Куроки? — спросил полковник.

— Так точно!

— Так какого черта ты ноешь? Батарея Хусино заставит русских прекратить огонь из-за реки. Пускай вперед танки и пехоту. Повторяю, ты займешь этот чертов плацдарм или!.. Да ты сам все знаешь. Вперед, Куроки! Это приказ!

— Слушаюсь, господин полковник!

Майор бросил трубку связисту, вышел из КНП и запустил в небо красную ракету. В тылах взревели двигатели. Танки «Чи-Ха» и «Оцу» начали входить на открытый участок для броска к советско-монгольскому укрепленному району. Они двумя линиями вышли на рубеж атаки, расположенный менее чем в километре от передовых позиций противника.

Старший политрук, слышавший рев двигателей и следивший за обстановкой по фронту тактической группы, воскликнул:

— Опа! Ничего себе.

— Что?.. — спросил Новиков.


— Танки, капитан. Две линии, в первой шесть «Чи-Ха», во второй столько же, на флангах по два-три «Оцу», с ними несколько броневиков. За техникой идет пехота. Ее больше роты, может быть, даже две.

В это время район обороны тактической группы накрыл огонь японских станковых пулеметов, расчеты которых закрепились на господствующих высотах.

Советская артиллерия и зенитные пулеметы открыли огонь по высотам, но толку от этого было мало. Стодвадцатидвухмиллиметровые орудия перенесли огонь на танки и тут же сами попали под обстрел противника. Артиллеристы капитана Хусино работали явно по наводке корректировщика. Японцам удалось уничтожить три орудия и две пулеметные установки. Новикову казалось, что еще один такой обстрел оставит его без поддержки артиллерии и пулеметов.

Вдобавок ко всему открыли огонь из пушек и танки первой линии. Разрывы снарядов заставили бойцов роты вжаться в землю. И только расчеты «сорокапяток», два с позиций советской роты, один от монголов, вели ответный огонь.

Новиков в полной мере оценил опыт артиллеристов. Дело в том, что за время затишья расчеты вырыли окопы для своих противотанковых пушек. Поэтому сейчас попасть в них прямой наводкой было непросто. А они били по открытым целям. Встал один «Чи-Ха», второй, задымил «Оцу». Экипажи выпрыгнули из них, смешались с пехотой. Места подбитых заняли танки второй линии. Они остановились на ближнем рубеже и открыли прицельный огонь по орудиям.

Но губительный ущерб «сорокапяткам» нанесли не танки, а станковые пулеметы. Им удалось уничтожить расчеты двух орудий.

Пулеметный взвод тактической группы открыл ответный огонь, но не мог достать противника. А японские танки приближались.

Новиков приказал монгольской роте уйти на второй рубеж обороны, своей — приготовиться к подрыву танков ручными гранатами.

Советская гаубичная батарея, расположенная за рекой, дала очередной залп. Всего три выстрела, но один снаряд угодил-таки в головной «Чи-Ха», что замедлило продвижение японской роты.

Вслед за этим тявкнула «сорокапятка», раздались крики радости, загорелся «Оцу», но ликование артиллеристов было недолгим. Фланговый «Чи-Ха» расстрелял расчет последнего противотанкового орудия. Ситуация складывалась критическая.

Тут из окопа на КНП явился сержант Максимов.

— Николай Николаевич? Вы? — удивился ротный.

Старший же политрук возмутился и резко спросил:

— Сержант, где ваше место?

Бывший полковник и командир бригады взглянул на политрука, но ничего не сказал.

Новиков же приказал Семенову:

— Давай, Юра, на позиции! Монголов расставь по всему рубежу.

— А этот?.. — Старший политрук указал на сержанта.

— А с этим я без тебя разберусь. Вперед, старший политрук!

— Не забывайся, капитан! У меня…

— Ты не понял мой приказ?

Представитель политорганов вынужден был подчиниться. Не та была обстановка, чтобы устраивать разборки. Над укрепрайоном нависала реальная угроза уничтожения. Старший политрук благоразумно убрался в траншею.

Капитан же повернулся к Максимову и спросил:

— Что вы хотели, Николай Николаевич?

— У меня всего один вопрос, капитан.

— Слушаю.

— У вас приказ до последнего солдата оборонять этот укрепрайон?

— У меня приказ не допустить прорыва японцев через Номан к реке и занятия ими плацдарма на восточном берегу.

— Любой ценой?

— А это уже как выйдет, но у меня нет ни малейшего желания погубить здесь всех бойцов моей группы.

— Тогда я на вашем месте отвел бы оставшихся бойцов всех подразделений на окраину селения и организовал бы оборону там. Здесь японцы пристрелялись, до окопов достают их станковые пулеметы. Танкисты видят цели. Гаубичная батарея работает по наводке корректировщика огня. Тут, капитан, вам не выстоять.

Новиков улыбнулся и спросил:

— А вам, Николай Николаевич? Или вы отделяете себя от остального личного состава?

— Извините, капитан, я не так выразился.

— Ничего, но отходить, по-моему, уже поздно. Даже если мы применим дымовые шашки, то завеса поднимется только после того, как к рубежам подойдут японские танки.

— Да, мое предложение наивное, но пойми, капитан, этот рубеж тебе не удержать.

— А мы, товарищ полковник, попробуем.