Хочешь умереть? Спроси меня, как

— Был один случай, когда девчонка выбросилась на берег, и её унесли ахероны, — сказала Мария. — Но это произошло всего один раз за всё время здесь.

— А одна девушка сама выползла на берег, начала бить хвостом по воде. Трахаться захотела — сил нет, говорила потом, — произнесла Сумико. — Ждать недолго пришлось, двое сразу явились.

— Мы несколько раз отбивались от демонюг, — сказала Алина. — Одного чуть не утопили. Так потом приплыли сразу пятеро, забрали Иванку. Ну и отымели все по очереди, она без сознания два часа валялась потом.

— Вообще-то, когда тебя рвут на части хищники, тоже радости мало, — заметила Сумико.

— Вот, а потом, когда икра у тебя созреет, ты впадаешь в транс, — продолжила Рийна. — Тоже внедрённый инстинкт своего рода. Можешь только лежать на воде лицом вверх и слабо шевелиться. Нырнуть не можешь. Даже просто согнуться и то невозможно, с таким животом. На базе видят — пора. Потом прилетают техники с сеткой и переносят в садок — вон клетки, за деревьями находятся. Там либо ты сама начнёшь метать икру, либо они станут тебе помогать. А как происходит эта помощь, ты уже представляешь.

…Электра спрятала лицо на голой груди Карины и беззвучно заплакала. Карнне и самой было впору волком завыть. Чтобы отвлечься, она попыталась сообразить — каким же образом случилось так, что маячок с тела Электры попал в брюхо ахерона, а девушка сама осталась целой и невредимой? Фламенко уже рассказала подруге, что её в лесу цапнул за ногу какой-то мелкий зверёк, которого она потом оглушила сумкой. Кстати, видимо, в тот момент у неё с шеи и соскользнула цепочка… Никто, конечно, не мог знать, что произошло на самом деле. А случилось так, что оглушённый сумкой мелкий хищник пришёл в себя и попытался удрать в безопасное место, но сломанная лапа не дала ему возможности убежать. На запах крови примчался более крупный зверь, иной породы, с иными повадками, но тоже плотоядный и, естественно, голодный — тот самый ахерон. Быстро поняв, что маленький, да ещё покалеченный зверёк не окажет ему серьёзного сопротивления, «волкоягуар» свернул мелкому хищнику шею и принялся жадно пожирать добычу. Прокусив череп и начав выедать мозг, случайно облизнул длинным языком морду убитого зверька и проглотил прилипший к ней кусочек плоти, недавно бывший частью тела Электры. В этом кусочке и находился маячок, вживлённый девушке ранее, ещё по прилёту на Пэйн-Стасис. Завершив трапезу, зверь хорошенько облизал свою морду и лапы, затем без особой спешки, но довольно резво побежал в лесную чащу. Причём в сторону, противоположную той, куда направилась Фламенко. И после приятного сна был разбужен у себя в логове, откуда попытался выскочить через отнорок, но угодил под выстрел.

…Карина гладила Электру по волосам и нежно целовала. Она с трудом представляла теперь, как быть дальше. То, что с ней рано или поздно будет покончено на этом озере, ей пришлось принять. Но что станет с Электрой? Она и сейчас уже не слишком хорошо себя чувствует — простужена, мается желудком…

— Рийна, а зачем вы вообще затеяли этот чудовищный эксперимент? Неужели только для того, чтобы порадовать кучку извращенцев из так называемой элиты? И да, а собственно, для чего нужна эта генетически модифицированная икра?

— Расскажи, Рийна! — потребовала Мария. — Мы редко вспоминаем, что оказались тут ещё и из-за тебя, — так расскажи.

— Давно просим тебя об этом, но ты говоришь, что теперь всё равно, — сказала Алина.

— А разве это не так? — спросила Рийна.

— Может быть, и не так, — произнесла Карина, по-прежнему обнимая Электру.





ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ




Число семь — хорошее число. Об этом когда-то говорил комиссар Дарич, да и многие другие неглупые люди, знакомые с устройством современного мира, считают точно так же. Беда в том, что сами устроители мира (во всяком случае, некоторые из них) полагают иначе.

Семь Домов времён пост-Экспансии даже близко не могли быть похожими на королевства и империи какого-нибудь раздираемого противоречиями континента Земли-прародительницы. Хотя бы по той простой причине, что когда-то все амбиции царей и президентов ограничивались рамками одной-единственной планеты. Теперь же, при разрушении привычных законов физики и при наличии поистине бесконечного количества пространств, доступных для заселения, амбиции элиты не могли не измениться.

И роскошь — та единственная по сути вещь, которая отличала элиту от прочего населения, постепенно девальвировалась. Как ни пытались удержать сильные мира сего статус предметной роскоши, но открытие универсальной репликации нанесло удар по драгоценностям, высоким технологиям и необходимости для простых людей наниматься на работу, в том числе и в качестве слуг. Рабовладельческий строй, просуществовавший вплоть до начала Экспансии под названием демократии, зашатался и рухнул. А сама Экспансия принесла невиданную свободу тем, кто вообще слышать не хотел о какой-то там элите и знать не знал такое слово как «работодатель». Впервые после очень короткого промежутка времён Дикого поля и Фронтира люди стали занимать огромные пространства для той жизни, какой хотели жить, не зная ни налогов, ни кадастра, ни многочисленных чиновников, которые бы указывали им, сколько и чего можно строить, сколько и чего можно сажать, сколько и каких детей заводить. Конечно, были планеты с тяжёлыми условиями… Где-то возникали мелкие диктатуры, принимались чудовищные законы, и тогда за работу брались полицейские. Которые тоже были людьми, и которые иногда вдруг сдавали значки, имплантаты и оружие, чтобы занять вновь открытую планету или хотя бы континент на ней… Да пусть даже песчаный остров с пальмами посреди тёплого океана. В мире, где отменена собственность, владеть планетой нельзя, но её можно занимать, и какой смысл кому-то биться за кем-то уже занятый остров или континент, коль скоро чуть дальше найдётся заметно более красивый по ландшафту и ощутимо более приятный по климату? И который у тебя тоже никто никогда не отберёт. Конечно, нельзя просто так проснуться утром и полететь в космос словно в никуда, да и бюрократию никто не отменял, как и сложности с попаданием на борт большого звездолёта, но всё равно нет ничего невозможного в межзвёздном путешествии. Даже если оно планируется в одну сторону. В принципе всё так или иначе решаемо.

Пока что в руках элиты оставалось бессмертие. И то весьма условное. Старость полностью исключить невозможно, но почти любая насильственная гибель недавно была практически побеждена. Как бы ни старался Дом Ротшильд сохранить удивительное открытие в тайне, его хозяевам стало ясно, что рано или поздно изобретение будет либо воссоздано независимо, либо украдено… Но не это страшно. Плохо — если оно получит массовое распространение среди простолюдинов, как это случилось с универсальной репликацией или нуль-транспортировкой.

Но вернёмся к тому, что в мире слишком много планет… И слишком много свободного места, которое, исходя из подтверждённой концепции Вселенной, оказалось практически бесконечным. А у людей слишком много возможностей, чтобы перемещаться с места на место, несмотря на массу искусственных ограничений. Экспансия распространяется всё дальше, и уже выросли целые поколения колонистов, которые понятия не имеют о том, что такое нужда, рабский труд и дефицит. Дефицит — хороший инструмент для того, чтобы удерживать рабов в цепях. И если дефицита нет, значит, его надо создать искусственно. И теперь единственным инструментом борьбы с бесконечностью миров и свободой должен стать дефицит планет.

Но как его создать? Планеты можно уничтожать на стадии открытия. Можно… но глупо. Взамен одной погибшей в ядерном огне, затопленной или лишённой атмосферы исследователи найдут десяток других. Можно принудительно запретить открытие новых планет, а также перемещение между ними. Можно… но нереально. Глобальная законодательная власть умерла ещё в самом начале Экспансии. И к каждому потенциальному переселенцу не приставишь полицейского. А за тысячи световых лет от системного центра полицейский ещё и объединится с переселенцем, наплевав на дурацкий по своей сути запрет. Можно уничтожать планеты с уже имеющимся населением. Можно… но это бессмысленно и расточительно. В конце концов, риск разозлить сотни миллиардов людей тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Значит, надо изменять не планеты. Надо изменять людей. С тем, чтобы они не могли покидать свои исконные земли. Чтобы возвращались на родину. Чтобы оставались прикованными к ней незримыми цепями. Но какими должны быть эти цепи? Как уже было сказано, в обществе, где нет необходимости думать, что ты завтра будешь кушать сам и чем кормить детей, рычаги управления людьми практически отсутствуют. Пусть не полностью, но по большей части — да. Значит, остаётся только один способ закрепощения.

А именно — биологический. Эмигрируешь — умрёшь. Не вернёшься на родную планету — умрёшь. Не переедешь на планету, где тебя ждёт заботливо подготовленное рабочее место — тоже умрёшь.

— И вы придумали такую дикую вещь, чтобы остановить Экспансию? — спросила потрясённая Карина.

— Не только чтобы остановить, — сказала Рийна. — Но даже постепенно вернуть колонистов, всех представителей Хомо Сапиенс, к системному центру секторной Вселенной. Чтобы всё население рано или поздно оказалось в пределах досягаемости Мирового правительства. Именуемого — как там у вас говорят? — Взаимодействием.

— Но это же грозит перенаселением! — с ужасом сказала Дина.

— И что? Это и к лучшему! Значит, будет дефицит территорий. Людям снова станет за что бороться. Вернее, за что работать. Кто не будет работать, тому выделят ячейку три фута на десять. Ну, или ещё что-то подобное. Но это — дело следующего десятилетия. Сейчас главное — вернуть людей поближе к системному центру.

— Но как это сделать? Ведь нереально изменить биологическую сущность всего вида? Причём на немыслимо далёких планетах, в почти затерянных колониях, — продолжала допытываться Дина.

— Это реально, — возразила Рийна, погладив Марию по вздутому животу. — И «Голубое масло» открывает эту возможность… А Дом Ротшильд намерен к тому же её монополизировать… А ещё леди Анжела намерена объединиться с системой Туаред. Значит, количество Домов вскоре может измениться… Сакса они сожрут первым… Туаред находится в секторе Форд, так что возможны варианты. Правда, я не знаю самых глубинных планов, что-то постоянно меняется в расстановке сил, но суть останется неизменной. Эмиссары Туареда лично будут доставлять нашу голубую икру по всем уголкам Вселенной. Из икринок вылупятся мириады организмов, которые станут незаметно заражать всех людей на планете. В том числе и самих эмиссаров. Но они об этом, естественно, знать не будут.

— Пока не вижу стройной концепции во всем этом, — сказала Хуана.

— Есть список планет, которые останутся заселенными. Перечень большой, но небесконечный. Разумеется, в нем есть Орегон-пять, терраформированные планеты системы Праматери-Земли, кроме ее одной… Моя родная Лантра есть в нем… Все планеты, на которых родились девушки, попадающие в озера третьей станции, тоже в этом списке. Любой человек, который родился на определенной планете, несет в себе информацию о ней. Все женщины, которые пройдут через вымет, оставят свои метабиологические следы в икринках. А посредством «Голубого масла» эта информация распространится на всех остальных. Она незримо заразит генетический код людей, и они будут способны жить только на планетах из списка, утверждённого Домом Ротшильд. Жители удалённых колоний начнут бросать свои дома и улетать под присмотр системного центра. Флоты уже готовятся для этого великого возвращения.

— Начинаю понимать… — задумчиво произнесла Карина. — А ты не помнишь, планета Эсмеральда, сектор Морган, есть в этом списке?

— Есть, точно.

— Хм. А, к примеру, Чандрасекар, сектор Рокфеллер?

— Не помню. А если не помню, то, возможно, нет. Но это, скорее, исключение. В секторах Морган, Рокфеллер и Форд большинство планет контр-Экспансия не затронет. А вот часть Меллона и практически весь Дюпон обезлюдеют. Если леди Ротшильд мечтает уничтожить сектор Сакс по соображениям мести, то Дюпон — по политическим и отчасти вкусовым, так сказать. Там ведь что ни планета, то прибежище интеллектуалов да людей искусства…

— Значит, некоторые планеты, уже заселённые, просто вымрут?


— Да. Они опустеют, будут брошены людьми. Несмотря на кислород, воду и хлорофилл, жить там новому человеку станет невозможно. Разве что высаживаться ненадолго без скафандра. В его генетической памяти будет чётко прописано, где ему разрешено проживать на постоянной основе. На последующих поколениях это, естественно, тоже скажется.

— И какой же механизм запустится, чтобы убедить человека уехать с любимого насиженного места?

— Старый добрый рак. Приедете — вылечим. Останетесь — копайте себе могилу.

— Вот чёрт… Но как этого удалось добиться? Ведь информационная составляющая генетической памяти столь эфемерна, что…

— Бозонные субнанотехнологии. Мы сумели научиться управлять частицами Абсолюта в человеческих генах. Но пока что на практике нашли им только такое применение.

— Но это же действительно возвращение к тотальному рабству! К закрепощению. К этой, как она называлась… К прописке. Ко всему тому негативному, что было в древней истории Праматери-Земли.

— Да.

— Какой же твой интерес во всём этом, Рийна?

— Если честно, денежный. Я пожадничала, как многие из здесь присутствующих.

— Но денег у людей нет.

— Они есть, и они будут. Эмиссия запущена Домом Ротшильд. Элита уже располагает огромными суммами в кварковых коинах. Простые люди будут работать за эти коины по двенадцать часов в день… А может, и больше. Принцип отсутствия собственности отомрёт за ненадобностью. Хотя он и сейчас тоже… довольно эфемерен.

— Вот мне что непонятно, — подала голос Электра. — А как будет оцениваться творческий труд? Я — художница. Вдруг я не смогу работать по двенадцать часов в день? Или не сумею нарисовать определённое количество картин за какой-то период? Или… вдруг мои работы кому-то не понравятся…

Рийна засмеялась:

— Ты не будешь рисовать картины. Творчество останется уделом элиты. Ну, или приближенных к ней людей. Или тех, кто в начале контр-Экспансии сумел сколотить приличное состояние. Например, у тебя есть тысяч десять коинов. Ты сможешь купить небольшую часть планетной территории и построить на ней дом. И позволять в этом доме жить другим, у кого нет десяти тысяч коинов, а от силы сто. Они будут тебе понемногу платить за право поселиться в твоём доме, работая при этом где-нибудь по двенадцать часов в день. Ты же сможешь не работать, а просто будешь жить в одной из комнат этого дома и рисовать, сколько влезет.

— А если у меня нет десяти тысяч коинов?

— Тогда ты пойдёшь работать. Но тебе не позволят, чтобы ты смогла заработать зараз очень большую сумму.

— А когда я буду рисовать?

— Ну, час-два в день сумеешь выкроить, наверное.

Электра задумалась.

— Что-то мне это не нравится, — сказала она грустно.

Рийна опять засмеялась. «Русалки» молчали, думая каждая по-своему о только что услышанном.

— Вообще-то мне это тоже не нравится, — сказала Карина. — Правда, я плохо понимаю, почему свобода выбора так претит элите.

— Я вот смотрю на вас, — сказала Рийна, — как вы нежно обнимаетесь. Мне, например, такие отношения непонятны. Но я при этом спокойно воспринимаю всякие проявления любви, если они не затрагивают меня лично. Даже в которых есть боль и кровь. А элита, которая по уровню интеллектуального развития, как правило, полное отребье, всегда будет против свободных проявлений чувств и других человеческих эмоций. Применительно к простолюдинам, естественно. Обычные люди должны держать себя в рамках, которые придумывает для них элита. Притом неважно, какая именно причина будет основой создания этих рамок. Либо кому-то ваши сладкие объятия покажутся не просто непонятными, но глубоко противными. Либо кто-то посчитает, что подобные изыски свободных отношений — прерогатива только избранных. Вам же, как рядовым членам общества, придётся соблюдать ограничения и правила.

— Если речь идет о развлечениях вроде тех, что происходили на Пэйн-Стасисе, то, наверное, есть смысл в их ограничении, — сказала Алина.

— Почему? — спросила Электра. — Если доступно восстановление, и если всё происходит с полного согласия обеих сторон? Если нет никакого насилия и принуждения, почему кто-то берёт на себя право хоть что-то запрещать?

— Но если разрешить их… — начала Сумико.

— Если запретить их, — перебила Карина, — то любое ограничение приведёт лишь к тому, что элита будет и дальше развлекаться как угодно. Элита пишет правила не для себя, а для других. Об этом говорит вся наша история. А если в ходу будут деньги, то неминуемо начнёт развиваться проституция и другая эксплуатация. Причём в самых чудовищных её проявлениях. Гораздо страшнее и масштабнее, чем сейчас. И пэйн-стасисы появятся на каждой планете, к тому же вполне легально. Но — только для избранных. Среди них найдётся немало таких, кто предпочтёт вспарывать животы и выпускать кишки исключительно тем, кто этого не желает. Я встречала подобных людей… Я и сама девиантка, если хотите знать. Поэтому хорошо понимаю, о чём говорю.

Над озером повисла глубокая тишина, нарушаемая только ритмичным кваканьем какой-то мелкой твари, пока что не попавшей на стол «русалкам». Карина освободилась от объятий Электры, приподнялась на хвосте, хватаясь руками за ветки дерева. И громко прокричала в сторону дальнего берега:

— Са-а-а-алем!

— Что ты делаешь? — удивлённо спросила Дина.

— Хочу свалить отсюда, — сказала Карина. — В крайнем случае, увезти мою девушку.

— Са-а-а-а-а-алем!!! — прокатился ещё один звонкий женский крик над озёрной гладью.

— Ты думаешь, у тебя это получится? — задумчиво произнесла Алина.

— Не знаю, — сказала Карина. — Но сидеть как дура в воде и производить своим телом генетическую отраву ради чьих-то идиотских амбиций мне точно не хочется.

— Вот! — воскликнула Натали. — Демонюга плывет!

До девушек донеслось шлёпанье по воде — опытные обитательницы озера уже знали, что оно означает. Вот только впервые за всё время приближающийся «самец» подал голос:

— Нина! Моя леди, ты меня звала?