Homo Deus. Краткая история будущего

Европейская карта Африки середины XIX века. Европейцы имели смутное представление о внутренних территориях Африканского континента, однако это не помешало им поделить его и нанести на карту границы



Наши современные образовательные системы дают массу других примеров, когда реальность пасует перед письменным отчетом. Когда я измеряю длину своего стола – не важно, какой измерительной линейкой или меркой я это делаю. Намерил я 200 сантиметров или 78,74 дюйма, длина стола остается той же. Но когда бюрократы измеряют человека, от выбранной ими мерки-линейки зависит очень многое. С тех пор как в учебных заведениях начали оценивать людей по жесткой балльной шкале, жизни миллионов учеников и учителей в корне изменились. Отметки – сравнительно недавнее изобретение. Охотники-собиратели никогда не получали отметок, и даже через тысячи лет после аграрной революции редко в каких образовательных учреждениях выставлялись баллы. Средневековый сапожник не вручал своему ученику в конце года бумажку с вердиктом: «пять» за шнурки и «три с минусом» за пряжки. В шекспировские времена студенты выпускались из Оксфорда с одним из двух возможных результатов – со степенью или без. Никому не приходило в голову выпустить одного студента с отметкой или баллом 74, а другого – 88[133].

Жесткую балльную шкалу ввели в регулярное пользование системы массового образования индустриальной эпохи. После того как фабрики и управленческие структуры приноровились думать на языке цифр, за ними последовали школы. Они стали определять достоинство каждого ученика по его средней отметке, а достоинство каждого учителя и директора – по общему среднему показателю школы. Как только бюрократы вооружились этим мерилом, реальность перевернулась.

Изначально на школы возлагалась задача просвещения и образования, и отметки были просто средством измерения успехов. Однако совершенно предсказуемо школы вскоре начали видеть в достижении высоких показателей свою главную цель. Любому ребенку, учителю и инспектору ясно, что навыки, нужные для получения высоких баллов на экзаменах, не имеют ничего общего с глубоким знанием литературы, биологии или математики. Любому ребенку, учителю и инспектору ясно и то, что при необходимости выбирать между первым и вторым большинство школ погонится за баллами.

Сила письменных отчетов достигла апогея с появлением священных книг. Священники и писцы древних цивилизаций привыкали видеть в документах путеводители по реальности. Поначалу тексты рассказывали им о реальности податей, полей и зернохранилищ. Однако по мере того как усиливалась бюрократия, авторитет текстов возрастал. Священники занимались не только переписью божьих владений, но и изложением божьих деяний, секретов и заветов. Сложившиеся в итоге книги претендовали на изображение мира в его целостности, и многие поколения ученых за ответами на все вопросы традиционно обращались к Библии, Корану или Ведам.

Теоретически, если какая-то священная книга неверно истолковывает действительность, ее приверженцы рано или поздно это поймут, и авторитет текста будет подорван. Авраам Линкольн красиво сказал, что невозможно обманывать всех все время. Если бы это было так. На деле прочность сетей человеческой кооперации зависит от тонкого баланса между правдой и вымыслом. Если вы чересчур сильно исказите действительность, то не выдержите конкуренцию с более ясно видящими реальность соперниками. С другой стороны, вам не удастся эффективно организовать толпу без опоры на какой-нибудь выдуманный миф. Если вы будете оперировать неприукрашенной реальностью, без добавления соответствующего ситуации вымысла – за вами никто не пойдет.

Представьте себе: с помощью машины времени мы отправили современного ученого в Древний Египет. Думаете, он сможет захватить там власть, разоблачая неправдоподобные выдумки местных жрецов и рассказывая крестьянам об эволюции, теории относительности и квантовой физике? Конечно, если бы он сумел, используя свои знания, изготовить несколько ружей и пушек, то получил бы некоторое преимущество перед фараоном и богом-крокодилом Себеком. Но чтобы добыть руду, построить доменные печи и произвести порох, ему понадобилось бы много привычных к труду, безропотных крестьян. Полагаете, он сумел бы пробудить в них энтузиазм рассказами о том, что энергия массы равна самой массе, умноженной на квадрат скорости света? Если кто-то действительно так думает, пускай отправляется в Афганистан или в Сирию и попробует.

Власть могущественных человеческих организаций – таких как Египет фараонов, европейские империи и современная школьная система, – держится преимущественно на способности навязывать послушной реальности свои фантастические верования. В этом, например, вся идея денег. Государство раскрашивает ничего не стоящие бумажные прямоугольнички, назначает им цену и затем использует для установления стоимости всего остального. Правительство обязывает граждан платить этими прямоугольничками налоги, поэтому гражданам ничего не остается, как где-то их раздобывать. В результате купюры действительно приобретают ценность, правительственные чиновники утверждаются в своей вере и, поскольку правительство контролирует выпуск бумажных денег, его власть возрастает. Если кто-нибудь возмутится: «Да это просто никчемные бумажки!» и станет вести себя так, будто это действительно просто бумажки, то окажется в абсолютной изоляции.

То же происходит, когда образовательная система объявляет лучшим способом отбора студентов вступительные экзамены. У системы достаточно полномочий, чтобы влиять на формирование критериев поступления в институты и критериев найма как в государственные, так и в частные структуры. Поэтому учащиеся целиком выкладываются для получения хороших отметок. На теплых местечках сидят отличники, стоящие горой за систему, которая их туда протащила. Тот факт, что образовательная система осуществляет контроль за важнейшими экзаменами, усиливает ее власть и влияние на образовательные учреждения, правительственные организации и рынок труда. Если кто-нибудь возмутится: «Ведь диплом всего лишь бумажка!» и поведет себя соответственно – окажется в абсолютной изоляции.

Точно так же работает Священное Писание. Представители религиозного истеблишмента утверждают, что в священных книгах есть ответы на все наши вопросы. Одновременно они давят на суды, правительства и бизнес, чтобы те поступали в соответствии с содержащимися в этих книгах предписаниями. Когда начитавшийся священных текстов человек смотрит на мир, он видит картину и впрямь очень похожую. «В Писании сказано, что мы должны платить Богу десятину, – и действительно, все платят. В Писании сказано, что женщины ниже мужчин и не могут служить судьями, – и действительно, женщины бывают судьями редко. В Писании сказано, что изучающий слово Божье преуспеет в жизни, – и действительно, все хорошие должности занимают люди, знающие священные книги назубок».

Этот умный человек, конечно же, начнет добросовестно изучать священные тексты. Когда он освоит их досконально, его, конечно же, назначат судьей. Когда его судейский срок выйдет, он обязательно выберет себе в преемники знатока Священного Писания, который, как и он сам, носит брюки. И если кто-нибудь возмутится: «Да ведь эта книга всего лишь бумага!» и поведет себя соответственно – он, конечно же, окажется в абсолютной изоляции.

Даже притом что священные книги вводят в заблуждение относительно истинной природы вещей, они способны сохранять власть над людьми тысячелетиями. Например, библейское понимание истории в корне ошибочно, однако оно распространилось по всему миру и многие миллионы людей верят в него. Библия торговала вразнос монотеистической концепцией истории, утверждая, что миром правит единственное всемогущее божество, которое неустанно думает обо мне и моих поступках. Любая моя удача – это, безусловно, награда за мои добрые дела. Любая катастрофа – несомненно, наказание за мои прегрешения.

Древние евреи верили, что их страдания от засухи или вторжение в Иудею вавилонского царя Навуходоносора и изгнание их народа – это наверняка Божьи кары за их собственные грехи. А когда персидский царь Кир победил вавилонян, позволив еврейским изгнанникам вернуться домой и заново отстроить Иерусалим, – они считали, что это всемилостивый Господь внял их покаянным молитвам. Библия не допускает мысли, что засуха, вероятно, была следствием вулканической активности на Филиппинах, что вторжение Навуходоносора диктовалось торговыми интересами Вавилонской империи и что у царя Кира имелись свои, прежде всего политические, причины содействовать евреям. Соответственно, в Библии нет ни малейшей попытки осмысления мировой экологии, вавилонской экономики или персидской политической системы.

Такой эгоцентризм свойственен всем нам в детстве. Дети всех вероисповеданий и культур считают себя центром вселенной и поэтому мало озабочены состоянием и чувствами других людей. Вот почему для них так трагичен развод родителей. Пятилетний ребенок не может понять, что существуют важные причины, никак с ним не связанные. Сколько бы раз мама и папа ни повторяли ему, что они самостоятельные взрослые люди со своими собственными проблемами и желаниями и расстаются по другим причинам, – малыш не в состоянии этого постичь. Он убежден, что все происходит из-за него. Большинство людей перерастает это детское заблуждение. Монотеисты же пребывают в нем до самой смерти. Подобно ребенку, полагающему, что родители ссорятся из-за него, монотеист убежден, что исключительно из-за него персы сражаются с вавилонянами.

Уже в библейские времена некоторые культуры имели гораздо более верное представление об истории. Анимистические и политеистические религии изображали мир как игровое пространство множества самых разных сил, а не единого Бога. Поэтому анимисты и политеисты легко принимали идею о том, что многие события не связаны со мной или моим любимым небожителем и не являются расплатой за мои грехи или наградой за мои благие дела. Греческие историки Геродот и Фукидид и китайский историк Сыма Цянь создали сложные исторические теории, очень близкие к нашим современным представлениям. Они объясняли войны и восстания множеством политических, социальных и экономических факторов. Народ может стать жертвой войны, даже не будучи ни в чем и ни перед кем виноватым. Поэтому Геродот глубоко вникал в политику Персии, а Сыма Цянь очень интересовался культурой и религией степных кочевников[134].

Сегодняшние ученые согласны с Геродотом и Сыма Ця-нем, а не с Библией. Именно поэтому современные государства придают такое значение сбору информации о других странах и анализу глобальных экологических, политических и экономических тенденций. Когда экономика Соединенных Штатов буксует, даже евангелисты-республиканцы направляют обвиняющий перст на Китай, а не на собственные грехи.

Хотя Геродот и Фукидид понимали ход вещей гораздо лучше, чем авторы Библии, при столкновении этих двух мировоззрений Библия одержала абсолютную победу. Взгляд на историю переняли греки у евреев, а не наоборот. Через тысячу лет после Фукидида греки прониклись убеждением, что, если на них наступает варварская орда, – это, ясное дело, Божья кара за грехи. Каким бы ошибочным ни был библейский взгляд на мир, он оказался лучшей основой для крупномасштабного взаимодействия масс.

Даже сегодня, когда президенты США приносят присягу, они держат руку на Библии. Также во многих странах мира, включая США и Великобританию, свидетели в судах, давая клятву говорить правду, всю правду и ничего кроме нее, кладут руку на Библию. Забавно, что они клянутся говорить правду на книге, в которой полным-полно вымыслов, мифов и ошибок.





И работает ведь!




Вымыслы позволяют нам лучше взаимодействовать. Цена, которую мы платим за это, – то, что вымыслы определяют цели этого нашего взаимодействия. У нас могут быть сложнейшие системы кооперации, служащие вымышленным целям и интересам. В результате система может казаться продуктивно работающей, но только с точки зрения ее собственных критериев. Например, мулла скажет: «Наша система работает. Сейчас в мире полтора миллиарда мусульман и больше, чем когда-либо, желающих изучать Коран и подчиниться Аллаху». Вопрос, однако, состоит в том, правильный ли это критерий успеха. Школьный директор скажет: «Наша система работает. За последние пять лет показатели успеваемости выросли на 7,3 процента». Но лучший ли это способ оценивать школу? Чиновник в Древнем Египте сказал бы: «Наша система работает. Нам нет равных в мире по собиранию податей, рытью каналов и строительству пирамид». Спора нет, Египет фараонов подарил миру налогообложение, ирригацию, пирамиды. Но то ли это, что действительно важно?

У людей много материальных, социальных и психологических потребностей. Абсолютно неясно, наслаждались ли древнеегипетские крестьяне бóльшим количеством любви или лучшим социальным положением, чем их предки охотники-собиратели. Но что касается питания, здоровья и детской смертности, то жизнь их была хуже. Документ, относящийся примерно к 1850 году до н. э., времени правления соорудившего Фаюмское озеро Аменемхета III, рассказывает о состоятельном человеке Дуа-Хети, который везет своего сына Пепи в школу, чтобы тот выучился на писца. По пути Дуа-Хети рисует сыну жалкое существование крестьян, чернорабочих, солдат и ремесленников, желая пробудить в нем рвение к учебе и стремление избежать плачевной участи большинства смертных.

По словам Дуа-Хети, жизнь безземельного работника в поле полна тягот и лишений. Едва прикрытый лохмотьями, он трудится весь день под палящим солнцем. Потом являются чиновники фараона и гонят его на принудительные работы. В награду за свой адский труд он получает лишь разрушенное здоровье. Домой он приходит еле живым…

Судьба крестьянина, владеющего землей, немногим легче. Он с рассвета и до заката таскает бадьями воду из реки в поле. Его спина сгибается под гнетом ярма, шея покрывается язвами. Утром ему нужно поливать делянку с луком-пореем, днем – финиковые пальмы, вечером – кориандровое поле. В конце концов он падает и умирает[135]…

Возможно, отец намеренно сгущает краски, но не слишком. Египет фараонов был самым могущественным царством своей эпохи, но обычный крестьянин получил от всего этого могущества только подати и принудительный труд, а отнюдь не больницы и службы социальной защиты.

Это беда не одного Египта. Несмотря на огромные достижения китайских династий, мусульманских империй и европейских королевств, даже в 1850 году средний обыватель существовал не лучше, а то и хуже древнего охотника-собирателя. В 1850-м китайский крестьянин или манчестерский мастеровой работали больше часов подряд, чем их предки охотники-собиратели; работа была физически тяжелее и умственно беднее; пища – намного однообразнее; гигиенические условия – стократ хуже; инфекционных болезней – гораздо больше.

Предположим, вам предложили на выбор две отпускные программы.

Программа «Каменный век». В первый день будете десять часов гулять по девственному лесу и обустроитесь на ночевку в пойме реки. Во второй день спуститесь по реке на каноэ и разобьете лагерь на берегу маленького озера. На третий день будете учиться у местных, как ловить в этом озере рыбу и искать в окрестных лесах грибы.

Программа «Современный пролетарий». В первый день десять часов отработаете, задыхаясь от пыли, на текстильной фабрике, затем переночуете в тесной квартирке. День второй – десять часов на кассе в местном универмаге и ночевка в той же квартирке. Третий день – узнаете у местных, как открыть банковский счет и заполнить заявку на ипотеку.

Какую программу вы предпочтете?

Получается, что, когда мы беремся оценивать ту или иную сеть человеческой кооперации, все зависит от выбранных нами критериев и точки зрения. Мы судим о Египте фараонов по объему производства, по сытости населения или по социальной гармонии? Фокусируем внимание на аристократии, простых крестьянах или свиньях и крокодилах? У истории не один сюжет, а тысячи альтернативных сюжетов. Всякий раз, когда мы решаем пересказать один из них, мы решаем отсечь другие.

Сети человеческой кооперации обычно применяют к себе критерии собственного изобретения, так что неудивительно, что они ставят себе высокие отметки. В частности, сети, служащие воображаемым сущностям, таким как боги, нации и корпорации, обычно оценивают свои достижения с точки зрения именно этих воображаемых сущностей. Религия мнит себя правильной, если блюдет заповеди Божьи до буквы; нация считает себя великой, если продвигает национальные интересы; корпорация процветает, когда зарабатывает много денег.


Поэтому, изучая историю любой сети взаимодействия, желательно время от времени останавливаться и смотреть на вещи с позиции какой-нибудь реальной сущности. Как узнать, реальна ли сущность? Элементарно. Просто задайте вопрос: «Способна ли она страдать?» Когда люди сжигают храм Зевса, Зевс не страдает. Евро, когда падает в цене, не страдает. Не страдает и обанкротившийся банк. Это только метафора. Но когда нечего есть голодной крестьянке, она страдает. Когда корову разлучают с ее новорожденным теленком, она страдает. Это и есть реальность.

Конечно, наша вера в фантазии тоже может стать причиной страданий. Например, вера в национальные и религиозные мифы может спровоцировать войну, в которой миллионы людей потеряют дома, конечности и даже жизнь. Повод к войне вымышлен, но страдания стопроцентно реальны.

Именно поэтому мы должны прилагать все усилия, чтобы отличать фантазию от реальности.

Вымысел сам по себе не плох. Он критически важен. Без общепризнанных мифов о деньгах, государствах и корпорациях не может функционировать ни одно сложное человеческое сообщество. Мы не сыграем в футбол, если единодушно не поверим в придуманные для него правила, не воспользуемся преимуществами рынка и суда при отсутствии сходной мифологии. Но мифы – лишь инструмент. Они не должны становиться нашими целями или критериями. Забывая, что это не более чем вымысел, мы отрываемся от реальности. Мы развязываем целые войны «в интересах корпораций» или «для защиты национальных интересов».

Корпорации, деньги и нации – всего лишь плод нашего воображения. Мы изобрели их ради себя, зачем же мы жертвуем жизнями ради них?

В XXI веке мы создадим такие могущественные мифы и такие тоталитарные религии, какие человечеству и не снились. С помощью биотехнологий и компьютерных алгоритмов эти религии будут не только контролировать каждый наш шаг, но и создавать наши тела, мозги, мысли и целые виртуальные миры, в каждом из которых будут свой ад и свой рай. Распознавать и отделять вымысел от реальности и религию от науки будет намного сложнее. Но уметь делать это становится так важно, как никогда раньше.





5. Странная парочка





Вымыслы – фундамент и опоры любого человеческого общества. С течением истории мифы о богах, нациях и корпорациях приобрели такую силу, что возобладали над объективной реальностью. Вера в могучего бога Се-бека, Небесный мандат или Библию вдохновляла людей на сооружение Фаюмского озера, Великой Китайской стены и Шартрского собора. К несчастью, из-за этой слепой веры человеческие усилия часто направлялись на возвеличивание вымышленных сущностей, таких как боги и нации, а не на облегчение жизни реальных мыслящих существ.

Современное общество, на первый взгляд, не имеет ничего общего с Древним Египтом и средневековым Китаем. Что так изменило его – использование достижений науки? Правильно ли будет сказать, что, несмотря на живучесть традиционных мифов, современные социальные системы все больше опираются на объективные научные теории вроде теории эволюции, которых просто не знали в Древнем Египте и средневековом Китае?

На это можно было бы, конечно, ответить, что научные теории – это просто новый тип мифов и что наша вера в науку ничем не отличается от веры древних египтян в великого бога Себека. Однако это сравнение не выдерживает критики. Себек существовал только в коллективном воображении верующих в него. Безусловно, молитвы Себеку скрепляли социальную систему Египта, помогая людям рыть каналы и возводить плотины, которые предотвращали наводнения и засухи. Но сами по себе молитвы ни на йоту не поднимали и не снижали уровень воды в Ниле. Научные же теории – не просто средство объединения людей. Часто приходится слышать: Бог помогает тому, кто помогает себе сам. Это окольный способ сказать: Бога нет, но если вера в Него побуждает нас что-то делать – она помогает. Антибиотики, в отличие от Бога, помогают даже тем, кто сам себе не помогает, – они борются с инфекциями независимо от того, верит в них кто-то или нет.

Таким образом, доиндустриальный мир очень отличается от индустриального. Египетские фараоны и китайские императоры не смогли одолеть голод, мор и войну, несмотря на все старания в течение тысячелетий. Индустриальные общества справились с этим за несколько веков. Не результат ли это вытеснения интерсубъективных мифов объективным научным знанием? И не предвидится ли в ближайшие десятилетия ускорение этого процесса? Поскольку технологии дают нам шанс усовершенствовать человека, победить старость и найти ключ к счастью, не отвлекутся ли люди от вымышленных богов, наций и корпораций и не уйдут ли с головой в расшифровку физической и биологической реальности?

На самом деле все обстоит гораздо сложнее. Да, современная наука поменяла правила игры, но это не была замена мифов фактами. Мифы не утратили власти над человечеством, и наука только укрепляет эту власть. Вместо того чтобы сокрушить интерсубъективную реальность, наука будет предоставлять ей возможность еще большего контроля над объективной и субъективной реальностями. Благодаря компьютерам и биоинженерии разница между вымыслом и реальностью будет стираться – по мере того, как люди будут переделывать действительность, чтобы она соответствовала их любимым сказкам.

Жрецы обожествляли крокодилов, а фараон грезил о вечной жизни. На самом деле священный крокодил был обычной болотной рептилией (правда, разодетой в золото), а фараон – таким же смертным, как самый бедный из его подданных. После смерти его труп мумифицировали, пропитав бальзамами и благовониями, но он от этого не ожил. А в XXI веке ученые и инженеры, вероятно, смогут создать реальных суперкрокодилов и обеспечивать сильным мира сего вечную молодость.

Дальнейшее развитие науки еще больше усилит по крайней мере некоторые мифы и религии. Чтобы понять, каким образом, и осознать вызовы начавшегося столетия, мы должны вернуться к одному из самых чувствительных вопросов: как соотносятся современная наука и религия? Казалось бы, об этом уже миллион раз сказано все, что можно сказать. Однако в действительности наука и религия подобны супругам, которые после пятисот лет визитов к семейным психологам все еще плохо знают друг друга. Он продолжает мечтать о Золушке, она тоскует по прекрасному принцу… и оба не перестают пререкаться из-за того, чья очередь выносить мусор.





Демоны и микробы




Большинство недоразумений относительно науки и религии проистекает из ошибочных определений религии. Религию слишком часто путают с суеверием, духовностью, верой в сверхъестественные силы или верой в богов. Религия же не является ни тем, ни другим, ни третьим.

Религию нельзя приравнивать к суеверию: едва ли найдется кто-то, кто назовет свои сокровенные верования «суевериями». Наша вера всегда «истинна», верят всуе только другие.

У сверхъестественных сил тоже мало приверженцев. Почитатели демонов, духов и фей не считают эти существа сверхъестественными. Они – неотъемлемая часть природы: как дикобразы, скорпионы, микробы. Современные медики винят в болезнях невидимые микробы, а жрецы вуду – невидимых духов. В этом нет ничего сверхъестественного: если вы разозлили какого-то духа, дух входит в ваше тело и терзает вас болью. Что может быть естественнее? Лишь те, кто не верит в духов, воспринимают их как нечто не вписывающееся в естественный порядок вещей.

Отождествление религии с верой в сверхъестественные силы подразумевает, что вы способны постичь все известные природные явления без религии. Поняв весь природный мир в целом, вы сможете затем решить для себя, нужна вам или нет какая-нибудь еще «сверхъестественная» религиозная догма. Однако религии практически в один голос твердят, что без них правда о мире вам не откроется. Ни за что не поймете вы истинную причину болезни, засухи или землетрясения, если не вооружитесь их догмой.

Определить религию как «веру в богов» тоже проблематично. Обычно мы говорим, что истый христианин религиозен, потому что верит в Бога, в то время как пламенный коммунист не религиозен, потому что в коммунистическом учении нет богов. Но религия создается людьми, а не богами, и определяется своей социальной функцией, а не существованием богов. Религией является любой всеобъемлющий миф, наделяющий человеческие законы, нормы и ценности надчеловеческой легитимностью. Он освящает человеческие социальные структуры, утверждая, что они есть отражение надчеловеческих законов.

Религия подчиняет нас, смертных, системе моральных установлений, якобы придуманных не нами, которые мы к тому же не можем менять. Правоверный иудей скажет, что это система нравственных законов, исходящих от Бога и донесенных до нас через Библию. Индуист скажет, что законы даны нам в Ведах, а их творцами являются Брахма, Вишну и Шива. Другие религии, от буддизма и даосизма до коммунизма, либерализма и нацизма, утверждают, что так называемые надчеловеческие законы – это законы естественные, и никакие боги к их созданию не причастны. Разумеется, каждая чтит собственный свод естественных законов, открытых и явленных человечеству разными ясновидцами и пророками, от Будды и Лао-цзы до Маркса и Гитлера.

Еврейский мальчик приходит к отцу и спрашивает: «Пап, почему нам нельзя есть свинину?» Отец задумчиво теребит свою длинную бороду и отвечает: «Так устроен мир, Ян-келе. Ты еще мал и не поймешь этого, но, если бы мы ели свинину, Бог рассердился бы на нас, и нам бы не поздоровилось. Это не я придумал. И даже не раввин. Если бы мир сотворил ребе, может, в его мире свинина была бы кошерной. Однако мир сотворил не он – его сотворил Бог. А Бог почему-то сказал, что свинину нам есть нельзя. Потому и нельзя. Понял?»

В 1943 году немецкий мальчик приходит к отцу, офицеру СС, и спрашивает: «Пап, почему мы убиваем евреев?» Отец, любуясь блеском своих отполированных сапог, объясняет: «Так устроен мир, Фриц. Ты еще мал и не поймешь этого, но, если позволить евреям жить дальше, они приведут человечество к деградации и вымиранию. Это не я придумал. И даже не фюрер. Если бы мир сотворил Гитлер, может, в его мире евреи с арийцами жили бы душа в душу. Однако мир сотворил не фюрер. Он просто сумел разгадать законы природы и научил нас им следовать. Если мы ослушаемся этих законов, нам не поздоровится. Понял?»

В 2018 году английский мальчик приходит к отцу, члену британского парламента от либералов, и спрашивает: «Пап, зачем нам беспокоиться о правах каких-то ближневосточных мусульман?» Отец ставит на стол чашку с чаем, на мгновение задумывается и говорит: «Так устроен мир, Уильям. Ты еще мал и не поймешь этого, но все люди, даже мусульмане Ближнего Востока, имеют одно естество, и поэтому у них одинаковые естественные права[136]. Это не я придумал и даже не парламент. Если бы парламент сотворил мир, права человека могли бы запросто находиться в ведении какого-нибудь из подкомитетов, наряду с квантовой физикой и прочим. Но мир сотворил не парламент, и мы вынуждены уважать права даже мусульман Ближнего Востока – иначе кто-нибудь может посягнуть на наши с тобой права, и нам не поздоровится. Иди, Уильям, не мешай».

Либералы, коммунисты и апологеты других современных вероисповеданий не хотят называть свои системы верований «религией», так как отождествляют религию с суеверием и сверхъестественными силами. Попробуйте сказать коммунистам или либералам, что они религиозны, – они сочтут, что вы обвиняете их в слепой приверженности несбыточным мечтам. На деле же речь идет лишь о приверженности некой системе нравственных законов, которые не были выдуманы людьми, но должны тем не менее ими соблюдаться. Насколько нам известно, это есть во всех человеческих обществах. Каждое из них заявляет своим членам, что они обязаны почитать некий надчеловеческий нравственный закон и что нарушение этого закона ведет к катастрофе.

Религии, конечно, отличаются деталями своих мифологий, конкретными предписаниями, а также вознаграждениями и наказаниями, которые они сулят. Так, в средневековой Европе католическая церковь утверждала, что Бог не любит богатых. Иисус сказал, что «верблюду легче пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в райские ворота». Чтобы помочь богачам попасть в Царствие Небесное, Церковь призывала их не скупиться на пожертвования, пугая тем, что скупые будут гореть в аду. Коммунизм тоже не любит богатых, только грозит им классовыми конфликтами, а не горящей серой после смерти.

Коммунистические законы истории подобны заветам христианского Бога в том смысле, что это надчеловеческая сила, которую людям не перебороть. Люди могут хоть завтра утром аннулировать правило офсайда в футболе, так как они сами его придумали и вольны менять по своему усмотрению. Но законы истории, по крайней мере по Марксу, никто изменить не может. Продолжая накапливать частную собственность, капиталисты неизбежно вызовут классовые столкновения и будут побеждены восставшим пролетариатом.

Если так случилось, что вы коммунист, то, возможно, возразите, что коммунизм и христианство тем не менее очень далеки друг от друга, так как коммунизм прав, а христианство нет. Классовые конфликты действительно неотъемлемы от капиталистической системы, но богачи ведь никаким мукам в аду не подвергаются. Пусть так, но это вовсе не означает, что коммунизм не религия. Скорее это означает, что коммунизм – единственная истинная религия. Последователи каждой религии убеждены в истинности именно своей. Возможно, последователи какой-то из них и правы.