Хозяйка Кладбища

— Соверен, Мэр, Епископ и я. Судья. — перечислил он. — На них нельзя подать в суд, даже если у вас будет на руках список доказательств высотой в ваш рост. Но только судья, даже имея на руках все доказательства, не может подать ни на кого в суд. Это ограничение должности.

— Четыре должности, но не человека?

— Да, кто бы их не занимал, они неприкосновенны.

— Как интересно. А насколько сложно их занять?

Мы дошли до тюрьмы, и стражники без вопросов распахнули перед нами ворота.

— Вам, госпожа Аджаи, это попросту невозможно.

— Почему?

— С вашим титулом вы можете занять, в лучшем случае, самую низовую должность. Десятника стражи, Писаря или Шпиона. Но скорее всего только зря потратите деньги.

Я непонимающе посмотрела на Галеаццо. Он продолжил.

— Для того, чтобы просто подать заявку на должность — нужно заплатить. На низших должностях сумма составляет два годичных жалованья. Но не факт, что вы сможете продержаться два года, и хотя бы вернуть эти деньги.

— А чем выше, тем больше надо заплатить? И вернут ли деньги, если я не изберусь?

Галеаццо почти не глядя свернул на лестницу, ведущую в нижние этажи тюрьмы. Я последовала за ним.

— Да. За должности в городском или церковном совете уже придется выложить три годовых жалованья, за место в высшем — четыре. И нет, деньги, в случае неудачи, вам никто не вернет.

Это было неприятно. Но не успела я посетовать на такой узаконенный грабеж, как оказалось, что мы пришли. Никто даже не подумал остановить городского судью, решившего по собственной надобности посетить узников. Меня, чую, и на порог бы не пустили.

В камере матери было мерзко. Она лежала на подстилке, пуская кровавые пузыри изо рта, но никто не спешил ей помочь. Я подбежала к решетке, вцепилась в нее и не сдержала стона. Мать выглядела отвратительно. Ее кожа посерела, пальцы беспокойно теребили край одежды, а покрасневшие глаза казались сухими, словно она уже несколько часов не моргает. Едва стражник отпер камеру, я вбежала к ней, взяла ее иссохшие пальцы в свои.

— Мама, мама! — позвала я ее. Но ее взгляд так и остался устремлен в потолок. Я повернулась к Галеаццо, невозмутимо смотрящему на эту сцену. — Воды, дайте воды!

По его кивку стражник зачерпнул ковшиком воду из бочки где–то в конце коридора, и принес мне. Я попыталась напоить мать, смочив свои пальцы и дав стечь каплям на сухие потрескавшиеся губы. Она сглотнула. И еле слышно прошелестела на выдохе:

— Сестра… — она сдавила мои пальцы, совсем чуть–чуть, совсем не так, как в прошлую нашу встречу, когда она поставила мне синяки на запястьях.

— Это я, мама, это я. Вот, выпей еще, — я покапала еще немного воды. Я обернулась к Галеаццо и спросила: — а можно ли ее как–то отсюда забрать?

Его взгляд ненадолго остекленел, как у всех НПС, обсчитывающих что–то сложное, но потом он покачал головой.

— Госпожа Уффорт приговорена к шести годам заключения. Срок истекает следующей весной.

— Но она в ужасном состоянии! Ее нужно лечить! Она же умрет!

— Все смертны.

Пальцы матери снова сжали мои, и она повторила:

— Сестра… — и на последнем звуке из нее словно вышел весь воздух. Глаза закатились под веки, тело начало стремительно холодеть. Я, совершенно не отдавая себе отчета, заглянула в ее меню–подсказку. Ее свеча полностью догорела и теперь вместо огонька там вился лишь слабый дымок, прихотью разработчиков свивающийся в виде черепа. Моя мать в этом мире умерла.

— Примите мои самые искренние соболезнования, госпожа Аджаи, — донесся сверху уже не такой уж и ледяной голос. Похоже, его тоже проняло.

Стражники торопливо притащили носилки и вынесли тело. Я пошла за ними, а Галеаццо за мной.

— Что, детка, больше не придешь? — донесся голос Вампы. Он все так же сидел в камере, как и в прошлый раз. — Больше не к кому тебе ходить, да? Но ничего, еще встретимся, хе–хе…

— Заткнись, Вампа, пока еще один срок не получил, — повернулся к нему Галеаццо.

— Ха, «ваша честь». Чистоплюй ты всегда был, отчего нищим и помрешь. Возможно даже сильно раньше срока. А к девке не лезь, она наша. Сам видишь же. Да и с Сабуром она уже пообщалась, — Вампа сплюнул. — Думаю, скоро сюда сам ее и отправишь.

Я ускорила шаг.

Когда тело матери уложили в простой гроб и установили на повозку, Джан Галеаццо опять чуть обозначил поклон мне и сказал:

— Госпожа Аджаи, я вынужден вас покинуть. — Он протянул руку и чуть пожал мои пальцы. — И я весьма благодарен вам, что вы приложили такие усилия для сохранения моей должности.

Его взгляд быстро метнулся по сторонам и, когда он понял, что рядом никого нет, то еле слышно добавил:

— Но я бы не отказался увидеть и настоящий дневник.





* * *



Благодарен он, как же. Сбежал, стоило только повозке с телом двинуться в сторону кладбища. Но, так или иначе, я рассчитываю на передышку. Ведь если моя уловка удалась, то те, кто искал дневник, будут уверены, что он у Галеаццо, и так же будут уверены, что доказательствам, которые там записаны, не будет дан ход. Ровно до того дня, пока Джан Галеаццо сохраняет должность судьи. С другой стороны, его карьеру можно считать законченной — сменить должность ему тоже теперь не позволят. Разве что он переедет ко мне на кладбище, в уютную могилку. Но это уже его собственная забота. И его телохранителей.

Рассуждая об этом, я дошла до своего дома.

Снаружи, так же как и при заказе повозки, я пригляделась к самой хибарке. И быстро разочаровалась. Подсказка на доме сообщила мне, что места для новых комнат нет, и для улучшения нужно повысить ранг здания. То есть достроить еще один этаж. Стоимость была не заоблачной — на два договора с де Конти, но мешало отсутствие у меня нужного титула. Для улучшения дома следовало быть уже не горожанкой, а гражданкой.

Поэтому я оставила попытки расширить дом, зашла внутрь и присмотрелась к комнате. Раз для активации режима строительства нужно себе представить желаемое, то стоит попробовать и здесь. Мне нужна полка с книгами. В первую очередь по ремеслу.

Хотите приобрести рабочий кабинет? Да/Нет — поинтересовалась подсказка и вывела перед моим взглядом нормальный стол и стул, а поверх стола писчие принадлежности и пару книг.

Я осмотрелась еще немного. В той стене, где был очаг, подсказка предложила сделать еще одно окно и установить к нему что–то вроде примитивного телескопа — для установления слежки. На стене с моим аватаром количество раскрашенных шитов увеличилось на еще два: появились гербы рыжей женщины из притона «Лилейная пастила» и Капитана Ши.

Гадкое сосущее ощущение в животе накрыло меня. Мне придется уничтожить даже положительных игроков. Противно. Капитан Ши мне понравилась, такая дева–героиня в матроске, несущая справедливость и возмездие во имя чего–нибудь.

Расстроенная, я всё–таки расширила функционал комнаты и, увидев очередной таймер, отправилась на свое кладбище. Мне ещё надо сделать новое захоронение. Похоже, дополнительные места там скоро закончатся, и даже сдать в аренду будет нечего.





* * *


Он сидел на обочине и смотрел на меня одним глазом, похожим на чёрную жемчужинку. Я сделала ещё один шаг ближе. Он отпрыгнул на тропинке на шаг дальше, но не уступил мне проход, а раскрыл крылья и распушился, став похож на возмущенный шарик. Его довольно крупное тело было покрыто гладкими черными перьями, и только на спинке и шее ещё сохранялся детский серый пушок. Широко раскрыв длинный черный клюв, так, что стала видна ярко–красная внутренняя поверхность рта, он громко каркнул. Молодой ворон–слеток словно ждал меня около поворота на кладбище. И сейчас не позволял пройти.

— Крааа! — снова заявил он, повернув голову другой стороной и посмотрев на меня вторым глазом.

— Ты потерялся, малыш? — спросила я его. — Где твои папа и мама?

— Крааа!

Родителей вороненка рядом не было. Да вообще непонятно, откуда он тут взялся. Такие птицы на лугу не живут, им нужен лес или что–то такое. Но он сидел почти у самого края тропинки и громко возмущался.

— Крааа! Кар! Кар!

— Ну все, все, пропусти. Я тебе не мама, да и покормить мне тебя нечем.

— Краааа, — в его курлыканьи мне послышался плач брошенного ребенка.

— Ну хорошо, давай я схожу к себе, посмотрю, чем тебя накормить, и принесу?

— Кар? — «ты обещаешь?» каркнул вороненок.

— Да, да. Только пропусти!

Он отпрыгнул в сторону, неуклюже помогая себе крыльями. Даже не понятно, умеет ли он летать.

— Каррр…





* * *


Около ворот кладбища рядком стояли две телеги — моя и тюремный катафалк.

— И чего стоим, кого ждём? — поинтересовалась я у что–то деловито обсуждающих возниц. — Заносите!

Пока я подходила к ним, до меня донеслись слова вроде «мослы», «бабки» и «необъезженная кобыла». Буду надеяться, что обсуждали лошадей.

— Хозяйка, — тут же согнул спину Штиблет.

Я открыла ворота кладбища и махнула мужикам. Они взяли гроб, неторопливо его внесли и положили на землю.

— Примите мою благодарность, — сказала я тюремному вознице, протянув ладонь. Он осторожно ее пожал, и с моего счета списалась небольшая сумма. Мужик расплылся в улыбке, показав редкие жёлтые зубы, и низко поклонился. Вскоре его телега уехала.

В часовне все было мертвецки спокойно. Мои существа смогли освоить нехитрую технологию производства фонарей и даже сделали пять штук. Но потом у них закончилась костная пыль, и они замерли, дожидаясь меня. В таком положении я их и обнаружила.

Половина дня насмарку!

Если бы только у меня была возможность как–то отслеживать и переключать существ с одного дела на другое, не прибегая постоянно из города на кладбище. Отдав необходимые распоряжения существам и подкрепив их лёгкими тычками, я вынесла все Воровские фонари к своей телеге, уложила их там и накрыла тряпкой. Шесть штук. Неплохо.