И про тебя там написано

Она уже несколько часов шарилась по всяким медицинским сайтам, выясняя, что делать, если вследствие укуса насекомого у человека произошел аллергический шок. В ее книжке Пия выдернула жало зубами и тем самым спасла Макса от верной смерти. Но Петровна понимала, что в реальной жизни этот фокус не пройдет.

— Главное — сохраняйте спокойствие, — читала она вслух. — Слегка поскребите место укуса и удалите жало, чтобы яд перестал поступать в кровь.

— Ну вот, так и сделаешь, — сказала я.

— Затем приподнимите ноги пострадавшего и вызовите скорую помощь, — продолжала читать Петровна. — Ну класс. Погоди, вот тут написано, что можно дать бедолаге какие-нибудь противоаллергические средства. Если окажутся при себе.



У аптекарши была прямая седая челка и роговые очки. А посередине — глаза, потому что очки сдвинуты на самый кончик носа.

— Еще раз, как вы сказали? — переспросила она.

— Мне, пожалуйста, адреналин, антигистаминное, кортизон и бета-2-миметик, — прочла я по листочку. Все эти мудреные слова я списала с сайта, который нарыла Петровна. Сама бы она и без шпаргалок все запомнила.

— Это для каких же целей? — глаза аптекарши сузились.

— Спасать человека в экстренной ситуации, — ответила я. — От аллергического шока.

Аптекарша сдвинула очки на лоб.

— А кого, позвольте поинтересоваться?

— Знакомого, — я сглотнула. — Друга подруги. Мы располагаем данными, что ему грозит укус насекомого. А вдруг у него аллергия, и он умрет во цвете лет?..

— Располагаете данными об укусе? Пчелиная разведка донесла? — хотя аптекарша по-прежнему сверлила меня подозрительным взглядом, я не могла избавиться от ощущения, что происходящее ее изрядно забавляет.

Наконец она вздохнула и поинтересовалась:

— Так значит, у твоего друга аллергия на яд насекомых?

Наверное, нужно было солгать. Но я лишь пожала плечами.

— Этого нельзя исключать.

— Это что, такая игра? — осведомилась аптекарша.

— Да нет же! — воскликнула я. — Речь идет о жизни и смерти.

— Вот прямо сейчас?

— Нет, пока еще нет. Но в мае или в июне — вполне вероятно.

— Тогда ближе к лету ты, наверное, все-таки раздобудешь рецепт?

Рецепт! Это мне и в голову не приходило.

— Если кто-нибудь будет умирать у вас на глазах, вы с него тоже рецепт потребуете?

— Нет, — ответила аптекарша. — Я вызову скорую. Ладно, деточка, ты тут не одна. До свидания.

И, покопавшись в ящике, она протянула мне на ладони упаковочку аскорбинок.



Вообще-то на этом месте я с чистой совестью могла бы слиться. В конце концов, пусть с Яспером разбирается Петровна. Это ее парень, а не мой. Да и что ему сделается, пока она рядом? Хотела б я посмотреть на ту осу, которая отважится перелететь Петровне дорогу.

Я отрапортовала ей о визите в аптеку и таким образом официально сложила с себя всякую ответственность. Мне даже удалось сделать вид, что я улыбаюсь с облегчением. Петровна тут же осведомилась, что за рожи я корчу — «ну точно как мой дед, когда сходит к зубному».

После визита в аптеку Петровна подредактировала свое творение: мальчика-таки укусила оса, и Пия спасла ему жизнь, аккуратно достав жало и сделав ему укол в плечо. Прям как в кино! Я одобрила все поправки, тихо надеясь, что идеи у Петровны наконец иссякнут. Мне уже надоело все время читать одно и то же с минимальными изменениями. К тому же это было не так уж приятно. Даже больно.

— Ты лучше продолжение напиши, — посоветовала я и тут же застыдилась такой грубой лести: Петровна просияла.

Больше я ничего сделать не могла. К тому же мне настоятельно требовался отдых. И я его получила: у Петровны больше не было на меня времени. В классе она поедала глазами Яспера и строчила ему сообщения под партой. На переменах она швыряла мне тетрадь с домашкой: на, списывай — а сама шла миловаться с Яспером за школу, где ныкались курильщики. Писать и звонить ей было бесполезно — все равно она не отвечала: наверное, сидела в ванне, предаваясь мечтам о Яспере.





14





Когда мать спросила, почему давненько ничего не слышно о Петровне, я закатила глаза, надеясь скрыть, что этот вопрос кольнул меня в самое сердце.

— Может, потому что ты запретила ей к нам ходить? — хладнокровно предположила я.

— Ох боже мой, — сказала мать. — Это ж все быльем поросло. Вы тогда были совсем маленькие.

— А теперь уже поздно. У нее больше нет на меня времени.

— Ах вот оно что, у нее появился парень! — иногда мать соображала на удивление быстро. — Кстати, а ты когда парня себе найдешь?

Я предпочла не ставить нас обеих в неловкое положение и притворилась, будто не слышала вопроса. И в очередной раз послала сообщение Петровне. Вопреки ожиданиям, она тут же откликнулась — наверное, впервые за последние недели.

«Я соскучилась, — написала она. — Можно к тебе с ночевкой?»

И тут я сделала то, чего сроду не делала. Повернулась к матери и показала ей Петровнино сообщение на телефоне. Всю остальную переписку я на всякий случай прикрыла пальцами.

— Ну, если она не разнесет нам дом… — с сомнением проговорила мать.

— Она тогда была совсем маленькая, — повторила я ее недавние слова. — Так что, запрет официально отменен?

— С испытательным сроком, — отозвалась мать. — И только если она будет мыть руки перед едой.



Петровна мыла руки куда чаще, чем моя мать. И всегда утверждала, что мытье рук — один из столпов цивилизованного мира. А вот мать регулярно об этом забывала, даже после туалета. Пару раз я собственными глазами наблюдала, как она просто открывала и закрывала кран, не забрызгав ни пальца. Зачем она вообще производила эти манипуляции, оставалось загадкой.

Петровна исправно мыла руки не только после туалета, но и перед. И когда приходила домой. А если ехала на метро, то мылила каждый палец по два раза. Перед едой — само собой разумеется. И после того, как трогала сырые яйца.

— На скорлупе сальмонеллы, — объясняла она мне.

— Как мило, — отвечала я.

Наши смартфоны лежали рядом на столе. Мы решили приготовить блины, раскопали несколько рецептов на сайте «Шеф-повар. de» и с трудом сошлись на одном из них. По ходу дела Петровна на меня наорала: якобы я капнула желтком ей на экран. Теперь сальмонеллы поселятся на ее «самсунге», а его ведь просто так не помоешь.

Мать выползла на кухню ближе к полудню, и я выдохнула с облегчением: она была одета почти по-человечески. Правда, из пижамных штанин торчали щиколотки, зато сама пижама была в полосочку. Уже, знаете ли, прогресс. Еще месяц назад она расхаживала в пижамах, усеянных диснеевскими персонажами, которых я любила в детском саду. Я умоляла ее отдать все эти пижамы мне. И не потому, что мечтала их носить. У меня был тайный план потихоньку сплавить их на барахолку.

О чем мы только ни говорили с Петровной! Ведь у нас впервые была для этого целая ночь. Я немного переживала: вдруг окажется, что нам больше не о чем потрепаться. Или что мы поцапаемся, а то и подеремся. Или хуже того: вдруг она сможет говорить только о Яспере?..

Ни одно из этих опасений не оправдалось. Петровна ни словом о Яспере не обмолвилась. Только иногда вспыхивал экран ее «самсунга». Она торопливо что-то набирала в ответ, но при этом отворачивалась, чтобы я не могла подглядеть через плечо.

В какой-то момент она сказала:

— В книжках все круче, чем в жизни. Даже если эту книжку написала ты сама.

Я спросила, к чему это она, но Петровна лишь отмахнулась. Она слушала меня гораздо внимательнее, чем раньше. А я рассказывала, как это странно, что у моего отца будет еще ребенок. Интересно, будет ли он похож на меня?..

— Конечно будет, — сказала Петровна. — А с какой стати ему должно повезти?..

Мы обсуждали, какими хотим быть, когда совсем состаримся — лет до двадцати, а то и до двадцати пяти. И клялись, что будем жить вместе, купим огромный телик, а когда одна из нас заболеет, другая будет заваривать горячий лимонад.

К утру мы валились с ног. Но все-таки у нас хватило сил поспорить, на чем жарить блины: на сливочном масле или на подсолнечном. У нас было четыре рецепта на выбор, и во всех советовалось разное.

— Жарьте на топленом, — предложила мать, плюхнув на стол пластиковую ванночку.

Петровна изучила ванночку со всех сторон, кивнула, отрезала кусочек и бросила на сковородку, которая тут же заскворчала. Мать смотрела, как мы льем на сковородку тесто и стараемся вовремя переворачивать блины — когда они уже застыли, но еще не почернели. Поймать этот момент нам удавалось через два раза на третий. Ошметки неудачных блинов мы откладывали на отдельную тарелку. На вкус они были офигенные.

— Можно я попробую? — спросила мать.

Я принялась отскребать горелое от блина, имевшего более пристойный вид. Но она отобрала его у меня и целиком запихнула в рот.

— Да тебя выгодно звать в гости, — сказала она Петровне.

— Спасибо большое, — сказала Петровна своим самым добрым голосом.

— А кем ты собираешься стать в будущем? Уже выбрала профессию?

Я закатила глаза. Но Петровну так просто не смутить.

— Я планирую изучать информатику, — сказала она, и мать посмотрела на нее с уважением.

Я-то знала, что это неправда. По крайней мере не совсем правда. Еще недавно она мечтала заниматься ракетостроением.

Мать съела еще три блинчика с нутеллой, а потом оставила нас вдвоем. «Самсунг» завибрировал. Петровна вытерла тесто с экрана и убрала телефон.

— Достал, — сказала она. — Но надо идти.