Идеальный сын

В конце отделения находился сестринский пост, и, кажется, всего было только шесть коек. Со мной рядом лежала женщина с забинтованной головой. Видимо, послеоперационное отделение.

Ещё помню, как я то засыпала, то просыпалась. Туда, сюда, туда, сюда. Помню, просила морфин, а молодая врач со стетоскопом на шее сообщала, что сильные обезболивающие мне отменили.

А потом я очнулась не в отделении. Я была уже в отдельной палате, а у медсестёр была зелёная, а не голубая форма. Это было вчерашним утром или уже сегодняшним?

Следователь опрашивал меня, по ощущениям, несколько месяцев. Не на все вопросы я, конечно, отвечала прямо, но и он не то чтобы все карты раскрыл. Почему ему просто не рассказать мне, как они ищут Джейми?

Из меня пытается вырваться страх, словно запертый в клетке зверь теребит замок. В голове проносится воспоминание: несколько человек рванулись за ножом. Первым успевает Джейми, потом мы с Йеном. Боль от входящего в тело лезвия.

Дверь открывается, и я замечаю светло-зелёную стену коридора, но тут же весь проём занимает массивная фигура Сэндлера. Борода у следователя редкая, скорее уже седая, чем чёрная. Волосы тоже тронула седина. Сам он высокий, глаза карие, очки в толстой оправе. На нём чёрные костюмные брюки, бледно-голубая рубашка, которая за целый день помялась.

Он только делает шаг вперёд, как мне сразу же в глаза бросается сутулость – позвоночник будто изогнулся бумерангом. Видно, на службе повредил или в детстве чем-то переболел.

Сэндлер протягивает руку, и внутрь шаркает мама, тычась тростью в тонкий ковролин. Сразу видно, что день плохой: артрит её одолевает. Чувствую прилив раздражения – сдалось Сэндлеру, больнице тащить её сюда.

– Мама, – хриплю я, удивляюсь, что болит горло, а на глаза наворачиваются слёзы. Я вдруг понимаю, что ужасно соскучилась, но вместе с тем – лучше бы она не приезжала.

Мама поднимает голову на Сэндлера, а тот кивает, и только потом она решается подойти поближе.

– Давайте я принесу чай с печеньями, – говорит Сэндлер, выходит из палаты и закрывает дверь.

Мама обходит столик и идёт к дивану. Ближе в кресло сесть, но я молчу, слишком засмотрелась на столик. Мама проходит и опирается о него ногой, но тот с места не сдвигается. Я выпрямляюсь, не обращая внимания на боль, от которой кусаю щёку изнутри, и замечаю, что ножки столика привинчены к полу.

– Прости меня, – говорит мама, пытаясь развернуть скомканный в шарик платок.

– Это мне надо извиняться, – вздыхаю я, чувствуя внезапный прилив усталости. Вот бы снова туман меня взял, думаю я, но его отчего-то нет. – Зря они тебя вызвали. Как доехала? Полиция привезла?

Она хмурится.

– Полиция? Милая моя, нет, Шелли.

– Шелли? А что она тебе, мам, наболтала? – Выпрямляюсь, и рана отзывается страшной болью, даже от ножа так худо не было.

– Сказала… Сказала… – Голос у мамы дрожит, как и руки, и мне страшно хочется сесть поближе к дивану, сказать ей, что всё будет хорошо, но не могу, потому что не будет.

– Слушай, времени мало, – кидаю взгляд на дверь, говорю тише: – Забери меня отсюда. Сэндлер – полицейский, – мне кажется, подельник Шелли. Откуда-то они друг друга знают. Они, наверное, знают, где Джейми, только мне не говорят.

Мама издаёт какой-то хрип, сдавленный стон.

– Ну не плачь, пожалуйста. – Изнеможение сменяется раздражением. – Мама, пожалуйста, послушай меня. Тебе тяжело, я понимаю, но времени нет. Нужно поскорее выбираться отсюда и искать Джейми.

– Когда ты перестала отвечать на звонки, надо было мне не сидеть, а что-то сделать. Я говорила Сэму, беда какая-то с тобой…

– Ты не виновата, – качаю я головой. Вот бы она заткнулась и услышала меня.

– Тесс, я здесь, рядом, но надо следовать рекомендациям доктора Сэндлера.

– Доктора? Мама, он не доктор, он следак. Но видишь, он нас обеих обманул.

Дверь распахивается, я вздрагиваю, и от напрягшихся мышц боль в очередной раз расходится по телу. Всеми рецепторами, сознанием я жажду морфина, с ним не будет ни боли, ни этой палаты.

С Сэндлером заходит низкорослый медбрат, которого я до сих пор не видела, заносит поднос с чашками и шоколадными галетами. Под мышкой у него коричневый конверт А4.

Сэндлер подходит к креслу, в котором и сидел все часы нашего разговора. Медбрат ставит поднос на стол. Когда он выходит, за ним плотно закрывается дверь, но на долю секунды до этого я вижу Джейми.

Мимолётом мелькнули блондинистые кудри, и сам он пронёсся мимо, поспевая за медбратом. Но это точно Джейми. Наш малыш здесь, в больнице.

Сердце бешено стучит в груди. Рана так дерёт, словно швы вот-вот разойдутся, но, Марк, я его видела. Видела Джейми. С ним всё хорошо!

Дверь закрывается с щелчком, и я перевожу взгляд на Сэндлера. А он смотрит прямо на меня, изучая, что написано у меня на лице.

– Надо было сказать. – Я со вздохом закрываю на миг глаза. Как давно уже они отыскали Джейми и привели сюда? – Надо было сказать, – повторяю я, – что Джейми вы нашли.

Сэндлер кивает, но ничего не говорит и вместо ответа поворачивается к маме.

– Миссис Гарфилд, я до сих пор вёл записи наших бесед с Тесс, и с вашего позволения хотел бы вести их и в дальнейшем.

– Хорошо. – Голос мамы дрожит, и она снова достаёт платок. Меня вдруг обуревает порыв вырвать его у неё из рук, бросить на пол. Это мне надо плакать. Меня ударили ножом. Меня здесь заперли. А мама пусть идёт, за Джейми смотрит.

Гляжу на Сэндлера. Когда он сидит в кресле, его сутулость не особо заметна, но и так он такой великан, что комната даже кажется меньше. Выражение его лица понять невозможно. Часами мы говорили, днями, а всё без толку. Почему он не сообщил мне, что Джейми в безопасности?

– Кто вы такой? – спрашиваю я. – Маме вы сказали, что врач. Почему же мне не сказали, что Джейми нашёлся?


– Я врач, Тесс. Психиатр. Вы решили, что я полицейский, но я сам вам этого не говорил. Я не разубеждал вас, чтобы, заручившись вашим доверием, вас выслушать.

– Чего? – качаю головой. – Не верю. Мам, не слушай его.

– Тереза, прошу тебя, не надо.

Резко перевожу глаза на мамино лицо. В глазах у той слёзы, а руки так трясутся, что трость так и ходит из стороны в сторону.

– Зачем вы мать привезли? Видите же, ей больно.

– Мне очень жаль, что пришлось так потревожить вашу маму, Тесс, но я ей вчера позвонил, объяснил суть дела, и она сразу заявила о готовности приехать.

– Что ж, объясните тогда и мне.

– Конечно, – кивает он.

– Ну и заодно, может, объясните, почему у вас тут как ни в чём не бывало разгуливает Шелли, а я сижу в палате. И куда тот медбрат увёл Джейми, – киваю на дверь, скрывающую коридор. – Когда я его увижу?

– Давайте-ка мы выпьем с вами чаю, – Сэндлер наклоняется вперёд и передвигает чашки к краям подноса, чтобы нам было легче дотянуться. В чашках напиток кремовато-тёмного цвета, отчего вспоминается горячий шоколад, которым меня угощала Шелли. Что, теперь Сэндлер будет меня опаивать?





Глава 63




– Вы мне говорили, что вы следователь. – Я так сильно сжимаю зубы, что слова еле получается из себя выдавливать. – Я всё это время думала, что вы полицейский. Ладно, допустим, вы врач, тогда где ваш стетоскоп, где белый халат? Я думала, вы пришли мне помочь Джейми найти.

– Я врач другой специальности, Тесс. Но я хочу вам помочь. Что я следователь, я не говорил. Вы сами сделали такой вывод, а я не стал вас поправлять. Мне нужно было, чтобы вы говорили, рассказывали, а я мог понять, насколько серьёзно вы больны. Простите, что подверг вас не самым приятным переживаниям, но я посчитал, что опустить некоторые факты в данном случае необходимо.

– Больна? О чём вы? – Мои слова эхом разлетаются по комнате. Сглатываю. В горле от разговоров и слёз пересохло и болит.

– По моему мнению, вследствие боли утраты и депрессии вы пережили приступ психоза.

У меня падает челюсть. Хочется что-то сказать, возразить, но от слов Сэндлера в сознании будто кирпичная стена образовалась. Психоз? Да с чего он взял? Сэндлер точно заодно с Шелли и Йеном. Может, тот мужик и им угрожает. Другого объяснения нет.

– Прошу вас, – шепчу я, а у мамы дрожат плечи.

Зачем они её в эту историю втянули? Силой воли пытаюсь успокоиться. Сэндлер хочет меня разозлить. Они хотят всем доказать, что правы насчёт меня. Что я плохая мать, а значит, можно у меня забрать Джейми.

– Прошу вас, дайте мне просто увидеть Джейми.

Мама наклоняется вперед и закрывает лицо руками, покрытыми пятнами, с пальцами, от артрита похожими на когти.

– Тесс, – Сэндлер переводит моё внимание на себя, – у меня с собой свидетельство о смерти Марка. Когда Шелли забирала ваш дневник, она взяла и его. Если вы не против, давайте посмотрим, что там написано.

Слёзы текут по щекам, затуманивают зрение. Тянусь, беру конверт. В месте открытия клапан помят, но клей всё ещё липкий. Открываю.

Внутри документ: бумага плотная, посередине – корона. Чёрным вверху – «Свидетельство о смерти». Рядом шрифтом «Таймс нью роумен» твоё имя.

Провожу пальцами по нему. Я сказала Сэндлеру, что слышу твой голос. Вот почему он решил, что я свихнулась. От этой мысли хочется расхохотаться, но тогда я уж точно буду выглядеть ненормальной. Вот в чём дело. Решили, что я себе напридумывала, будто ты живой.

Чувство облегчения настигает меня, словно порыв холодного ветра.

– Марк умер, я это знаю, – говорю я.

– А вы не припоминаете никаких обстоятельств, связанных с его поездкой? – спрашивает Сэндлер.

– Что-то по работе. Коллектив сплачивали. Головной офис в Германии. Он всегда туда мотался. Зачем вы у меня всё про ту поездку спрашиваете? Ничего в ней не было необычного.

Сэндлер меняет позу и снова говорит:

– Пожалуйста, Тесс, постарайтесь вспомнить. Я позвонил в компанию Марка, я говорил с Дениз. Если я не ошибаюсь, она приезжала к вам, а потом у вас ещё состоялась телефонная беседа.

– Да, Дениз приезжала где-то месяц спустя после похорон, – киваю я, облокачиваясь обратно на стул. Конверт лежит у меня на коленях, а я вожусь с клапаном – закрыла его, приглаживаю, чтобы хоть на остатках клея держался, не открывался.

– Она рассказывала мне про поездку. Поездка-то была не совсем обычная, ведь так? – спрашивает Сэндлер.

– Не понимаю, о чём вы. Но послушайте, это всё недоразумение какое-то. Да, я одной медсестре сказала, что видела Марка в больнице, но мне столько веществ ввели, мне так больно было. Я знаю, что муж погиб. Нет у меня, как вы это там называли, психоза.

– Тесс. – Сэндлер ставит пустую чашку на поднос. – Я вас сейчас попрошу сделать кое-что, что сделать будет очень непросто. Но вы, пожалуйста, постарайтесь, хорошо?