Иллюзии

То, что она посещает политическую науку, удивило меня. Марин не выглядела как человек, которого интересует политика. Мне нравилось, что в ней есть нечто большее. Она нечто большее, чем прекрасная хиппи в цветочном топе и джинсах из лоскутов. Марин кто-то больший, чем девушка с улыбкой, как из рекламы и пальцами, украшенными серебром.

Марин добрая. Разумная. В ней есть всё то, чего так хотелось мне.

Мне так много нравилось в ней. Всё, что я уже узнала, и что только предстояло узнать.

Я заметила, что на обед девушка приносила себе яблоко и упаковку крекеров, словно не хотела тратить деньги на что-то другое. Сначала она съедала яблоко, но огрызок никогда не выбрасывала. Марин заворачивала его в салфетку и убирала в тканевый мешок, в котором носила еду.

Что она будет делать с огрызком? Почему не выбрасывает его?

Я хотела это выяснить. Медленно. Осторожно. Секретными путями.

По вторникам и четвергам у неё только одно занятие. Оно начиналось в одиннадцать утра и длилось два часа. Но Марин задерживалась в кампусе после обеда, и проводила вечер, играя на гитаре под ивой, примерно до четырёх часов, пока не начинало темнеть.

Люди останавливались и слушали, как она перебирает струны. Они разговаривали с ней. Обменивались улыбками. Неспешными разговорами. Каждый получал такое право. Всем хотелось с ней поговорить. Я ревновала. Сильно.

Марин Дигби была симпатичной девушкой. Люди наблюдали за ней. Так же, как и я. И женщины, и мужчины смотрели на девушку жадными взглядами. Чего-то хотели от неё, даже неформального приветствия.

Она была прекрасной. Талантливой. В ней так много всего. Задумчивая улыбка и сияющие глаза. Пальцы, танцующие по гитарным струнам. Голос, звучавший чисто и правдиво.

И она со всеми разговаривала. Каждому желающему отдавала частичку себя.

Но самую лучшую улыбку Марин берегла для меня.

Я знала, что мне она отдаёт самые лучшие части себя.

В этом я была уверена.

И ревностно оберегала это право.

— Конечно, — ответила я и отодвинулась, чтобы Марин хватило места на скамейке. Девушка села рядом, и положила чехол от гитары на землю.

Затем заглянула мне через плечо, чтобы посмотреть на написанные мною слова. Она понимала, что это про неё?

Поцелованная звездой,

Не рассказанные сны.

Она поёт истории,

Которые остаются в моей душе.

— Это прекрасно. Мы должны наложить слова на музыку, — сказала она. Её волосы щекотали кожу моего плеча. На мне была футболка, в стиле нарядов Марин. Серый свитер норовил сползти с плеча. Мне нравились вещи, которые напоминали мне о ней. Так я чувствовала себя ближе.

Я повернулась к ней лицом, и мой нос оказался всего в дюйме от её волос. От нее пахло кофе и чем-то сладким. Может быть, сладкой ватой.

— Если хочешь, — смущаясь, ответила я, глядя на неё из-под ресниц.

Марин одарила меня проникновенным взглядом. Она была девушкой, которая видела многое, чем напоминала мне Брэдли.

— Нора, ты ведь многое скрываешь?

Марин покусывала нижнюю губу, и мне хотелось сказать ей, чтобы она перестала. Я не хотела, чтобы девушка повредила такую нежную красивую кожу.

Но я ничего не сказала. Слова ускользнули от меня. Я бы предпочла просто сидеть рядом с ней и не разговаривать. Она излучала спокойствие. Это как погрузиться в тёплую ванну.

Марин положила руку на спинку скамейки прямо за моей спиной. Я слегка наклонилась назад, чтобы мы могли соприкоснуться. Это было приятно. Даже более чем приятно.

— Что между тобой и тем грозным парнем? Я боюсь, что как-нибудь он объявится и закопает меня живьём, — сказала она, и я хихикнула над тем, как она описала Брэдли. Преимущественно, из-за того, что это описание подходило ему.

Марин тоже ухмыльнулась, и мне нравилось, что только мы вдвоём разделили этот момент.

Я пожала плечами.

— Он мой друг.

Просто, но честно.

Марин нахмурилась.

— Ты уверена, что это всё? — спросила она, и моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Её это заботило? Она ревновала?

Эта мысль ласкала мой разум.


Я кивнула, волосы упали на лицо, и я быстро откинула их назад. Я не пряталась. Не в этот раз.

— Мы только друзья, — мягко сказала я.

Марин всё ещё покусывала нижнюю губу. Я в восхищении смотрела на её рот.

— Он не причиняет тебе боль, ведь так?

Её прямой вопрос не шокировал меня. Я знала, о чём она думала. Знала, какое впечатление производил Брэдли. Марин была не первой, кто задумывался о наших отношениях.

Мне нравилось, что она переживает за меня. Я привыкла к обеспокоенности Брэдли. Но чувства Марин были… другими. Особенными.

— Он не причиняет мне боль, — убедила я её. Чуть осмелев, я положила руку на её бедро. Прямо над коленом.

О, Боже, я дотронулась до неё.

Блаженство. Всё было так, как надо.

Только на одну единственную секунду…

Марин слегка напряглась, и её улыбка угасла. Внутри меня всё упало.

Она убрала руку со скамейки и встала. Быстро. Очень быстро. Моя рука упала, и я почувствовала озноб. Внутри.

Я опустила голову, отказываясь смотреть на неё.

Я всё испортила. Моё стремление быть ближе спугнуло Марин.

Затем я почувствовала руку девушки на своём плече. Я подняла голову и она улыбнулась. Улыбка озарила её лицо, и я почувствовала себя лучше.

— Мне пора. Мы можем встретиться здесь завтра? Может быть, я могла бы почитать то, что ты написала. Если не возражаешь, — сказала она, и я кивнула.

— Конечно, я не возражаю.

А затем она ушла.

Казалось, что зарождается что-то новое. Казалось, что жизнь начинает налаживаться.

— Новый друг?

Вся теплота, которую я испытала от присутствия Марин, вдвойне увеличилась белой ненавистью.

— Что ты здесь делаешь? — высказала я. Меня поразило то, как легко я выплеснула свою ярость. Обычно я не отвечала. Рози это знала.

Она выглядела удивлённой. Её глаза слегка округлились, но затем рот скривился в улыбке.

— Это не твое дело, — ответила она. Рози смотрела, как Марин уходит по траве. Мне не понравилось задумчивое выражение на лице моей приёмной сестры. От этого я стала нервничать.

— Она грациозна, да? — спросила она. Рози хотела вывести меня из себя.

Я не позволю ей этого.

— Что бы сказала Лесли о твоём… новом друге?

Рози ухмыльнулась, наслаждаясь моим дискомфортом.

Я ненавижу, когда она произносит имя матери. Терпеть не могу, что у неё вообще есть право произносить его.

Я продолжала молчать. Не хотела противостоять ей. Не хотела давать поводов для атаки. Хотя, зная Рози, я понимала, что ей поводы ей и не нужны.

Она наклонилась поближе, а я отстранилась назад.

— Что бы сказал Брэдли?

— Не говори о нём! — вспылила я. Не могла справиться с собой. Разговор о Брэдли выходил за все рамки. Она это знала.

— О, он милашка, — ворковала Рози, глядя как мой молчаливый друг идёт по улице с сердитым лицом, запихнув руки в карманы.

Он поднял голову, заметив меня. Я всегда была на его радаре.

— Почему он смотрит на тебя? — раздражённо спросила Рози.

— Он мой друг, — ответила я. Рози гостила у нас всего неделю, и я старалась быть милой с ней. Быть её сестрой.

Рози фыркнула.