Иной вариант: Иной вариант. Главный день

– Чем ты его так?

– Рукой. Но это не страшно. Сколько он без сознания – минут десять? Значит, еще где-то через десять минут очнется. Голова будет болеть, но это не смертельно.

– Правда?

– Нет, мля, это я так шучу! Конечно, правда! Можно было бы его прямо сейчас реанимировать, но тогда башка у него станет болеть гораздо сильнее. Так что лучше подождать.

После чего совместными усилиями мы извлекли из «тойоты» заднее сиденье и, кинув его на пол в салон УАЗа, положили туда так и не очнувшегося Витька. Вторым затащили Толика. Потом немного поспорили с Ваниным относительно автомата и гранатомета. Он предлагал избавиться от них прямо сейчас, но я был против и собирался выкинуть оружие не раньше того момента, чем мы выберемся из этого района. Победила грубая сила, и бурчащий Алексей полез на водительское место. Я же расположился вместе с остальными в салоне, помогая Анастасии придерживать ее дружков. После чего мы, наконец, тронулись.

Проехав метров триста, водитель притормозил и, сунув морду в окошко, отделяющее салон от кабины, раздраженно спросил:

– Сергей, объясни, почему мы сейчас должны ехать не включая фар? Кому это надо?

Я, держа так и норовившего брякнуться с откидной лавочки Анатолия, раздраженно рявкнул:

– Это надо всем! У америкосов сейчас переполох до небес, и они вполне могут или вертушку для осмотра подходов к району задействовать, или вообще через спутник наблюдение вести. А то и БПЛА[50] запустить. Смотри – небо какое чистое! А так как я не знаю, какие ресурсы у американцев в Руднево есть, то лучше подстраховаться. Согласись, будет совсем не гуд, если кто-то среди леса свет фар увидит. Так что езжай потихоньку до трассы, там и включишь всю иллюминацию.

Ванин сделал большие глаза, понятливо кивнул и, уже не задавая глупых вопросов, повел машину к шоссе.





Глава 10




А когда выехали на нормальную дорогу и прибавили газа, я почувствовал, как мотавшийся до этого безвольной тряпкой Толик вдруг перестал заваливаться в сторону и обрел наконец-то чувство равновесия. Очнулся то бишь. Правда, глаза не открывал, продолжая изображать из себя бессознательное тело. Только рукой словно бы случайно скользнул к тому месту, где у него раньше пистолет был. Не нащупав оружия, «колхозник» еще какое-то время сидел с закрытыми глазами, а потом открыл их и огляделся. Сначала увидел Настю, которая находилась возле Витька, после чего глянул на меня.

Наверное, при виде моей физиономии на него навалились неприятные воспоминания, так как бывший автоматчик поморщился, ощупал голову и протянул:

– Та-а-ак…

Сказано было совершенно неинформативно, но вполне эмоционально. Я, чтобы поддержать разговор, кивнул:

– Ага, – а потом, отвлекая барышню от второго парня, объявил: – Эй, красавица, гляди – твой друг очнулся!

Анастасия этой новости очень обрадовалась и, попросив приглядеть за Виктором, поменялась со мной местами, после чего тут же начала активно шептаться со своим очухавшимся товарищем. Я особо не прислушивался, о чем они там болтали, вычленяя сквозь гул мотора лишь отдельные фразы, по которым было понятно, что девчонка просто пересказывает упущенные Анатолием события.

Тот слушал внимательно, а дослушав до конца, громко спросил:

– Значит, говоришь, помочь решили?

Так как при этом он глядел в мою сторону, я, поняв, кому задан вопрос, ответил:

– Решили. Не бросать же барышню одну, с двумя «трехсотыми», в лесу?

Толик, вычленив из ответа специфическое слово, тут же поинтересовался:

– Военный?

– Бывший.

Собеседник, получив информацию, кивнул, опять поморщился и продолжил прояснять обстановку:

– А там вы что делали?

Я ухмыльнулся:

– Не слишком ли много вопросов? Я ведь не спрашиваю, что ВЫ там делали? И с какого перепуга в нас автоматом тыкать начали?

Тут уже фыркнул Анатолий:

– Ну, насчет нас вы для себя уже все разъяснили, так что не надо… А вот вас на кой черт в лес понесло?

На секунду задумавшись, я решил не накалять обстановку и просто выдать ту «легенду», которую преподнес в свое время Лехе. Говорить все равно что-то нужно было, а эта «легенда» снимала возможную напряженность в отношениях. А то начни я крутить, вдруг этот партизан впадет в панику, поймав меня на несоответствиях, и задумает взять реванш, избавившись от крайне подозрительных спасителей. Конечно, фиг у него это получится, но устраивать новую драку мне не хотелось.

Вот я все и рассказал: и про заказчика, и про дефицитные детали, и про наем дьякона, в доказательство пнув тяжело громыхнувшую железом грязную сумку. Слушатели мне вроде поверили, или сделали вид, что поверили, но общаться стали более непринужденно. Точнее, о себе так ничего и не рассказали (хотя, честно говоря, я даже не спрашивал), лишь вдумчиво выяснили, что именно я видел на дороге. А после рассказа об ушедшем от погони «Хамви» даже заулыбались. Потом Толик, видно решив выяснить степень доверия, попросил:

– Может, оружие-то отдашь? Ну хотя бы пистолет?

Я в принципе был готов к подобной просьбе, поэтому пожал плечами:


– Почему бы не отдать, отдам. Только, земляк, ты уж извини, заряжать его будешь, когда мы уедем.

После чего, достав «грач», вынул из него магазин, проверил патронник и перебросил оружие на колени Анатолию. Тот опять поморщился, но качать права не стал, и они вместе с Настей переключились на бессознательного Витька. Глядя, как ребята, расстегнув ему куртку и задрав свитер, щупают ребра, я предостерег:

– Вы его поменьше мните. То, что кости поломаны, это и ежу понятно. Но шея цела. И легкие не задеты, а то бы он уже кровью булькал. Только вы сейчас придавите, и кто знает, куда ребро уйдет…

Настя кивнула:

– Я осторожно…

А Толик мрачно пробурчал:

– Чего же он в себя не приходит? Вроде одновременно стекло головами вынесли, но я на ногах уже…

В этот момент, словно в ответ на его слова, раненый открыл глаза, сказал «у-у-у» и, повернув голову, стошнил прямо на говорившего. Анатолий застыл облеванной статуей, а я, доставая из-под лавки ведро, бодро сказал:

– Вот ваш третий друг и очнулся. Но, видно, у него сильное сотрясение, так что сейчас рыгать будет дальше, чем вас видеть. Настена, подставь ведерко, а то он весь салон уделает.

Барышня понятливо кивнула и, выполнив требуемое, захлопотала возле фонтанирующего Витька, после чего разговор как-то сам собой свернулся. А пока они ухаживали за своим очухавшимся дружком, я нет-нет бросал взгляды на Анастасию. Там, в лесу, впотьмах ее толком не разглядел, зато сейчас при включенном плафоне можно было оценить если не фигуру, скрытую под курткой, то хотя бы лицо. Большеглазое, с чуть курносым носом и волнующей ямочкой на щеке, появляющейся в те моменты, когда она ободряюще улыбалась зеленокожему Витьке. М-да… Хороша деваха! Нет, вот вернусь домой – надо будет срочно с кем-нибудь замутить, а то долгое воздержание здоровью точно не способствует. Если даже в такой обстановке пялюсь на девушку с весьма недвусмысленными… э-э… или, наоборот, двусмысленными мыслями, то это, однако, показатель.

Настя же, несколько раз поймав мой взгляд, сначала нахмурилась, потом покраснела, а потом, поправив выбившуюся из-под шапки темно-русую челку, спросила:

– У вас вода есть?

Кивнув, протянул ей пятилитровую бутыль, до этого стоящую в углу. Она уточнила:

– Питьевая?

И после повторного кивка начала поить раненого. Толик сначала ей помогал, а потом, намочив платок, принялся оттирать испачканный бушлат. Более-менее справившись с задачей, он, глядя в начавший сереть пейзаж за окном, спросил:

– Это что, сейчас Долгухино проехали?

– Да нет, вроде на указателе «Листвянка» было написано. Так что минут пятнадцать осталось… Если ваши друзья не опоздают.

Собеседник ухмыльнулся:

– Не опоздают, – а потом, помолчав, поинтересовался: – Слушай, а как вы, догадываясь, кем мы являемся, решились влезть в это дело? Или вконец жизнь такая допекла?

Я пожал плечами:

– Да мне по фиг. Это вон он, – мотнул головой в сторону водителя, – альтруизм проявить вздумал. А у меня своя жизнь, с вами не пересекающаяся.

– То есть тебя все в ней устраивает?

– А ты меня что – вербануть решил? Не надо. Окружающая обстановка мне, конечно, категорически не нравится, но я с государством в азартные игры не играю, тем более в заведомо проигрышные.

Анатолий удивился:

– Почему это – проигрышные?

Криво ухмыльнувшись, я пояснил:

– Долго объяснять. Да и сам ты все понимаешь… Если бы мы были какой-нибудь мелкой и никому не нужной африканской страной, то шансов на переворот было бы немерено. Но ЗДЕСЬ… Даже если вы ненадолго захватите власть, моментально вмешается Запад, и на этом все быстро закончится. А играть без шансов на выигрыш меня совсем не прикалывает.

– Поня-ятно… Значит, предпочитаешь просто тихо подыхать?

– Скорее – выживать. Вот сейчас сдам эти штанги, получу свою штуку «зелени», и в ус дуть не буду!

Говорить подобное было противно, но что оставалось делать? С радостью соглашаться с собеседником? Смысл? Даже если не брать в расчет то, что через два дня я буду уже в своем мире и здешние кошмарики меня никаким боком касаться не будут, кривить душой не хотелось. Мне действительно не верилось хоть в какие-то перспективы здешней России. Захватить власть не проблема, даже имея довольно небольшое количество людей. Но вот потом… Я не говорю даже о том, что последователи демократов начнут какую-то гражданскую войну. Нет, гражданская война – это когда ввязывается население, а за этих кровососов выступят только полиция (да и то наверняка не вся) и жалкие огрызки оставшейся армии (в чем я тоже глубоко сомневаюсь). Так что здешние «колхозники» (блин, но почему все-таки такое странное название у местного Сопротивления?) власть смогут взять. Только сразу же после этого на территорию страны войдут иностранные «миротворческие» силы, и все станет по-прежнему. Даже хуже…

Правда, сказав, что думаю, один черт почувствовал себя довольно паршиво. А Толик еще и усугубил:

– Что же. Выживать оно, конечно, тоже дело хорошее. Правильное и, главное – безопасное. Но тебе самому такое настроение ничего не напоминает? Я вот историей интересовался и знаю, что когда Германия напала на СССР, некоторые тоже считали – чего тут брыкаться, когда такая силища прет? Шансов на победу никаких нет, и в этом случае самое главное – выжить. Вот и бросали оружие, поднимая руки. Хорошо, что таких «вы-живальщиков» мало было, поэтому мы и победили… Но вы, выходит, именно из таких…

Я уже открыл рот, чтобы ответить, но не успел, так как «уазик» резко начал тормозить. Причем впереди вроде никаких видимых препятствий не было, и почему Алексей решил остановиться, было непонятно. Но этот вопрос разъяснился спустя буквально несколько секунд после того, как водитель, видно услышавший наш разговор, выскочил из кабины и, рванув дверь салона, громко произнес:

– Не из таких! Во всяком случае, я – не из таких! Я уже девушке говорил и сейчас повторю – мною вы можете располагать полностью. Вот здесь, – тут навязчивый дьякон начал тыкать какой-то листок Анатолию, – мой адрес. Возьмите. И если возникнет надобность – обращайтесь! Все сделаю для того, чтобы помочь!

«Колхозник» листок взял, а я, глядя на распаленного Ванина, только фыркнул и заметил:

– Так ты не трынди, а помогай. Тут, между прочим, раненый лежит. И чем быстрее мы его довезем, тем быстрее он помощь получит. Хотя, если у господина партизана, – я повернулся к Толику, – есть желание толкнуть благодарственную речь и торжественно принять тебя в ряды землепашцев, то кто я такой, чтобы этому мешать?

После моих слов оба смутились, и Анатолий лишь пожал дьякону руку, сказав при этом, что он, конечно, рад слышать подобные слова, но они действительно торопятся. Лешка, окинув меня уничижительным взглядом, кивнул и потопал обратно на свое место.