Исчезновение Стефани Мейлер
Часть 41 из 110 Информация о книге
Базз Ленард подошел к книжному шкафу, порылся в куче какого-то барахла и вытащил старую кассету VHS. – Мы записали премьеру на видео, на память. Качество так себе, техника тогда была не такая, как сейчас, но атмосферу, наверно, почувствуете. Только верните мне ее, пожалуйста, она мне дорога. – Разумеется, – заверил его Дерек. – Спасибо, мистер Ленард, вы нам очень помогли. Когда они выходили из дома Базза Ленарда, вид у Дерека был очень озабоченный. – Что стряслось, Дерек? – спросила Анна, садясь в машину. – Странная эта история с туфлями. Помню, в вечер убийства у Гордона прорвало трубу автополива, газон перед домом был затоплен. – Думаешь, Шарлотта как-то в этом замешана? – Мы теперь знаем, что ее не было в Большом театре в момент убийства. Если она выходила на полчаса, времени дойти до квартала Пенфилд и вернуться у нее было с лихвой, причем все считали, что она в гримерке. Я все думаю про ту фразу Стефани Мейлер: что-то было у нас перед глазами, а мы не увидели. А если в тот вечер, пока мы оцепляли квартал Пенфилд и перекрывали все окрестные дороги, убийца стоял на сцене Большого театра, на глазах у сотен зрителей, служивших ему алиби? – Дерек, по-твоему, эта кассета поможет нам в чем-то разобраться? – Надеюсь, Анна. Если там видно публику, возможно, мы заметим какую-нибудь мелочь, которая от нас ускользнула. Честно говоря, когда мы вели расследование, нас не слишком интересовало, что происходило во время спектакля. Сейчас мы возвращаемся к этому только из-за Стефани Мейлер. * * * В этот самый момент Алан Браун в своем кабинете в мэрии раздраженно слушал своего заместителя Питера Фрогга. – Так ваш фестивальный джокер – это Кирк Харви? – недоумевал тот. – Бывший шеф полиции? Может, вам напомнить, как он выступал со своим “Я, Кирк Харви”? – Не стоит, Питер. Но его новая пьеса, похоже, блестящая. – Да откуда вы знаете? Вы же ее в глаза не видели! Обещать в прессе “сенсационный спектакль” – чистейшее безумие! – А что мне было делать? Майкл меня подставил, надо было как-то выкручиваться. Питер, мы с тобой работаем уже двадцать лет, я хоть раз давал тебе повод во мне сомневаться? Дверь кабинета приоткрылась, в щель робко просунулась голова секретарши. – Я же просил меня не беспокоить! – рявкнул Браун. – Знаю, господин мэр. Но у вас неожиданный посетитель: Мита Островски, великий критик. – Этого еще не хватало! – ужаснулся Питер Фрогг. Через пару минут Островски, лучезарно улыбаясь, сидел в кресле напротив мэра. Как хорошо, что он уехал из Нью-Йорка в этот прелестный городок, здесь его ценят по заслугам. Однако первый же вопрос мэра его изрядно задел: – Не совсем понял, мистер Островски, что вы делаете в Орфеа? – Как? Я был очарован вашим радушным приглашением и прибыл на ваш знаменитый театральный фестиваль. – А вам известно, что фестиваль начнется только через две недели? – Конечно. – Тогда зачем? – Что зачем? – Зачем вы приехали? – Мэр начал терять терпение. – Как зачем я приехал? Выражайтесь яснее, старина, что вы из меня душу тянете? Питер Фрогг, видя, что патрон злится, вмешался в разговор: – Мэр хочет знать, каковы причины вашего, так сказать, преж девременного визита в Орфеа. – Причины моего визита? Но вы же сами меня позвали. А когда я наконец приезжаю, полный дружества и радости, вы меня спрашиваете, что я здесь делаю? Я правильно понимаю, что у вас легкое обострение нарциссизма? Как хотите, могу вернуться в Нью-Йорк. И всем расскажу, что на плодоносной земле Орфеа пышно расцветает наглость и демагогия! Внезапно Брауну пришла в голову мысль. – Никуда не уезжайте, мистер Островски! Кажется, вы-то мне и нужны. – Ах, вот видите, как я вовремя! – Завтра, в пятницу, у меня пресс-конференция, я должен объявить, каким спектаклем откроется фестиваль. Это будет предпремьера пьесы мирового масштаба. Мне нужно, чтобы вы были рядом и подтвердили, что это самая невероятная пьеса, какую вам приходилось видеть за всю вашу жизнь. Островски в изумлении воззрился на мэра: – Вы хотите, чтобы я беззастенчиво лгал журналистам и расхваливал пьесу, которую в глаза не видел? – Именно так, – подтвердил мэр. – Взамен я с сегодняшнего вечера поселю вас в люксе “Палас дю Лак”, будете там жить до конца фестиваля. – По рукам, старина! – в восторге воскликнул Островски. – За номер люкс обещаю превознести ее до небес! Когда Островски ушел, Браун поручил Питеру Фроггу поселить критика в гостиницу. – Люкс в “Паласе” на три недели? – ошалел тот. – Алан, вы шутите? Это же целое состояние. – Не бери в голову, Питер. Найдем, как свести концы с концами. Если фестиваль пройдет успешно, меня выберут снова и горожанам будет без разницы, уложились мы в смету или нет. В крайнем случае сократим расходы на следующий год. * * * В Нью-Йорке, в квартире Райсов, Дакота лежала на кровати и молча плакала, глядя в потолок спальни. Ее наконец выписали из Маунт-Синая, и она вернулась домой. Она не помнила, что делала после субботнего побега из дома. Кажется, была на какой-то вечеринке с Лейлой, нагрузилась там кетамином и алкоголем, потом где-то бродила, места незнакомые, какой-то клуб, чья-то квартира, целовалась с каким-то мальчиком, и с девочкой тоже. Помнила, что оказалась на крыше дома с бутылкой водки, выпила ее всю, подошла к краю и стала смотреть на людную улицу внизу, чувствуя, как ее неумолимо влечет пустота. Хотела спрыгнуть. Посмотреть, что будет. Но не спрыгнула. Может, потому она и напивалась. Чтобы набраться храбрости и однажды это сделать. Исчезнуть. Успокоиться. Полицейские разбудили ее на какой-то улочке, она спала, одежда на ней превратилась в лохмотья. Судя по заключению гинеколога в больнице, ее не изнасиловали. Она не сводила глаз с потолка. Крупная слеза поползла по щеке к складкам губ. Как она могла до такого докатиться? Когда-то она хорошо училась, была одаренной, честолюбивой девочкой, ее все любили. Все при ней. Легкая жизнь, никаких подводных камней, родители во всем ее поддерживали. Получала все, что захочет. А потом появилась Тара Скалини и случилась трагедия. С тех пор она себя ненавидела. Ей хотелось себя уничтожить. Сдохнуть наконец раз и навсегда. Хотелось расцарапать себя до крови, чтобы было больно, чтобы все увидели рубцы и поняли, как она себя ненавидит и как страдает. Джерри, ее отец, стоял под дверью и слушал. Из спальни не доносилось даже дыхания. Он приоткрыл дверь. Она тут же закрыла глаза и притворилась спящей. Он неслышно подошел по толстому ковру к кровати, увидел ее опущенные веки и вышел из комнаты. На другом конце огромной квартиры, на кухне, его ждала Синтия. Она сидела у стойки на барном стуле. – Ну что? – Спит. Он налил себе воды и облокотился на стойку, напротив жены. – Что будем делать? – горько спросила Синтия. – Не знаю, – вздохнул Джерри. – Иногда мне кажется, что уже ничего не поделаешь. Безнадежно. – Джерри, я тебя не узнаю. Ее же могли изнасиловать! Когда ты так говоришь, мне кажется, что ты отказался от собственной дочери. – Синтия, мы перепробовали всякие индивидуальные терапии, семейные терапии, бегали по гуру, гипнотизерам, по всем врачам, какие есть, по всем! Она дважды проходила курс детоксикации, оба раза это кончалось катастрофой. Я не узнаю свою дочь. Что ты хочешь, чтобы я сказал? – Но ты же не пытался, Джерри! – Ты про что? – Да, ты отправлял ее ко всем врачам, какие есть, иногда даже сам с ней ездил, но ты сам не пытался ей помочь! – Но что я могу сделать такого, чего не могут врачи? – Что еще ты можешь сделать? Но ты же ее отец, черт возьми! И когда-то у вас все было иначе. Ты забыл, как вы всегда были заодно? – Ты прекрасно знаешь, что с тех пор случилось, Синтия! – Знаю, Джерри! Вот именно: ты должен вернуть ее к жизни. Только ты можешь это сделать. – А эту умершую девочку? – вспыхнул Джерри. – Ее тоже можно вернуть к жизни? – Хватит, Джерри! Прошлое не вернуть. Ни тебе, ни мне, никому. Пожалуйста, увези отсюда Дакоту, спаси ее. Нью-Йорк ее убивает. – Куда я ее увезу? – Туда, где мы были счастливы. Увези ее в Орфеа. Дакоте нужен отец. А не родители, которые целый день орут друг на друга. – Орут, потому что… Джерри повысил голос, и жена тут же нежно приложила к его губам палец, чтобы он замолчал. – Спаси нашу дочь, Джерри. Только ты можешь это сделать. Ей надо уехать из Нью-Йорка, увези ее подальше от ее призраков. Уезжай, Джерри, умоляю. Уезжай и верни ее мне. Я хочу снова иметь мужа, снова иметь дочь. Я хочу снова иметь семью.