Истории из легкой и мгновенной жизни
Часть 3 из 33 Информация о книге
Я присутствовал при родах всех своих детей: им, я видел, было сложно. Во всех дальнейших сложностях они могут положиться на меня, но преодолевать всё предназначенное им всё равно придётся самим. Никто за нас не проживёт нашу жизнь. Единственное, что может сделать отец для детей, – прожить свою отцовскую жизнь по-человечески. И чтоб дети это заметили. Мой отец прожил жизнь так, что, как минимум, я никогда не усомнился в его мужественности и достоинстве. Этого мне хватило на всю прожитую мной до сих пор жизнь, и ещё осталось. Я не говорю, что такой принцип воспитания универсален – но никакого другого я не знаю. Лучшее воспитание – твоя совесть и твоё ежедневное поведение. Отец никогда не устаёт. Отец никогда не теряет присутствия духа. Отца ничего не может напугать. Отец будет сидеть рядом с тобой всю ночь, если ты заболел. Отец проснётся в любое самое раннее утро, если тебе страшно, и ты его позвала. Отец бросит всё и приедет за тобой, если тебе плохо. Отцу ничего не жалко для тебя. Надо ли говорить, что отец не унизит и не предаст тебя – или это и так очевидно? Лучшего воспитателя, чем любовь, – не бывает. Поэтому всё у нас обстоит так. Я сейчас живу в деревне на берегу реки, со мной четыре ребёнка. Наша мама отдыхает от нас, и правильно делает. В семь утра просыпается самая малая. Она кричит: – Папа! Я встала! – Иди ко мне! – зову я её с первого этажа. Я уже проснулся и пью чай на кухне. Надо не забыть спрятать шоколад, а то они его немедленно сожрут. Она умывается, я её расчёсываю. Насыпаю ей хлопьев в молоко. Потом мы идём с двумя нашими собаками к реке – поить их. Собаки – Шмель, огромный сенбернар, и Зоя, бассет-хаунд, – счастливы. В девять утра просыпается вторая дочка. Она может приготовить себе завтрак сама. Её задача – подмести крыльцо, почистить и расставить всю обувь, убрать вольер, расчесать и протереть глаза собакам. Потом они уходят вчетвером – две девочки и две собаки – гулять в лес, часа на полтора. Часам к десяти просыпаются пацаны и, допустим, завтракают макаронами с сыром и овощами – папа позаботился, накрыл им стол. Кровати за собой они убрали, теперь должны помыть за всеми посуду. Когда девочки вернутся – дам поручение сыновьям: ещё час-полтора погулять с младшей девочкой. Она должна нагуляться перед дневным сном. В час я её кормлю кашей, и мы идём с ней читать. Книжку она выбирает сама. Книжек у нас несколько сот. Книги есть во всех комнатах нашего дома. Она уже умеет читать сама, но у нас есть ещё один год, когда папа и мама читают ей вслух. Если и есть какое-то другое воспитание помимо родительского примера – то вот: чтение вслух. В книгах всё есть, что мы, суетливые взрослые люди, пытаемся поспешно формулировать. Я отдыхаю от работы, когда я готовлю. Готовлю я быстро и примитивные блюда: в обед, допустим, пюре и зверски пожаренная свинина с луком, под сыром и помидорами. Обедаем мы все вместе, за большим столом, после дневного сна младшей. Сыновья приходят со своего вечного футбола, потные и задорные. Дело сыновей: после обеда собрать и вынести мусор, сходить в соседнюю деревню за продуктами, если они кончились. Та деревня в двух километрах от нашей. Они возвращаются и разбирают продукты, расставляя их в холодильнике. После этого мы можем сыграть несколько партий в шахматы. (Младшая в это время рисует.) Или сходить искупаться. (Все дети по очереди присматривают за младшей.) Плавать я их в своё время научил, всех троих старших; за младшую примусь в следующем году. Компьютеров дома нет, айфоны и айпады они оставили в городе, телевидения тоже нет, но раз в день они идут посмотреть какой-нибудь фильм на диске: их закуплено вдоволь на всё лето. Впрочем, они чаще пересматривают что-нибудь полюбившееся. Вечером мы идём гулять с дочками и собаками. Потом все вместе ужинаем, скажем, омлетом. Дело старшей дочери: приготовить собакам еду. Она готовит еду, и мы вместе идём смотреть, как собаки едят. Почему-то мне очень нравится это честное зрелище. Следом она поливает цветы на участке, а младшая бегает за ней и всё комментирует. В сущности, за весь день я могу перекинуться со своими сыновьями двумя-тремя предложениями: как настроение, во что играли, что будешь есть, тебе мат, что такое, неужели мне мат, спокойной ночи, сынок. Ну, в крайнем случае: почему не вымыли посуду, немедленно за дело. Впрочем, старший начал читать Библию и прочёл всю за два дня. Я задал ему несколько вопросов о прочитанном. Он ответил. Ответом я был удовлетворён. С дочерьми мы говорим больше, в основном о пустяках… хотя не только. Та, которая старшая, примерно десять раз в день слушает одну и ту же пластинку – изданный мизерным тиражом на исходе советской власти винил с песнями Ирены Сасси и Мирослава Савина на стихи Георгия Иванова, Адамовича и Бунина. Дочка иногда спрашивает: а почему там поётся именно про 17-й год? А почему «по снегу белому домой»? Я объясняю. Потом вдруг узнаю́ у мамы, что ей она уже задавала эти вопросы. Видимо, сверяет ответы родителей. Иногда мы садимся вместе с дочками в машину и катаемся по лесу, слушая песни на стихи Есенина (я собрал целый диск, самых лучших), и на стихи Маяковского (собрал целый диск, самых лучших), и на стихи Цветаевой (да, самых лучших). На ночь я снова читаю младшей дочери. Старшая читает сама, примерно по книге в день-два. Дети иногда молятся – но это сфера деятельности и влияния моей жены, я не имею к этому никакого отношения. У меня нет никакой уверенности, что я хороший отец. Девять десятых работы по воспитанию наших детей – заслуга моей жены. Но я точно – отец, в этом у меня нет никаких сомнений. Хождение по счастью Дружба – наивысшая стадия бескорыстных отношений. Родитель и ребёнок – тут всё понятно. Муж и жена, любовники, сёстры, братья – всё это тоже объяснимо. И вдруг – дружба. Два, по сути, посторонних человека вдруг рады друг друга видеть, хотя не связаны никакими узами. Бросаются друг другу на помощь, звонят друг другу ночами, тратят друг на друга последнее, ну и тому подобное. Чаще всё это касается, простите, мужчин. Не знаю, как в иностранных языках, а в русском даже сами определения личностных отношений между мужчинами и между женщинами звучат с на удивление разным наполнением. Вслушайтесь и сравните: «подруги» – «друзья». Наивысшая форма дружбы – это, естественно, воинская служба. Служили два товарища, три товарища, четыре мушкетёра. Замените всё это на женский род, и умилитесь: как вам кинокартина «Служили две подруги» или роман «Три подруги»? Как-то сразу не верится, что там пойдёт речь об удивительной дружбе. Какие-то совсем другие ожидания от произведений с такими наименованиями. В «Трёх подругах», после пылкого периода дружбы и удачных замужеств, героини обязательно разойдутся по своим делам – длить и длить женскую дружбу нет никакого смысла; зачастую это противоестественно. «Четыре подруги двадцать лет спустя» или «Четыре подруги тридцать лет спустя» – это просто кошмар какой-то: я б и не рискнул такую книгу открыть. Женская дружба уживается, как правило, в форме родства – отсюда «Три сестры» Чехова и «Сёстры» Алексея Н. Толстого (первая, и лучшая, часть «Хождения по мукам»). Женщины дружат с детьми и мужьями. Женщины ждут их.