Изменить одиночеству

«Цвет лица у Вари ни капельки не изменился», — подумала Аня, переступая порог своего отделения. На этом все мысли, которые не касались работы, она сразу закрыла, как папку «документы» в компьютере.

Поздним вечером Аня медленно шла от автобуса к дому. Только такое состояние она и называла усталостью: нет больше сил вздохнуть, кровь, кажется, уже не стучит в виски и запястья, а ноги по очереди прилипают к земле. Она бы сегодня уже и не вспомнила о разговоре с Варварой, если бы у лифта не встретила Игоря. Он ей приветливо кивнул, а в глазах его были боль, напряжение и, возможно, страх.

Ане казалось, что она еще никогда не встречала такой благородной внешности. Ясные, внимательные глаза на смуглом лице, шапка каштановых волос, небрежная элегантность высокой худой фигуры в дешевых джинсах и толстовке. От какого-то принца родила его Варвара, не иначе. Только сейчас на Аню взглянул то ли затравленный, то ли больной человек.

«Это беда», — испуганно подумала Аня.

— Как дела, Игорь? — спросила она почти весело. — Мы с тобой приплелись домой, как загнанные лошади. Устал?

— Да нет. Я почти ничего сегодня не делал. Просто… Запах ада. Все думаю: вот как это бывает. Кара и все такое прочее. Шутка.

Аня вошла в квартиру. Яркая курточка дочки Маши висела на вешалке. Ее резиновые сапожки с мордочками котят аккуратно стояли на коврике, Маша всегда их моет, возвращаясь домой. И ничем чужим в квартире больше не пахло. Только теплом, только детством, только разогретым ужином. Маша все умеет в свои десять лет. Она такая золотая, все понимающая, всех любящая, маленькая взрослая женщина. Это так. Аня скажет, как медик. Девочка или сразу родилась настоящей женщиной, носительницей порядка и гармонии, или никогда ею не станет.

И сразу сила влилась в руки-ноги Ани, с глаз рассеялся морок дневных, часто скорбных, всегда тяжелых дел. Аня вернулась к отдыху и любви.

Поздно ночью, когда все домашние дела были сделаны, а Машенька крепко спала, Аня вдруг вспомнила лицо Игоря, его обреченные слова. А ведь все в доме, кого Аня знает, пережили отравление болотным газом, все справились. Значит, тут есть особая причина. Засыпая, Аня вспоминала статьи о генетических заболеваниях, скрытых до поры. Варвара о чем-то не рассказывала? Может, и сама не в курсе. Эта тетка живет собой и для себя. И есть заметная дистанция между нею и сыном. Не очень они похожи на родных людей.

Болото вокруг дома подсохло за неделю солнечных дней. Победно пошла в рост ярко-зеленая трава. Начались школьные каникулы, и дом опустел. Люди уезжали к морю, в деревню. Аня металась, собирая Машу в детский оздоровительный лагерь на Клязьме. У них нет родственников, практически нет друзей, ведь для друзей нужно время, которое у Ани всегда в минусе. Зато есть надежные люди, которые ценят Аню за смелость, стойкость, безграничный оптимизм. Это коллеги-врачи, бывшие пациенты. Они и помогают устраивать Машу в лучшие санатории для детей. У Ани лето, пора отпусков, — самое рабочее время.

На Игоря она налетела, когда бежала вечером от метро. Он стоял у ограды дома, сгорбившись, прижав носовой платок к лицу, и чихал.

— Простудился или грипп? — спросила Аня.

Она собиралась сразу назвать самые верные и последние препараты. Но Игорь поднял лицо, платок остался в его ладони. Он был в пятнах ярко-красной крови.

— Ни то ни другое, — ответил он Ане. — Просто аллергия. Это бывает постоянно. И поганая свертываемость крови. Сейчас прошло.

— Понятно, — бодро сказала Аня. — Думаю, этому тоже можно помочь. Я почитаю, посоветуюсь. В такой обильной потере крови ничего хорошего. Как у тебя заживают ранки, порезы?

— Не заживают, — улыбнулся Игорь. — Так долго не заживают, что стараюсь не калечить себя.

— Ты что-то принимаешь?

— Да, мать приносит всякую ерунду. У нее знакомые врачи. Мне некогда к ним ходить. Глотаю.

— Помогает?

— Черт его знает. Может, без них было бы хуже. Все дело в этом проклятом доме. Он не для жизни. Это консервная банка с отравленным воздухом.

— У тебя богатое воображение, — ответила Аня. — Все поправимо. Я проветрила квартиру: устроила там сквозняки на целый день, все вымыла — от пола до потолка. Зажгла свечи с запахом экзотических фруктов и напекла пирогов с яблоками. Знаешь, как здорово теперь дома пахнет! Заходи завтра к нам. Я утром Машеньку отвожу в санаторий, мне дали целый свободный день. Вернусь после шести. Поговорим, попьем чаю. Знаешь, мне так трудно в первый вечер без дочки! Придешь?

— Конечно, — серьезно сказал Игорь и быстро пошел к дому.

Аня шла, наоборот, очень медленно. Ге-мо-фи-лия, — звучало по слогам в ее мозгу в такт шагам. Такое может быть? А почему нет? Потому что Варвара никогда по-настоящему не лечила сына? Так таких Варвар пруд пруди. Невежество, нет денег, не до того. Свою жизнь устраивает. Что может Аня в такой ситуации? Решать проблемы по мере поступления информации. Почему ей кажется, что это ее дело? А почему ей так кажется всякий раз, когда на койку в ее отделении ложится новый пациент?

Вечер прошел в глажке, составлении списка советов Маше на все случаи жизни, в раскладывании дорожных блюд по судкам. Потом надо было помочь Машеньке вымыться до блеска, расчесать ее волосы и шептать ей слова нежности и любви до крепкого сладкого сна. Лишь после этого Аня подумала об Игоре, вспомнила его высокий, напряженный, умный лоб, страдальческие глаза в траурной кайме черных ресниц, цвет его крови на белом платке. Да, принц, и болезнь у него, возможно, королевская. Аня видит его, лежащего без сна, в отвращении к воздуху-убийце, в одиночестве через стенку от толстокожей Варвары, и сердце ее колотится, как у свидетеля чьей-то гибели. У зрителя, который не шевельнул пальцем, чтобы это предотвратить. И что-то еще. Такую жалость до этого она испытывала лишь к одному человеку. К Маше, когда той было больно.

На следующий день она была дома ровно в шесть. Поставила в холодильник бутылку хорошего «Кагора», купленного по дороге. Это целебное вино поможет Игорю избавиться от чувства угнетенности хотя бы на время. Остальное зависит от нее. Аня продумала в деталях, как создать в квартире уютную обстановку. Прежде всего, она вновь вымыла все от пола до потолка, поменяла наволочки, полотенца, открыла настежь все окна: весенний ветер раздул ее светлые шторы, как паруса. Аня — гений изобретательности. У нее в шкафчиках хранятся прелестные и оригинальные пустячки, грошовые, но которые все принимают за уникальные изделия ручной работы. Яркий старинный сундучок оказывается хлебницей, серьезная толстая корова с нежным взглядом волооких глаз, — масленкой. Кухонные полотенца — это галерея чудесных картинок. Под ногами коврики причудливых форм и расцветок, на стульях подушки — розы, сердца, бабочки и медузы. Может, кому-то покажется это безвкусным, но никто не станет спорить с тем, что маленькая квартирка радостно приветствует всех, кто сюда входит. Она рассказывает о хозяйках, которые очень любят друг друга и хотят поделиться своей любовью со всеми.

— Как здорово, — сказал Игорь с улыбкой, осмотревшись. — Как в детском саду из кино.

— Тебе кажется, что у нас смешно? — спросила Аня.

— Мне кажется, что у вас, как в очень доброй сказке для малышей. Не обижайтесь. Я объясню. Вы — необычный человек, Аня. Обаятельная женщина со стальным стержнем. Такое от вас впечатление. И только здесь, у вас дома, я понимаю, в чем суть вашей силы и стойкости. В сортировке жизни. Это за кадром, это в уме, это за стенкой. А это для себя и своих — яркий кусочек смешных и нереально простых радостей. Не знаю, как и где вы все это находите, но это ансамбль. Как архитектор вам скажу.

— Ох ты боже мой! Такого комплимента в жизни не слышала. Иди мой руки, проходи на кухню. Надеюсь, ты не обедал?

— Я давно не обедаю.

Какой странный вечер провели они оба. Анна старше Игоря на пять лет. Она более опытная и несравненно более умелая в деле выживания. Она социально и профессионально востребована, привыкла к ответственности за других. Игорь — одиночка, вне толпы, над другими, без других, даже самых близких. Вместо долга у него — вдохновение, вместо ответственности — стерильная совесть, отвращение к грязи во всех отношениях. Между ними пропасть. Только один из этих людей думает, что надо не просто жить, но и делать это хорошо. Второй сомневается, что в этом занятии вообще есть смысл. И потому этот мужчина старше этой женщины — на годы отпущенной человеку безмятежности, на пропущенную отчаянно счастливую молодость, на весь запас веры в будущее, которая тает в нем, как шагреневая кожа.

Игорь смотрит с недоверчивым удивлением на лицо с нежными чертами, с глазами, в которых ни злобы, ни тоски, ни тайны, ни лжи. Только золотистое озеро тепла и добра. Анна старается не разглядывать его откровенно. Она боится взглядом или словом задеть, ранить этого странного, чудесного парня, который несет в себе какую-то огромную тяжесть, какое-то несчастье, вряд ли кому-то понятное. И оба знают только одно: им хорошо здесь и сейчас.

Аня задала Игорю все вопросы, которые хотела. Для точности попросила его написать на бумаге названия лекарств, принесенных Варварой. Посмотрела список. Ничем не выдала своих чувств. Только уточнила:

— А для чего это? Как мамины врачи объясняют?

— Для поддержания иммунитета, сердечной мышцы и все такое.

Игорь посидел после ужина ровно такое время, которое было уместно для самого требовательного этикета. Он прекрасно слушал, говорил немного, но каждая фраза была не случайной, каждая мысль удивляла Аню. Такое странное чувство: одно дело, когда оригинальные точные мысли читаешь в книге или слышишь от героя фильма, совсем другое — это говорит сосед по дому, сын недалекой Варвары.

— Ты не будешь против, если я зайду к твоей матери? Хочу уточнить кое-что насчет лекарств и мнений ее врачей: от чего и для чего они это выписывали. Я так понимаю, тебя мне на обследование сейчас не уговорить, если у меня получится его организовать?


— Правильно понимаете. Не могу на эту ерунду тратить время и силы. И я, конечно, не против никакой вашей инициативы. Скажу больше: я польщен, Анна. Надеюсь, это не жалость к убогому, а человеческое участие.

— Ты первый раз сфальшивил, — резко ответила Аня. — Ты не считаешь себя убогим и знаешь, что таким тебя не считаю я.

— Извините, просто напросился на комплимент. Я их терпеть не могу, сам не знаю, почему так захотелось, чтобы по головке погладили. Дело в этой корове, которая смотрит на меня нежными глазами. И в бабочке, на которой я так уютно сижу.

— Я поглажу. — Аня протянула руку к его каштановой волне. — Роскошная у тебя копна волос. А у нас с Машкой по три пера на голове. Одно название — дамы. Ты вообще роскошный парень. В этом все дело. А ты думал, я мать Тереза?

— Меня устраивает такая версия, — строго кивнул Игорь и встал. — Буду рад, если еще позовете. Я у вас даже забыл, в каком доме мы находимся.

В прихожей Аня взяла его руку и внимательно посмотрела на линии ладони.

— Ищете линию жизни? — спросил Игорь.

— Нет, я этим не увлекаюсь. Просто думаю о том, какая сильная, крупная ладонь и какая она открытая. Даже если сожмешь в кулак, она останется открытой.

— Я понял, о чем вы. Ничего, если я буду говорить вам «ты»?

— Конечно, давно пора, — ответила Аня и поспешила захлопнуть за ним дверь.

То, что обжигало сейчас ей глаза, грозило вылиться банальными бабскими слезами. Игорь подумал бы, что это жалость, а это не то. Восхищение, что ли. И предчувствие роковой беды.

В свой следующий свободный день Аня звонила знакомым, ездила в разные места. Какую-то базовую информацию собрала. В такой работе было что-то очень увлекательное. Диагноз удаленного объекта без его ведома. Психологический рисунок чужой беды. Да, наверное, работа медика и должна иметь больше сходства с расследованиями криминалистов. Было бы больше толку и чище результат. Только где бедным медикам взять на это время и силы? На каждого огромная очередь в коридоре и кроха урезанного бюджета.

Аня — не врач, она просто умелая и старательная медсестра. Не первый раз в жизни ей охотно помогают по-настоящему сильные врачи, другие профессионалы, бывшие пациенты, считая это личной просьбой. Так оно и есть. Аня не злоупотребляет хорошим к себе отношением. Ее личные дела — это чаще всего чей-то край. Люди, за которых она просила, вдруг становились не чужими. Но никогда не было ничего подобного. Никогда Аня не испытывала такого жгучего, почти безумного желания — рассмотреть чужую судьбу под лупой, взвесить все опасности и надежды, получить вердикт высшего консилиума, — и убить метастазы этой судьбы. Кто знает, почему ей это кажется таким необходимым. Это пока неважно. Подумает потом. Сейчас нельзя упускать ни одного шанса и ни одной детали.

Во второй половине дня Аня, занимаясь домашними делами, постоянно смотрела в окно. Игорь еще долго пробудет на работе. А Варвара вот идет от метро домой. Аня подождала полчаса, затем позвонила соседке.

— Варя, нельзя к тебе сейчас зайти? Хочется поговорить.

— Давай! — с энтузиазмом воскликнула Варвара. — Вот не поверишь, как раз о тебе думала. Хотела одну вещь спросить.

Квартира Варвары и Игоря была беспорядочно заставлена случайными вещами. Как будто они переехали сюда не год назад, а на прошлой неделе. Аня прошла за Варварой на кухню, глубоко вдыхая, дегустируя воздух квартиры. Игорь здесь не может ни есть, ни спать. Другие соседи вроде перестали жаловаться. Пахло затхлостью старых вещей, которые, конечно, не нужно было тащить на новое место. Пылью: Варвара не любит убирать. Какой-то не очень хорошей едой. Пробивается запах сырости, плесени: это у многих. Плесень ползет по стенам. Аня слышала, что люди массово судятся с застройщиком и «Жилищником». Проблемы, но главное уже ушло. Запаха болотного газа Аня не чувствует.

Варвара поставила на стол тарелки с нарезанным сыром и колбасой. Затем достала из холодильника высокий графин с крышкой и весело подмигнула Ане:

— Это самогон. Чистейший, на всем самом лучшем. Подруга сама варит только для своих.

Аня хотела было отказаться, но неожиданно для себя улыбнулась и кивнула Варе с таким же заговорщицким видом:

— А почему нет.

Аня никогда не дружила с Варварой. Давно и без труда поняла, что та человек — скупой и жесткий. С какой стати ей накрывать тут перед Аней поляну для разговора по душам? Но в том, что такой разговор должен состояться, сомнений уже не оставалось.

Варвара жадно осушила свой стакан, как будто в нем был нектар. Аня пригубила свой. С трудом проглотила кусочек пластмассового сыра. Она заговорила о школе, в которой учится ее Маша, раньше в этой школе учился Игорь. Варвара формально поддерживала воспоминания. Затем Аня вспомнила детский сад Маши, спросила, не ходил ли в него Игорь. Так они дошли и до родильных домов.

— Слушай, Варя, — спросила Аня. — Я тут недавно шла с Игорем от метро к дому, а у него кровь из носа хлынула. Он сказал: так бывает. У него вообще кровь плохо свертывается? Ты обсуждала это с врачами? Тебе в роддоме ничего не говорили?

— Ты тоже думаешь, что это гемофилия? — охотно откликнулась Варя. — Да, мне сразу что-то там наговорили. Вроде я носитель плохого гена, а он его унаследовал. Но форма для жизни не опасная. Вообще, мол, ничего страшного. Так у многих.

— И действительно с этим не было серьезных проблем?

Варвара налила и прикончила третий стаканчик самогона.

— Проблем, моя дорогая, у меня с ним до фига. Я об этом и хотела с тобой поговорить. Он ничего не переносит. И дело не только в том, что порезы не заживают и кровь плохо останавливается. Он чуть не помер от вони этого дурацкого дома, его тошнит, когда щи варю. Знаешь, что я тебе скажу? Для жизни его проблема, может, и не опасна, но жить с ней все равно нельзя. Другому человеку рядом с ним жить невозможно. Пишут, что гемофилия — царская болезнь. Не знаю, есть она у Игоря или нет, но это есть у него в характере. Отвращение ко всему.

— О чем ты? Игорь — такой талантливый парень. Его дело связано с красотой, удобством, радостью.

— А все остальное для него связано с грязью, — авторитетно заявила Варвара. — Я в том числе.

— Что говорят врачи?

— Он не хочет идти в больницу. Я советовалась со знакомыми, мне выписывают для него лекарства.

— От чего?

— Для сердца, для иммунитета, точно не знаю, но лекарства хорошие.

— Можно посмотреть?

— Да вот три аптечки за тобой на стенке. Смотри, а я пока в туалет схожу.

Аня открыла все аптечки, повернула препараты названиями и сняла все это на телефон. Дома рассмотрит. Когда Варвара вернулась, она сказала:

— Мне пора. Спасибо тебе. Хорошо посидели.