Я тебя отпускаю

Рина громко вздохнула:

– Эх… Жалко мне тебя! Ты же знаешь, я жалостливая!

Не зная, как реагировать и чего ожидать от строптивой начальницы, несчастный громко сглотнул и снова захлопал густыми ресницами.

– Ну-у… – протянула она, – значит, придется вернуться, а? Во имя спасения, так сказать, человечества.

Сердце колотилось как бешеное. Не дай бог, услышат окружающие! Она вздрогнула, растерянно посмотрела по сторонам и быстро добавила:

– Я сейчас! Только сумку возьму!

Эдик, не веря своему счастью, кивал, как китайский болванчик.

Рина метнулась в дом. В горнице, у окна, стояла Валентина. Рина подошла, обняла ее, и обе замерли. Наконец Валентина разжала объятья.

– Ну, ну! Иди – ждет человек.

Равномерно тикали ходики. С громким и скрипучим стуком из своего домика выскочила кукушка и прокричала положенное «ку-ку». Рина вздрогнула.

– Спасибо, – смущенно пробормотала она. – За все вам спасибо, Валя! И за папу тоже спасибо. И… за меня!

Валентина покраснела, отвела взгляд.

Рина взяла сумку, Валентина подхватила рюкзак с гостинцами. Вышли на крыльцо. Счастливый Эдик схватил рюкзак и сумку и опрометью бросился к машине.

– Может, чаю попьете? – крикнула ему вдогонку Валентина.

Эдик энергично замотал головой:

– Нет, нет, спасибо, надо спешить! Рину Александровну, – он с испугом глянул на Рину, словно боясь, что та передумает, – очень ждут на работе.

Рина шла к машине и чувствовала, как дрожат ноги – дойти бы. Валентина стояла у калитки. Уже пристегнувшись, она открыла окно и повторила:

– Спасибо вам. И держитесь.

«Глупое слово, ненавижу», – тут же подумала она.

Прощание было невыносимым. Рина бросила Эдику:

– Трогай!

Взревел мотор. Эдик шустро и лихо, по-пижонски развернув машину, сорвался с места. Рина обернулась: Валентина стояла на дороге и смотрела им вслед. Через пару минут она стала почти невидимой.

Рина уселась поудобнее, поправила ремень и наконец посмотрела на сосредоточенного и молчаливого Эдика.

– Ну и что там? – стараясь говорить равнодушно, спросила она. – Какие новости в Датском королевстве? В смысле что послужило, так сказать?

Эдик с опаской посмотрел на начальницу и, помолчав пару минут, начал рассказы-вать.

По его словам, выходило, что Н. осознал, что произошло, и испугался. Да, да, испугался, «прямо метался, как загнанный заяц». Забегал в отдел, спрашивал «нет ли новостей от Рины Александровны», суетился.

Рина усмехнулась, а счастливый Эдик не умолкал:

– Мы все тащились: чтобы Н. и так нервничал? Ну и дальше: «Срочно за Корсаковой, привези по-любому, уговори ее не мытьем, так катаньем. Без нее не возвращайся, башку откручу и уволю».

– Ну это я уже слышала, – усмехнулась Рина, – про открученную башку и все остальное. А что дальше-то, а? В смысле с проектом?

«Дальше» тоже оказалось все хорошо. Так хорошо, что она чуть не закричала от радости. Слава богу, сдержалась, а то как-то совсем несерьезно. А Эдик продолжал бубнить, повторялся, злил Рину, та недовольно хмурилась, прерывала его, но в душе… В душе у нее расплывалось, растекалось, плавилось такое огромное счастье, что она боялась выдать его.

– Погодка, а? – сказал Эдик. – Конец октября, а как будто лето на дворе. Нет, в Москве, конечно, не так. В Москве у нас, как всегда, параша, короче. Противное время! Снег уже был. Мокрый, с дождем. Потом подморозило и – гололед! Столько машин побилось – ужас, день жестянщика. Ну и грязь, понятное дело, дожди, как всегда в конце октября. Пробки такие! А здесь, – он посмотрел в окно, – здесь красота.

Снег с дождем. Гололед. Грязь и пробки. Противное время. Но это ее город. И все это – ее. И снег с дождем в конце октября. И гололед, и грязь. И пробки, конечно. Скорее бы в город, домой! Домой, господи! В свою спальню, в свое кресло. В свою ванную, на свою кухню. В свою жизнь! И – на работу! И пусть толпы народу. И пусть суета, маета, хамство и загазованный донельзя воздух, пусть раздраженный и нервный народ. Это ее жизнь. И, кажется, ей не надо другой.

– Новый год через два месяца, – напомнил Эдик. – А прогноз! – И он тяжело вздохнул. – Говорят, опять не будет зимы. А какой Новый год без снега?

Какой? Да обычный! Обычный московский Новый год. И все, кажется, к этому уже привыкли.

Рина кивнула и закрыла глаза. «Подремать бы, – подумала она. – Но этот разве заткнется? – И вдруг спохватилась: – Как-то сухо я с Валентиной попрощалась. Дежурные слова «держитесь» и «спасибо». Нет, надо было как-то не так. А как? И сорвалась как-то… Скоро так сорвалась. Некрасиво. Словно сбежала».

Рина достала из сумки телефон.

– Валя, Валечка! Вы меня слышите? Да? Ну хорошо! Послушайте, – она на секунду запнулась, – я совсем забыла. Скоро ведь праздник, Новый год! А вы там одна! Ну и я… Тоже. В общем, вы приезжайте ко мне! Ну конечно, в Москву, а куда же? Вместе отметим! Стол накроем, пирогов напечем! Ну, в смысле вы напечете, про меня все известно, хозяйка я еще та! Но и я поучаствую, внесу свою лепту! – Она говорила быстро и бестолково, боясь услышать отказ, но Валентина молчала.

– Вы меня слышите? – переспросила Рина. – Валя, вы здесь?


– Слышу, – коротко ответила Валентина.

– Так вот, – обрадованно продолжила Рина, – встретим праздник, а там и каникулы, десять дней сплошного блаженства и ничегонеделания! Ну, в общем, мы оторвемся! В театры походим, на выставки – Третьяковка, Пушкинский! Господи, я там сто лет не была. Ну, что скажете? – боясь услышать отказ, осторожно спросила она.

– Спасибо, Иришка, – ответила Валентина, – спасибо большое. Просто за то, что сказала. Не знаю, как там и что. Может, у тебя появятся планы. В общем, далеко еще до Нового года! Сколько воды утечет!

– Планов других у меня не будет, вот это точно! – твердо ответила Рина. – Я думаю, нам с вами будет неплохо! Нет, даже не так – нам будет хорошо! Созвонимся? Да, конечно. Почти два месяца впереди!

Нажала отбой и улыбнулась.

Потом Рина позвонила маме.

Шурочка, впрочем, как всегда, чувствовала себя прекрасно – голос как колокольчик, даром что ей за шестьдесят.

– Ты на работе? Нет? А, поняла. Слушай, на Рождество мы решили в Париж! Здорово, правда? Колянчик, правда, не хотел, денежки начал считать! Но я, как понимаешь, своего добилась – деньги деньгами, а сколько той жизни? А ты где на праздник планируешь? До-ома? – разочаровано протянула Шурочка. – Ну да, отоспись, конечно. Но как-то грустно, а? Нет? – Шурочка приободрилась: грусть она не признавала.

Ну и распрощались, обещая скоро созвониться. Ни слова про Ринину поездку. Ни слова про отца. Ни про что ни слова. И вправду, зачем огорчаться, когда впереди рождественский Париж и жизнь так прекрасна? Рина усмехнулась. Шурочка есть Шурочка. Да и слава богу.

Она откинулась на подголовник, закрыла глаза и улыбнулась. Еще пару месяцев – и Новый год. Времени у нее еще вагон и тележка. Главное сейчас – защитить проект. А уж потом остальное.

А про Новый год она здорово придумала, молодец, Рина, браво!

Она покажет дорогой гостье свой город, свою любимую Москву, и Замоскворечье, и арбатские переулки. И Воробьевы горы, их с отцом место. И самые вкусные ресторанчики, и любимые магазины – Валентину непременно надо приодеть, пусть порадуется. У нее же отличная фигура!

Да, заранее следует озаботиться билетами в театр – на Новый год в Москве тучи приезжих.

Но в том, что они замечательно проведут это время, Рина ни минуты не сомневалась.

Как хорошо, что на свете остались еще вещи, в которых не приходится сомневаться.



* * *





notes


Примечания




1




Б. Пастернак. Венеция.





2




П. А. Вяземский. Венеция.





3




А. Ахматова. Венеция.