Я же бать, или Как найти мать
Часть 31 из 43 Информация о книге
— У этого горшка плохая аура. — И не только у него, — добавляю я напоследок, прижимая к себе Машу. Вдыхаю детский, ни с чем несравнимый, запах и почему-то хочется расплакаться, словно мне пять лет. — Ну вот зачем твоя мама повелась на чьи-то доводы? А, Машка? Я не коза, а самая настоящая овца. Овца, да? — целую любимые щеки, сжимая в руке Машины пальчики и мысленно заставляю себя сказать Паше правду. Ну чего я жду, черт возьми. — Папа поймет. Обязательно поймет, да, булочка? А может и поможет. Пойдем сделаем что-нибудь приятное папе. * * * Приятное, да и вообще что-либо сделать не получилось. Меркулов просто сбежал. Что самое удивительное, он не ночевал дома и даже утром не вернулся. Не погулял с собакой, не приехал на обед. Звонки скидывает, охрана молчит. И только поздним вечером появился дома с расстёгнутой рубашкой, взъерошенными волосами и стойким запахом перегара. В одной руке большой пакет с детской эмблемой, в другой бутылка минеральной воды. Прошел как ни в чем не бывало в спальню и начал доставать из кроватки Машу. — Что ты делаешь?! — Достаю свою дочь из кроватки. — Зачем? — Чтобы надеть на нее платье. Оказывается, для семимесячных детей есть платья. С ума сойти. Я выбрал розовое. Девчонка же всё-таки. Сфотографируешь нас? Я хочу фотосессию, где она в этом нежно-розовом ужасе у меня на коленях. — Хватит. Тебе нужно принять душ и лечь спать. — Отвали, Таня. Сейчас договоришься и я вышвырну тебя из дома без копейки в кармане, а на прощание сдам тебя ментам. Чего смотришь своими ведьмовсковскими глазами? Либо ты помогаешь мне напялить это розовое безобразие, или вали отсюда. — Маша хочет спать. — Я сам разберусь, чего хочет МОЯ дочь! Ясно? Паша кладет ничего непонимающую Машу на пеленальный столик, и принимается надевать на нее купленное платье. Видимо я на пару с ним схожу с ума, потому что тянусь к нему и помогаю натянуть на нашу дочь совершенно не нужную вещь. — Фотографируй, Таня, — достает из кармана брюк телефон и тычет мне в руку. Удивительная вещь, как только Паша берет на руки Машу и сажает к себе на колени, та, несмотря на то, что папаша потревожил ее крепкий сон, начинает улыбаться. А я как завороженная начинаю фотографировать эту парочку. — Вот теперь можно и в душ, — передает мне Машу в руки и щелкает меня по носу. — У меня к тебе один единственный вопрос: что мне нужно сделать, чтобы ты перестала маяться дурью и ломаться как подросток? — Для начала принять душ, потом выпить таблетку и лечь спать. — А потом? — Стать Дедом Морозом, — ляпаю от балды какую-то чушь и выхожу вместе с Машей из спальни. * * * Утро субботы началось как нельзя лучше. После вчерашнего, Паша, к моему удивлению, выглядел бодрым, вдохновленным и что самое странное-веселым. Он был вежлив и учтив, что совершенно не проявлялось в нем ранее. И все было хорошо, правда до тех пор, пока в доме не появилась женщина лет тридцати. — Ольга, вот смотри, у Маши какое-то покраснение на спинке и на попе. Перед твоим приходом как раз заметил. Мне это совершенно не нравится. — Давайте посмотрим. Девушка, отойдите, пожалуйста, вы мне свет загораживаете. — Я? — Ну а кто еще? — возмущается женщина, смотря на Пашу. Тот подходит ко мне и самым настоящим образом отодвигает меня. — Ну, давай посмотрим, Машенька, что у нас там. Снимает с моей дочери памперс и начинает ворочать Машу, осматривая ее попу. А потом смотрит на меня и начинает цыкать. — Ну, это опрелость. Надо чуть лучше ухаживать за малышом. Менять памперсы чаще, делать воздушные ванны. В общем, получше следить за гигиеной малыша. Понимаете? — Нет, не понимаю, вы вообще кто?! — Танюша, а что говорят твои экстрасенсорные способности? — Что сегодня ты будешь плохо спать, — резче, чем надо произношу я. — А вот это правда, пираньюшка моя. А эта милейшая девушка-мой педиатр Оленька. — Заметно, что тебе только педиатр и нужен, до более взрослого доктора ты не дорос. К вашему сведению, Оленька, — копируя интонацию Меркулова. — Это не опрелость. — Откуда вам это знать? Вы врач? — Нет, я просто умнее, чем некоторые и в состоянии отличить плохой уход и опрелость от обычной реакции кожи после массажа. — А попу вы ей тоже массажировали? — Нет, целовала. — И все же, Паша, няня твой дочери не совсем компетентна, поверь моему опыту. — Конечно, как я могу не довериться такой красивой и опытной женщине. Танечка, а приготовь нам с Ольгой обед. — А что вы желаете, Павел? — На твое усмотрение. Главное, чтобы без яда, — берет меня под локоть и ведет в сторону кухни. — Иди, моя хорошая, готовь, а мы тут с Ольгой как раз проведем время с Машей. Она ее осмотрит как надо, даст мне нужные советы, ну и не только, — улыбается Паша, демонстрируя свою щербину. — И кстати, Танюша, ты помнишь, что на кухне камеры? Не вздумай плевать мне в еду. И Оленьке тоже, — шепчет мне на ухо Паша и тут же отстраняется, в очередной раз щелкнув меня по носу. Нет, я, конечно, понимаю для чего Паша это делает, только доводы разума не помогают мне избавиться от мысли, что меня это все дико раздражает, в особенности выскочка по имени Ольга. Захожу на кухню и на каком-то автомате начинаю делать мясную запеканку, а у самой перед глазами складывается картинка того, где Паша провел позавчерашний вечер и ночь. Не удивлюсь, если сегодня эта дрянь останется на ночь тут. Ну классно, Таня, сама виновата, вот и получай. Совершенно не помню, как приготовила ужин, и даже то, как его подавала. Отчетливо лишь помню причитания Паши, по поводу того, что я пересолила еду. Парадокс в том, что специально я этого не делала, более того, была уверена, что Паша врет. Но когда эти товарищи ушли вдвоем из дома, я попробовала блюдо, и оно оказалось действительно пересоленым. Но все это было такой мелочью по сравнению с тем, что меня крайне бесила мысль, что рядом с Пашей и Машей может реально оказаться совершенно чужая женщина. * * * К ужину я окончательно пришла к выводу, что надо все рассказать Паше. Правда моя решимость с каждой минутой пропадала все больше и больше, в виду отсутствия Паши. Совершенно не надеясь на то, что он вернется, я уложила Машу в кроватку и пошла принимать душ. Теплая вода немного привела меня в чувство, правда не помогла мне понять, что делать дальше. Протираю запотевшее зеркало и смотрю на свое отражение. Кто бы мог подумать, что после родов я стану красивее и самое удивительно стройнее. Кручусь в зеркале, фиксируя взгляд на своей попе, которая облачена в купленное Пашей белье, и не понимаю какого черта я надела эти трусы. — Да уж, психологиня недоделанная, все ясно как Божий день. Опускаю сорочку и выхожу из ванной. Заглядываю по пути в Пашину комнату и в который раз жалею, что Машина кроватка стоит именно здесь. Глупость какая-то. Поправляю малышке покрывальце и выхожу из комнаты. Ложиться спать в восемь вечера, когда за окном еще светит солнце-абсолютная дурь, но я вдруг понимаю, что мне совершенно нечем заняться. Открываю дверь в свою спальню и застываю: на кровати стоит большая подарочная коробка с красными тюльпанами, справа сидит Тима на задних лапках, открыв рот, а по середине комнаты лежит Паша в костюме… Деда Мороза. — Как видишь Дедом Морозом я стал, а за свои слова, лапасюня, надо отвечать. Ты же понимаешь, что отказы не принимаются? — Понимаю, — еле подавляя в себе улыбку, произношу я. Глава 31 — Знаешь, это уже неприлично. — Что именно? — закусывая губу, спокойно произносит Таня. — То, что я уже двадцать минут валяюсь на полу, выжидая тебя и выбирая пикантную позу, а ты дальше стоишь как истукан. А у меня между прочим спина болит. — И колени. — Заткнись, Бдушкина. Вот чего ты портишь мне весь романтический настрой? — поднимаюсь с пола и становлюсь напротив Тани. — Да я такой чушью в жизни не занимался, даже со своей… а, впрочем, не важно. Не занимался и все. Достала ты меня, реально! Чего тебе еще надо, блин? Может громких слов, про люблю и жить не могу? Ну так давай с этой чушью повременим. Опыт подсказывает, что это только буквы из алфавита. Нет, на слух они, конечно, приятные, но… блин! Черт! Как это сказать-то все… Между прочим, я из-за тебя отказался от обалденной врачихи, а ты все равно нос воротишь, — класс, нашел что говорить. — Из-за меня? — Нет, из-за твоей фамилии! Хочу расписаться с тобой и стать Бздушкиным Павлом. — Паш, — Таня тянет ко мне руку и снимает с меня дурацкую шапочку. — Вообще-то, ты не дал мне что-либо сказать. Да и ты не думал, что я стояла как истукан, только потому что любовалась твоим неописуемым внешним видом, — с улыбкой произносит Таня, кладя руку мне на грудь. — Да ладно? — скептически произношу я, наблюдая за тем, как она начинает выписывать какие-то узоры на моей груди. Как только я подумал о том, что вот он, зеленый свет, Таня убирает руку, которую я тут же припечатываю обратно, накрывая своей ладонью. — Куда собралась? — Никуда, — смеясь произносит Таня. — Ты, кажется, остановилась на том, что любовалась мной. Можешь продолжать. — Хватит вести себя как ребенок. Что ты хочешь услышать? Что ты выиграл? Ну если тебе так будет легче, да, Паш, ты выиграл, и я сдаюсь. — А почему ты сдаешься? — не унимаюсь я. Хватаю Таню за талию и прижимаю одной рукой к себе. — Ну? — шепчу ей на ухо, зарываясь одной рукой в шелковистые волосы. — Наверное, потому что сама этого хочу. — Вот первое слово могла и не добавлять, нахалка. Кажется, Таня еще что-то пытается сказать, но дальнейшие ее попытки я пресекаю самым банальным способом-впиваюсь в ее манящие губы. Совсем слетел с катушек-тащиться от того, что раньше на дух не переносил. Но оказывается самый настоящий кайф-это когда Таня обняла меня в ответ и включившись в поцелуй, перестала себя сдерживать. Несколько секунд спустя я сам отрываюсь от нее, подхватываю ее на руки и несу на выход. — Стой! — Ну что опять?! — Остановись, не надо нести меня в свою спальню. Там же Маша.