Камея из Ватикана

– Зачем ты держишь ее в буфете на кухне?

Тонечка взяла ванночку и нацелилась на тесто.

– Ею очень удобно вырезать «язычки»! Они получаются по форме похожими на настоящие, которые в кондитерских продаются.

– Какая ты фантазерка, Тоня!

Тонечка покосилась на нее:

– Я же пишу сценарии.

– Напиши повесть, – тут же сказала Саша. – Вот увидишь, дело пойдет. Я знаю, что говорю!

– А ковчежец? – сама у себя спросила Тонечка. – Который увели из храма? Кто его украл? Вряд ли здесь, в Дождеве, в один и тот же момент завелось сразу несколько убийц и грабителей! Значит, это дело рук одного человека.

– Слушай, – вдруг сказала Саша весело. Тонечка оглянулась на нее. – Я так рада, что он не псих. Как ты думаешь, это нормально? Радоваться, что какой-то чужой дядька не псих?

– Это просто прекрасно, – поддержала Тонечка. – Чему же еще радоваться, как не тому, что Федор Батюшков нормальный, а не сумасшедший.

– Ты смеешься надо мной?..

Дядя Арсен явился как раз в тот момент, когда Тонечка снимала со сковороды последний кусок мяса. Сапожник был чисто выбрит и облачен в пиджачную темно-синюю пару, брюки заправлены в сапоги. Те начищены и сверкают.

Родион как увидел его, так и замер.

– Не таращь глаза, – на ухо мальчишке сказала Тонечка. – Это неприлично. Ты нарисуешь его чуть позже. Дай ему освоиться.

Саша сбегала в свой дом и вернулась с двумя бутылками красного вина.

– У тебя там неиссякаемый источник, что ли? – спросила у нее хозяйка. – В подполе бьет?..



За ужином все старались веселиться, и это, пожалуй, получалось. Дядя Арсен немного поднадоел остальным со своей дратвой, которую он завтра же купит в Твери, чтоб диван Федора Петровича было не отличить от нового, зато Родион слушал и смотрел с восторгом. Буська, заразившись энтузиазмом мальчишки, строила дяде Арсену глазки и кокетливо улыбалась. Федор Петрович смотрел в основном на Сашу Шумакову, а она, ясное дело, никаких его взглядов не замечала, потому что была увлечена беседой с сапожником.

Тонечка – из своднических соображений – попросила Родиона показать всем Сашины портреты. Увидев их, Федор Петрович совсем загрустил и словно затуманился.

– Вот этот я обещал подарить, – похвастался Родион, тыкая в рисунок. – Она сказала, что ей понравился!

– Взрослых в третьем лице нельзя называть «она» и «он», – вмешалась Тонечка. – Нужно сказать: Саше понравился портрет.

– Саше понравился портрет, – послушно повторил Родион и засмеялся. – Дядя Арсен, я вас тоже нарисую и подарю вам!

– Вай мэ, зачэм мэня? Я савсем старый стал, нэгодный стал, маладых рысуй, красывых! Ты сам маладой, зачэм тебэ старык рысовать?

– Мне интересно, – ответил мальчишка. – Тоня, я поставлю самовар, да?

И они с Бусей поскакали за дровами, а сапожник сказал, что в Армении очень любят чай из самовара и там всем известно, что самовар был изобретен именно армянами. Федор Петрович возразил, что первые самовары, насколько ему известно, были придуманы в Китае, а дядя Арсен презрительно отвечал, что в Китае все дрянь, что ни возьми, – и обувь, и нитки, и штаны тоже никуда не годятся.

– Балезнь, вырус китайсы прыдумал! Где им самавар прыдумать! Ка мнэ в будка спецыальный валантер прыходил, кровь у мэня брал, гаварыл, праверять нада, есть у дяди Арсэна китайский вырус или нэту!..

– Проверили? – спросила Саша. – Все в порядке?

– Нэ знаю, он абратно нэ прыхадил больше!

Тонечка насторожилась:

– Какой волонтер, дядя Арсен? Как он выглядел?

– Ныкак нэ выглядэл она! В масках оба был, в ачках!

– Так их двое было?

– Я же гаварю, валантер прыхадил, два, в масках был. Кровь у меня брал! Патаму что в Китае вырус завелась! А у нас все забалели! Магазины все закрыли, пекарня закрыли, где дядя Арсэн хлэб брал. Харошый хлэб, пачти как в Армэнии!

Тонечка вскочила, обежала стол и уселась рядом с сапожником.

– Когда это было, дядя Арсен? Когда они приходили?

Сапожник старательно и неторопливо отряхнул ладони одну о другую, потом так же старательно вытер их о штаны, завел глаза и стал загибать пальцы. Тонечка уже видела подобное, когда он считал годы, проведенные в Дождеве, а Саша вытаращила глаза с изумлением.

– Дэсять дней! – объявил дядя Арсен, загнув последний палец. – У мэня календар нэту, я так все помню.

– Десять дней назад к вам в будку пришли двое в масках и очках, сказали, что должны взять кровь на анализ. Верно?


– Зачэм опять спрашиваешь, дочка?

– А что было потом? После того, как они взяли?

Дядя Арсен подумал немного.

– Патом нычего нэ был, патом дядя Арсэн спать пашел, вечер был. Работы нэт, людей нэт, закрыто все, китайсы вырус прыдумал, а у нас закрыто! Лаваш нэ пекут!

– Они сразу ушли? После того, как взяли кровь?

– Сразу, что ым у мэня дэлать?

– Арсен Давидович, – вмешался Федор, – а потом, на другой день, вы ничего не заметили? Может, беспорядок? Вещи разбросаны? Или чего-то не хватает?

– Вы думаете, они дождались, когда он уснет, и вернулись? – быстро спросила у него Тонечка. – Но чем можно поживиться в будке сапожника?

Федор махнул рукой:

– В глубинке всем известно, что грузины и армяне самые богатые люди на земле! Это общее место.

– Вай, какое багатство! В Спитаке мой дом самый лучший был, а здэсь нэт ничего, нэ асталось!..

– Проба пера? – опять спросила Тонечка. Она сильно волновалась, ладони вспотели, и она вытерла их о джинсы, совсем как дядя Арсен. – Тренировочный заход?

– Возможно, – согласился Федор и обратился к сапожнику: – Когда вы проснулись, все было в порядке? Ничего не пропало?

Сапожник покивал – все в порядке.

– Вы видели будку? – спросила Тонечка у Федора. – Там топчан, стол, стул, чайник и лампочка! Там нечего взять!

– Кальцо абручальный патерялся, – продолжал дядя Арсен. – Мой кальцо, в каробка был. Маринэ, жену, так с кальцом и харанили, нэльзя было снять, раздавыло ее савсем. Плита бетонный на нее упал, когда зэмлэтрясение прышел.

И тут сапожник заплакал.

Он не изменился в лице. Он сидел по-прежнему спокойно, только из глаз у него падали крупные слезы – на руки, на скатерть.

У Тонечки глаза тоже моментально налились слезами.

Саша резко встала, вышла на кухню и вернулась с рулоном бумажных полотенец. Тонечка оторвала кусок и утерла лицо. И сунула салфетку в руку дяди Арсена.

– Когда потерялось кольцо? – спросил Федор.

– Нэ знаю, сына. – Сапожник громко высморкался в салфетку. – Только я пасматрэл, нэту! Я думал, Маринэ прышла и забрала кальцо, ждет она мэня, к свадьбе готовытся, видно.

– Какой-то ужас, – пробормотала Тонечка, и Федор сказал ей:

– Тихо.

И она замолчала.

Молчали все, только было слышно, как Родион перед крыльцом тюкает полено, чтоб наколоть лучинок для самовара.

– Этим все объясняется, – в конце концов сказал Федор.

– Не все, но многое, – вставила Тонечка.

– Двое бандитов в масках ходят по людям, говорят, что они волонтеры и должны взять кровь на вирус. Они делают укол, очевидно снотворное, потом спокойно ищут ценности.

– Их пускают, – подхватила Тонечка, – потому что по телевизору все время говорят и про волонтеров, и про вирус! Лиц не разглядеть, отпечатков тоже никаких – у них маски и перчатки. Идеальное преступление.

– Арсен Давидович остался жив, ему повезло. Моя тетя умерла, – продолжал Федор Петрович.

– Такой хароший женсчина, – посочувствовал сапожник. – Добрый, жалкий! Людэй жалэл!

– Завтра похороны, – сказал Федор буднично. – На кладбище возле храма. Приходите, Арсен Давидович.

– Как не прыйти, канешна прыду…

– Уже завтра? – машинально спросила Тонечка, и Федор кивнул.

– Как их найти? – спросила Саша. – Этих двоих? Кто это вообще может быть?

Тонечка задумчиво покачалась на стуле туда-сюда.