Камея из Ватикана

– Нет, – сказала Саша уверенно, – не попадалась. А что?

– Она всегда ее носила, – сообщил Родион. – Я не знал, что это за штука, и спросил, а она сказала, что старинная! Украшение такое! Их специально вырезали из перламутровых раковин. Я ее тоже нарисовал, видишь?

– Да я-то вижу, – согласилась Тонечка. – На всех рисунках она есть, а на Лидии Ивановне ее сегодня не было. И в доме мы ее не видели.

– Может, она ее прятала? – предположила Саша и посмотрела на изображение трех граций в овале.

Тонечка вздохнула.

– Смотри. Я так себе представляю. Она с вечера плохо себя чувствовала. Ворочалась на диване, там подушки все сбиты. Не обедала, на столе ничего нет, кроме чистого блюдца, и посуда вся убрана. Должно быть, думала, что отпустит. Утром поняла, что не отпускает, а только хуже делается, и пошла к нам. Она наверняка даже не знала, что ты приехала, потому что весь вечер лежала и не видела ни тебя, ни машины, а шторы были задернуты. Ты же ближе! А к нам она не дошла, не успела. Когда ты ее нашла, одета она была точно так же, как всегда, – коричневое платье и платок-паутинка. Полушубок, наверное, не смогла надеть. Спрашивается, где камея?

– А… где камея?

– Пф-ф-ф! – фыркнула Тонечка. – Если бы Лидия Ивановна ее сняла, камея так и лежала бы на столике возле дивана. Там у нее такой столик с наборной крышкой, заметила?

– Нет, – призналась Саша.

– Она положила бы ее рядом с собой. Но там никакой камеи не было. Куда она делась?

– Может, потерялась?

– Вчера? – уточнила Тонечка. – Или сегодня утром? Сто лет не терялась, а сегодня вдруг потерялась!

– Да, – словно оценив ситуацию, согласилась Саша. – Действительно странно.

Они помолчали. Родион громко прихлебывал чай из кружки и хрустел сухарем.

Тонечка сосредоточенно думала.

…Старая княгиня за два месяца, что они с Родионом здесь прожили, ни разу с ней не заговорила, ни разу ни о чем не спросила. Только молча кивала, когда Тонечка попадалась ей на улице, или смотрела из окна, как вчера, когда Тонечка делала перед ней книксены. Один раз они встретились в магазине «Рублевочка», и старуха поглядела на Тонечку, как все жители Дождева, – словно она сбежала из сумасшедшего дома прямо в маске и перчатках! До вчерашнего дня даже старухино имя было ей неизвестно, и все-таки она чувствовала, что должна что-то для нее сделать.

И пропавшая камея была совсем некстати, словно намекала на необъяснимые и трагические обстоятельства, при которых княгиня умерла!..

– Шторы, – вдруг сказала Тонечка. – Окна были задернуты шторами!

– В старухином доме? – спросила Саша. – Задернуты, точно.

– Она никогда не задергивала шторы, – продолжала Тонечка, волнуясь. – Я сто раз ходила мимо ее дома в сумерках! У нее горел свет, она сидела в кресле или на диване, вся комната просматривалась!..

– Точно, – подтвердил Родион. – Тонь, можно мне еще бутерброд? С сыром и с паштетом?

– С тем и другим сразу? – удивилась Саша, и Родион тоже удивился такой непонятливости.

– Не-ет, – протянул он. – Один с сыром, а другой с паштетом.

– В доме у старой княгини кто-то был вчера вечером, – заключила Тонечка. – Кто задернул занавески и забрал камею.

Саша и Родион уставились на нее.

– Должно быть, ты прав, – сказала Тонечка мальчишке. – Лидия Ивановна действительно не подготовилась к смерти. Она совершенно не собиралась умирать!..

– Но все равно ведь умерла!

– Я думаю, ее убили, – сказала Тонечка.



На лавочке перед крыльцом сидел человек в форме и орал на свой телефон:

– Стой, стой, зараза! Куда?! Туда нельзя! Давай сюда! Где этот ключ, мать его? Вот, вот, забирай! Да чтоб тебя!..

Тонечка и Саша подошли поближе. Человек в форме продолжал орать, а на них даже не взглянул.

– Как нам найти старшего лейтенанта Котейко? – спросила Тонечка.

– А у вас чего? Заявление или чего?

– Нам просто поговорить, – сказала Саша.

Человек в форме на них по-прежнему не смотрел.

– Да сейчас нету никого, – сказал он, энергично работая большими пальцами. Еще он двигался на лавочке так, словно уклонялся от ударов. – Все на усилении. Давай, давай, шевелись, твою мать! Если заявление подать, пишите, я приму.

– А когда он будет?


– Ах, зараза, сейчас слева нападут! Слева, кому сказал!

– Старший лейтенант когда будет?

– Да почем я знаю, на усилении все! Ну! Ну! Еще! Вмажь ему!

Тут человек застонал, как подстреленный, начал валиться на бок, Тонечка ринулась, чтоб его поддержать, но Саша сзади схватила ее за полу «позорного волка».

– Опять! – чуть не плача, сказал человек. – Всякий раз на этом месте убивают, сволочи!

И посмотрел на Тонечку и Сашу.

Выражение лица у него изменилось – из страдальческого стало веселым.

– Эт самое, вы ко мне, что ли? Петрович, выдь на час! – крикнул он в сторону крыльца.

– Чего? – приглушенно спросили из-за распахнутой двери.

– Выдь, я тебе говорю!

– Как нам найти старшего лейтенанта Котейко? – настойчиво повторила Тонечка. – У него телефон не работает, а нам нужно с ним поговорить.

На крыльце показался пожилой пузатый мужик, тоже в форме и даже в фуражке.

– Че те, Ленька?

Ленька, только что чуть не павший смертью храбрых в собственном телефоне, подбородком показал на визитерш. И они оба всласть захохотали. У Петровича пузо ходило ходуном. Ленька весь взмок от смеха.

Тонечка с Сашей посмотрели друг на друга, а потом каждая оглядела себя, проверяя, все ли в порядке.

– От москвичи, – хохотал на крыльце Петрович. – От затейники!

– Ржа… ржа…ка, – проикал Ленька. – Эт самое, вы прям с Москвы в таком виде ехали?!

– А, – сообразила Тонечка, – не обращай внимания, это из-за маски и перчаток!

– Ага, – согласился Ленька, вытирая пот со лба. – Это ж надо такое удумать! Прям «Камеди клаб»!

Саша ни с того ни с сего вдруг рассердилась:

– А вы про пандемию ничего не слыхали, мужики? Вирус, люди умирают?

– Больницы не справляются, – поддержала Тонечка.

Ленька махнул рукой:

– Да вранье все, да, Петрович?

– Как есть, – подтвердил тот с крыльца. – От вируса спирт хорошо помогает, тяпнул полтешок…

– А лучше соточку, – перебил Ленька.

– А лучше соточку, – продолжал Петрович. – И все вирусы как рукой снимет!..

– Блажен, кто верует, – пробормотала Саша.

– Нет, погляди на них, Петрович! Эт самое, давайте поселфимся, а? Петрович, выдь к нам!

– Когда Котейко будет? – строго спросила Тонечка.

– Да кто ж его!.. Все на усилении, сказано! А чего надо-то? Или у вас коробку с масками с…стибрили?

И снова захохотал от души.

– Ничего у нас не тибрили, а нам нужно повидать Котейко. У нас соседка умерла, он просил ему позвонить, если что. А телефон не отвечает.

– Дак они все в лесу, – удивился Ленька. – Дорогу конаковскую сторожат, чтоб не ездили по ней.

– Да они с Москвы, – сказал Петрович так, как будто говорил, что они из психбольницы. – Откуда им про конаковскую дорогу знать? Ну, пройдите, пройдите. Чего там у вас? Кто помер и когда?

Одна за другой Тонечка и Саша поднялись на узенькое крылечко с подгнившими балясинами. К перилам была прикручена ржавая консервная банка, полная окурков, у стены веник и совок. Вторая дверь, обитая видавшим виды дерматином, тоже была распахнута настежь. С правой стороны решетка, а за ней канцелярский стол с открытым журналом и телефоном, с левой – несколько дверей и разномастные стулья. Сверху свисала лампочка без абажура.

Родион пришел бы в восторг, подумала Тонечка. И сказал бы, что здесь очень красиво.