Картина маслом

Старая тропинка, еле заметная среди травы и густых кустов, вьется среди лесных деревьев, уходит в густолесье, выныривает, падает в ущелья, карабкается вверх по склонам. Иногда пропадает почти совсем. Но проводники идут по меткам: по «случайным» затесам на стволах, по срезанным особым образом сучьям, по приметным валунам… Они здесь двадцать лет ходят. А до них их отцы и деды. По этой тропе еще при царе Горохе из Персии контрабанду таскали на лошадях и ослах. На то они и проводники, чтобы знать, где идти, чтобы на кордоны и патрули военных не нарваться.

Идут люди — проводники, охранники, поводыри, ведут под уздцы лошадей. Долог их путь, хотя до границы рукой подать. Но прямо им нельзя. Им в обход, по звериным тропам, через ущелья, урманы и болота. Труден путь контрабандистов. Зато безопасен. Не встретятся на их пути военные, пограничники и просто случайные люди. Только одно зверье.

Совсем немного им осталось идти. Совсем чуть-чуть…





* * *


— Вижу!

— Где?

— Сто десять градусов. Им по-другому здесь не пройти. Здесь путь один!

Перевести бинокль. Что там? Какая-то прогалина среди леса. Какой-то полуосыпавшийся склон, над которым нависает скала, снизу густолесье, а еще ниже течет бурлящая горная река.

— Двое прошли. Скорее всего, разведчики. Сейчас другие подтянутся.

Да, точно. Фигура человека. Вышел на открытое пространство, быстро осмотрелся, пересек прогалину. Вьючная лошадь. Ее под уздцы ведет вооруженный человек. Лошадь косит глазом, шарахается от обрыва. К седлу приторочены с боков баулы.

Еще одна лошадь. Заскользила копытами, чуть не сорвалась вниз, полетели камни. Но выровнялась, прошла…

— Через пять часов они будут вон там, — показал проводник.

— А как они реку перейдут?

— Брод есть. Дождей давно не было, так что пройдут. А если бы дождь — ждать пришлось или сорок километров в обход идти до моста. Но там люди.

Толковый проводник. Но не дешевый.

— Добро. Веди нас к броду.

Встали, заправились, попрыгали, пошли. Трое мужчин и женщина. Все в шапочках с прорезями для глаз. И он в шапочке. Ни он их — ни они его не видели. Только проводник лица не скрывает. А что ему — он здесь живет, ему прячься не прячься…

— А чего они не говорят?

— Немые они.

— А-а…

Хотя очень даже разговорчивые. Но на том языке, который проводнику не понять. Издалека они, с той стороны океана. Но к горам привычны, потому что у них они тоже есть и походили они по ним, по тропам партизанским, немало. И постреляли. И побегали. И поползали. И еще побегают и постреляют.

Партизаны — хорошие исполнители, не избалованные. К переходам и лишениям привыкшие. И в тонусе, так как каждый день в реальных боевых. Отсюда — отсев, то есть естественный отбор: кто менее ловкий, тот первым уходит, кто поопытней — чуть дольше живет. Но всё равно не заживается… И это хорошо. Текучка там большая. Война, поэтому на них выбор и пал. Ну, кто их там искать догадается, а если догадается — как сыщет, если они в джунглях как волки хоронятся, а если вдруг найдет — как заговорит, а если заговорит, то что они ему скажут, когда сами ничего толком не знают.

Нет, тут все более-менее благополучно. Тут никаких концов!

Шаг за шагом…

Еле заметная тропа для чужого человека. Для местного — нет, для местного она как для горожанина проспект с фонарями. Свой он тут, каждую травинку, каждый кустик знает…

Ветки хлещут по лицу и груди. Заросла тропа. Вышли к реке.

— Вон там брод, на перекате.

Река здесь разлилась, расползлась в стороны, поэтому глубина упала. Берега пологие, с мелким кустарником. До леса метров триста. Хорошее место — не соврал проводник.

— Добро. Ты пока погуляй где-нибудь.

Все понял. Кивнул и отошел.

— Я через пять часов приду за вами.

Придет, точно придет, чтобы вторую половину гонорара получить. Хоть с живых, хоть с мертвых. А так, чтобы не расплатиться с ним, чтобы сбежать — это дело дохлое. Его это земля, он здесь хозяин.

Похлопать партизан по плечу. Набить инструкцию в электронном переводчике. Но больше показать жестами:

— С той стороны подойдет человек шесть-семь. — Поднять из двух кулаков семь пальцев. — Тех, что с оружием, — ткнуть в кобуру, — лучше сразу, посередине реки.

Кивнули. Что здесь непонятного?


— Лошадей с грузом не трогать, дать перейти реку. Если испугаются, побегут — стрелять. Гражданских и тех, что без оружия, допустить до берега и отсечь возможность ухода по воде. Если что, стрелять в ноги.

И это ясно.

— Я буду рядом, ориентироваться на меня.

Кивнули согласно.

Никаких эмоций, сомнений или мандража. Нормальная, привычная работа. Как в офисе. Что им отряд из семи человек, когда они правительственные колонны у себя на родине громят? Развлекуха и заработок, который даже не они получат, а их командиры. Революционная дисциплина и субординация. Такие, блин, Че Гевары…

Теперь ждать. Другой дороги у каравана нет, так проводник сказал. Разошлись, залегли цепью. Лучше было бы рассредоточиться по направлениям, но как тогда боем руководить?

Партизаны лежат, смотрят вперед, друг с другом не общаются, но спайка чувствуется… Приятно иметь дело с хорошо организованной публикой.

Внимание! Из кустов на берег вышел человек. Постоял, посмотрел в бинокль. Вроде всё чисто. За ним другой. Разошлись в стороны, залегли за валуны. У одного ручной пулемет. Серьезные ребята. Будут прикрывать переправу. Заметят что — распушат очереди перекрестьем — мало не покажется. Кивнуть в их сторону. Поднять один палец. Второй.

Понятна очередность?

Наемники переглянулись. Молча разобрали цели. Винтовки у них бельгийские, с хорошей оптикой. На оружии партизаны не экономят — себе дороже выйдет. Потребовали привычные стволы. Пришлось раскошелиться.

Разведчики свистнули. К переправе пошли два бойца. Эти должны на другом берегу закрепиться. Ну и по сторонам посмотреть, понюхать.

Показать — этот мой, а другой — твой.

Первая лошадь. Боец за узду держится. Гражданский. Этого на контроль! Еще боец и еще лошадь. За ними бойцы арьергарда.

Раз… Два… Три… Черт их раздери. Сколько их там? Пять… Шесть… Восемь… Итого четырнадцать! Если без гражданского. Однако мы так не договаривались… Глянуть на партизан… Никаких эмоций! Ну, четырнадцать так четырнадцать…

Лошади вступили в реку. Четыре бойца из арьергарда за ними. Разошлись в стороны. Опытные, толпой не идут, чтобы под одну очередь не угодить.

Середина реки.

Рано, рано! Шарахнутся лошадки, подадутся назад или потоком их снесет — лови потом. Придется часть арьергарда запустить на берег. Что плохо, очень плохо. Там в воде им не залечь, там они как ладошке.

Партизаны смотрят вопросительно. Не понимают — чего тянуть?

Мотнуть головой.

Лошади выбрели на мелководье. Теперь пора! Взять на прицел бойца из прикрытия. Вот она, его башка, в прицеле. Шарит глазами вокруг. Хочется надеяться, что никто не запоздает. Иначе противник отреагирует, заляжет. Выуживай его потом из-за валунов. Задержать дыхание, плавно вжать спусковой крючок в скобу.

Выстрел!

И почти тут же еще три. Практически, слившихся в один. Еще один выстрел — в запасе, на случай чьего-нибудь промаха. Но он не понадобился.

Бойцы из прикрытия ткнулись головами в камни. Все четверо. Разом. Ай да молодцы! Но не медлить. Быстро переместить винтовку. Партизаны, хочется надеяться, разобрали цели. По принципу кто против кого находится: правый — правого, левый — левого.

Выстрел!

Боевик крутнулся, упал. Автомат рядом. Еще три выстрела. Как очередью. Еще три трупа… Нет, один шевелится. Подтянул к себе автомат. Ну да, ему прятаться негде и сейчас…

Но вдруг из леса, с другой стороны, застучал пулемет. Ах ты, мама моя! Значит, в тылу они еще одного бойца в прикрытие посадили и велели не высовываться.

Строчка пуль прошла по воде, по берегу, нащупывая врага. Длинная очередь стучала по камням, по деревьям, по кустам. Не прицельно, но близко. Общее направление пулеметчик просчитал точно!

Вскрикнул, вскинулся кто-то из партизан. Упал лицом в траву. Другие на него даже не взглянули, вот что значит опыт! Настоящей войны, без дураков! Ничто их от боя отвлечь не может. Спокойно берут на прицел заметавшихся боевиков на той стороне.

Выстрел! Еще один выстрел. На пулеметную очередь — ноль внимания. На смерть свою — ноль внимания! Сосредоточены на целях!

Еще парный выстрел! И — два трупа. Не осталось с той стороны врагов, кроме пулеметчика.

А лошади, где лошади?! Они на берегу. Погонщики тащат их к лесу.

Партизаны откатились, смотрят. Показывают пальцем в сторону пулеметчика. Тот затих, выжидает. Предлагают в четыре ствола, чтобы нащупать…

— Нет, — мотнуть головой. — Нет! Лошади! Вначале лошади!

Поняли, хотя недовольны. Оставлять в тылу работающий «ручник» — плохое решение. Он теперь молчит, а как выстрелишь, обнаружишь себя — нашпигует свинцом, как куропатку дробью. Нельзя так воевать! Но… нужно подчиняться. Командир сказал подчиняться вот этому беспрекословно, чтобы он ни приказал.

Перекинули винтовки. Прицелились. Погонщики тащат шарахающихся от выстрелов лошадей за узду, прикрываются ими. Как их взять на прицел?

Два выстрела подряд!

Один схватился за ногу, захромал, но идет.

Поправка. Ждать, когда высунется. Выстрел! Рухнул на землю.