Кель. Девочка-убийца влюбилась

– Ну я же ни на чём играть не умею, – объяснял Дин, когда его спрашивали, когда концерт. Поэтому альбом запишут на компьютерных синтезаторах. Что касается Дина, то он будет петь.

Но даже задолго без альбома Дин был знаменит. А чем он был знаменит, не знал никто. Его слава была настолько велика, что уже не нуждалась в содержании.

– Не могу работу найти, – пояснял он, – Наверное, не надо искать. Надо, чтобы она сама меня нашла.

Дин открыл дверь. В руке у него была бутылка пива.

– Проходим.

Отец Дина владел половиной обувных магазинов нашего города. Так что квартира у него была просторная, трёхкомнатная. Там Дин мог целый день сходить с ума в своё удовольствие.

– Пиво будете, школьники? Одна бутылка на двоих, учительница не заметит.

– Мы насчёт того диска пришли, – сказал Алукард.

– Какого диска?

– С жестью.

– А что взамен?

Барсучонок достал из портфеля диск с «Ацтеками». Дин посмотрел, поцокал языком и вручил опасный диск.

Это был CD-R в простой белой коробке. Ни на вкладыше, ни на самом диске не было ни надписей, не пометок.

– Давай прямо у тебя посмотрим.

Дин уселся за новенький сверкающе-чёрный компьютер и откинулся на спинку кресла.

– Нет. Я такое не смотрю. Я подонок, я не маньяк.

Они обсудили новости. Потом установка игры закончилась и Дин погрузился в завоевание Мезоамерики. Подсказывать он себе не разрешал. И в большой квартире немедленно стало скучно.

– Ну, мы пошли, – сказал Барсучонок!

– Угу, проваливайте.

Блуждать по улицам в промозглый зимний день не хотелось. Поэтому Барсучонок отправился с гимназию. Алукард показал, где живёт и дал страшную клятву, что не будет смотреть без друга.

Наконец, занятия закончились. Родители были в университете, так что дома Барсучонка никто не ждал. И он отправился к Тришину.

Тришин жил на первом этаже. Его стандартная двухкомнатная квартира со старенькими обоями и пыльным ковром на стене была как-то привычней, чем просторные хоромы Дина.

Алукард уже сидел на кухне и открывал бутылку «Оборони».

– Я не буду, – сказал Барсучонок.

– Не возражаю, – ответил Тришин и отхлебнул из горла.

Они перебрались в комнату и задёрнули шторы. Цой с плаката смотрел на них с состраданием.

Диск обиженно загудел. Не было ни меню, ни заставки, какие обычно сопровождают фирменные диски. Прямо в корневом каталоге лежал одинокий видеофайл в формате AVI.

Алукард запустил. Барсучонок мысленно отметил, что Тришин так и не поставил себе никакой нормальный проигрыватель.

– Не боишься? – спросил Алукард.

– Если там членовредительство, – ответил Барсучонок, – я просто закрою глаза.

– А если членовредительство с криками?

– Закрою глаза и заткну уши.

Но то, что они увидели на экране, было настолько удивительно, что Барсучонок смотрел и слушал очень внимательно.

Сначала появился текст на английском. Виктор спохватился слишком поздно и не успел прочитать.

Потом начался… старый выпуск новостей нашего регионального телеканала. Только не в ужасной цветовой гамме, как обычно, а чёрно-белый и с намеренно ухудшенными качеством. Возможно, неведомый режиссёр решил прибавить ужаса и ощущения документального фильма, поэтому наложил на видео даже потёртости.

– Сегодня, в первый день нового учебного года, тысячи школьников по всей области отправятся на учёбу. Губернатор Станислав Шепшелей лично открывает линейку в образцовой гимназии номер два. Сейчас вы увидите прямой репортаж.

Надо сказать, что на региональный канал до сих пор обожает прямые репортажи. Наверное, потому что ехать недалеко.


Камера переключилась. Теперь на экране был заасфальтированный школьный двор и ряд первоклашек в образцово отглаженных блузках. Камера кидается в бок и мы видим, как из машины выбирается первый постсоветский губернатор нашей области Станислав Макарович Шепшелей.

Этот был пожилой академик-технолог. Он тоже взлетел в Перестройку и сам не понимал почему. Полное, как у пингвина, туловище с тонкими ножками и ореол седых волос вокруг огромной лысины. Лицо всегда удивлённое. А пиджак, хоть его и шили под заказ, сидел на губернаторе так странно, словно выжидал удобный момент для побега.

Обернувшись по сторонам, Шепшейлей засеменил к детям. Корреспондент оперативно заглянул в камеру и сообщил, что Станислав Макарович тоже закончил эту школу. Именно здесь начался его непростой путь к высотам науки и служения родной области…

Шепшелей шёл вдоль строя. Навстречу выбежала рыжая девочка с букетом белых лилий. Губернатор заулыбался, принял лилии, что-то сказал учителям. Камера качнулась опять.

Какая-то заминка. Камера сначала замерла на губернаторе. Но оператор понимает, что смотрит не туда. Да и сам губернатор удивлённо смотрит куда-то в сторону. Прыжок – и камера показала край двора.

Там стоит милая белокурая девочка лет двенадцати с двумя косичками-пальмочками. У неё заботливо разглаженная складчатая юбка, блузка с хрустящим воротником, замечательный бант едва не больше головы. В руке девочка сжимает здоровенный посеребрённый бластер. Кажется, что она украла оружие из какого-то голливудского фантастического боевика.

Внутри бластера вспыхивает пламя. Похоже на спецэффект. Но вот крики были настоящие.

Камера закрутилась, показала перекошенное крыльцо школы и директора, который со всей мочи прыгал в кусты. Потом, наконец, развернулась под нужным ракурсом и показала губернатора.

Шепшелей уже лежал на асфальте. На рубашке и пиджаке пятна, а под телом растеклась чёрная лужа. К нему подбежали, подняли голову, потом потащили за пиджак к машине. Губернатор уже был без сознания. Голова бестолково болталась, а руки волочились по земле.

Камера ещё раз повернула и показала другую сторону школьного двора. Аккуратная линейка рассыпалась, в кадре уже нет ни одного человека. Камера шарит по сторонам, иногда выхватывает убегающую фигурку с бантом в волосах. Но девочки с бластером нет нигде.

Как сквозь землю провалилась.

Прямой эфир закончен. Опять показывают телеведущую. У неё не менее удивлённое лицо, чем у зрителей.

– Уважаемые телезрители, – выдавила она, – мы только что стали свидетелями…

Алукард выключил и посмотрел на Барсучонка.

– Ты помнишь этот эфир?

– Нет. Я на линейке был. Как по домам отпускали – помню. В обеденных новостях этого уже не показывали. Просто объявили, что на губернатора совершено покушение, врачи сражаются за жизнь и что все линейки отменяются. Я надеялся, что и занятия отменят. Но не повезло.

– Нет, подожди. Я про девочку очень хорошо помню. Ещё имя у неё было, Ира Кирунина. Потом её судили, потом были выборы губернатора, а дальше…

– Нет, это перед выборами все узнали, что она Кирунина. А так во всех газетах она была просто подозреваемая К.

– А что с ней потом было, после суда?

– Не помню. Пропала тема.

– Давай вспоминать.

– Хорошо, давай вспоминать.





7. Барон Суббота





1


Сначала они вспомнили, что за человек был покойный губернатор Станислав Макарович Шепшелей. И сошлись на том, что это был человек случайный.

Он даже губернатором стал по ошибке.

Вроде бы где-то в 1988 году Горбачёв приказал составить статистику по образованию членов ЦК и схватился за голову. В стране было много превосходных химиков, физиков, математиков. В стране были Бауманка, МФТИ, МГУ. Но их выпускники работали в институтах, или уезжали в Израиль, а Центральный Комитет был доверху набит выпускниками заочных и вечерних отделений провинциальных политехнических институтов.

Партия бросила клич: Учёных – во власть. Пусть они научат страну рабочих и крестьян, как ей правильно работать и крестьянствовать.

И Шепшелей откликнулся. Он вернулся в нашу область из Москвы, прошёл в совет, стал председателем. И, наверное, наступила бы у нас научная революция, но тут распался Советский Союз, и наука вдруг стала никому не интересна. Даже на первых губернаторских выборах Станислав Макарович победил не потому, что был доктор технических наук. Нашим горожанам слишком наскучили обкомовские рожи других кандидатов.

После победы на выборах Шепшелей быстро обнаружил, что полномочий у него не больше, чем у английской королевы. Он подписывал очередную бумагу. Бумага спускалась в администрацию. Там превращалась в ещё одну бумагу и так добиралась до самого низа. Там, внизу, ответственный чиновник писал ответную бумагу. Ответ начинал непростой путь наверх. Если он доходил, то Станиславу Макаровичу приходил отчёт. Отчёт сообщал, что его распоряжение исполнено.

Иногда Станислав Макарович отправлялся проверить лично. И, разумеется, всегда обнаруживал, что никто ничего не сделал. А зачем?

Так продолжалось все четыре года его правления.

Он честно пытался быть хорошим губернатором. К сожалению, это был хороший губернатор того плана, о каком мечтают во время кухонных разговоров.