Кель. Девочка-убийца влюбилась

Барсучонок много раз видел, как это делается. Он подозревал, что в жизни это сложнее, чем в кино.

Но оказалось, что в жизни это ещё быстрей, чем кино. Настолько быстрее, что он не успел даже заметить. Рука сама выхватила Беретту, щёлкнула предохранителем, дёрнула спуск – а Барсучонок понял, что выстрелил только когда грянул выстрел.

Это было громко. Ещё громче, чем взрыв. Ещё громче, чем на тренировке. Барсучонка словно хлопнули по ушам, а пистолет дёрнулся в руке и чудом не вылетел. Он пошатнулся, отскочил к стене, выстрелил не глядя ещё раз, придерживая второй рукой – и только потом осмотрелся.

Клетчатого нигде не было.

– Снайперы! Снайперы!

В арку бежали ещё несколько человек. Разглядывать их времени не было. Барсучонок отступил ещё на шаг, сжимая Беретту. Он не знал, успели его заметить или нет. Но он был готов дорого продать свою жизнь.

И тут правую руку словно опустили в огонь. Он попытался повернуться и обнаружил, что лежит на асфальте, а арочный проём вращается над головой. Виктор словно лежал в каменной бутылке и кто-то поворачивал её, рассматривал Барсучонка со всех сторон.

Он пошевелил пальцами. Правая рука не чувствовалась, но пальцы на ней пока были. А Беретта отлетела – неизвестно куда.

«Что я Диане скажу?» – с горьким ужасом подумал он, – «Вдруг она как Джеймс Бонд – не может без любимой Беретты».

Он попытался подняться – но ещё один удар боли рубанул его поперёк хребта. Барсучонок захрипел, рухнул обратно и стукнулся подбородком об асфальт. Тяжёлый пузырь дёрнулся из желудка и удался в горло.

Сейчас вырвет. Поел, называется, пиццы.

Его схватили за шиворот, подняли, швырнули к кирпичной стене. Воняло гарью. Сквозь боль, густую, как пастила, он повернул голову и увидел безлико-гладкую сферу шлема.

Под сводами арки топали сапоги. Где-то рядом, за пределом поля зрения, отряд врубался во фланг атакующих.

Надо было посмотреть на руки, убедиться, что левая на месте. Но он не мог. Руки заломили за спину.

– В кармане, – прошептал Барсучонок. Только сейчас он почувствовал, что губы слипаются от крови.

– Пасть завали!

– Левый карман, наружный, – повторил Барсучонок, – Сами смотрите. Вы не знаете, с кем связались. А когда узнаете – поздно будет.

Его ударили об кирпичи два раза – левой стороной лица, правой. Словно два колючих поцелуя в левую и правую щёку.

Но потом невидимая рука всё-таки полезла в нужный карман. Нащупала, что нужно. Поднялась.

Барсучонок чувствовал затылком, как невидимый боец с тяжёлым, хриплым дыханием разбирает, что написано. Неверный свет фонаря дергался, когда его накрывали клубы дыма от полыхающего автобуса, а опущенное пластиковое забрало мешало разбирать буквы.

Наконец, чтение закончилось. И всё та же невидимая рука расстегнула наручники.

– Приносим свои извинения, господин Гобзема. Сами понимаете, такой бардак…

– Бардак полный! Гопников остановить не умеете!

Барсучонок не глядя забрал удостоверение и зашагал в мрак двора.

– Где можно выйти из центра? – спросил он, даже не сбавляя шаг.

– Через Мясникова! Там вообще никого.

Перед входом в сквер на Мясникова стояли два автозака. Рядом скучали четверо ОМОНовцев. При виде Барсучонка они зашевелились, но когда увидели, что он один, сразу потеряли к нему интерес.

Путь домой показался бесконечно долгим. Барсучонок заставлял себя смотреть по сторонам. На пустых улицах попадались редкие прохожие, магазины уже стояли закрытыми и только пару раз он видел кислотно-зелёные кресты круглосуточных аптечных киосков.

Буквально в сотне шагов от драки и митинга центрального квартала город продолжал жить привычной жизнью и медленно засыпать. В жёлтых и красных окнах звякали кастрюли, долетал аромат супа. Здесь не изменилось ничего – и, казалось, никогда и не изменится.

Универмаг был закрыт. С погасшими огнями он походил на мавзолей забытого императора. Дальше, на фоне чёрной щётки прибрежных зарослей, поднималась в сизое небо водонапорная башня, похожая на отрубленный палец.

Возле домов в Тиглях не было ни души. Барсучонок вошёл в знакомый подъезд и поёжился. Впервые в жизни этот подъезд казался ему опасным.

Он поднялся на свой этаж, открыл дверь. На кухне работал телевизор, передавали новости.

– …продолжаются столкновения. Участники столкновения устанавливаются…

– Что случилось? – спросил Барсучонок в пространство, – Почему вы звонили?

Ответа не было. Синие отблески прыгали по стене.

Даже не снимая ботинок, он пошёл по коридору.

Перед телевизором в кресле, что переехало из родительском комнаты, сидел Зарецкий. Он даже не снял пальто. Рядом с ним на кухонном столике стояла корзинка с шоколадными конфетами – очередной подарок студентов на случай сессии. Зарецкий брал конфету за конфетой, опускал в рот, скатывал в комок обёртку и кидал в мусорное ведро.

– Здравствуйте… – произнёс Барсучонок.


– Привет, Витя, – сказал Зарецкий.

– А где родители?

– Ты узнаешь это, – Зарецкий отвернулся от телевизора и сел лицом к Виктору, – когда ко мне придёт один человек. Один человек, который мне нужен.

– Гобзема убит, если это важно. Его застрелили… какое-то люди, – поспешно соврал Виктор, – Там целая бригада была. У вожака шрам на нижней губе.

– Гобзема дурак, – ответил Зарецкий, – И это всё, что достаточно про него знать. Меня интересует Ира Кирунина. Она же Диана Кель. В её квартире сейчас никого нет.

– Но я пришёл один. Диана осталась возле площади.

– Как тебе такая подружка? – Зарецкий улыбнулся – но только правой стороной рта, – С ней никогда не соскучишься. Убийственная девчонка.

– Она… необычная. Но зачем она вам нужна?

– Кто возле неё, тот возле огня, – ответил Зарецкий, – А кто далеко до неё, тому не видать власти. Тебя власть не интересует. А меня – очень.

– Но вы же и так в команде Адамковского!

– Я уже не в команде Адамковского, – Зарецкий качнул головой, – Я у тебя в квартире. Адамковского я понимаю. Я сам его сделал. И сделаю ещё одного губернатора. А ты мне – мешаешь работать.

– Что вы сделали с моими родителями?

– А ты и правда Барсучонок. Самый настоящий.

– О чём вы? И я ещё раз спрашиваю…

– В зеркало посмотри.

Зеркало на стене коридора было похоже на зимнюю лужу, подёрнутую тонким ледком. Барсучонок отступил на шаг, пригляделся и увидел в сизом отблеске телеэкрана, что обе щеки перечеркнули два симметричных отпечатка копоти. Видимо, осталось после удара об кирпичи. Теперь лицо и правда было похоже на полосатую мордочку барсука.

За ухом щёлкнул предохранитель. Барсучонок сначала услышал, а только потом разглядел в зеркале, что во мраке комнаты стоит ещё одна фигура в костюме. Лицо накрывала тень, и была видна только рука с пистолетом незнакомой марки.

Дуло указывало прямо в левую часть головы.

Барсучонок вспомнил один из журналов, которые выписывали родители. Кажется, при Сталине так и расстреливали – засовывали в железный шкафчик, открывали окошечко и стреляли в левое полушарие.

Значит, это проверено…

Бежать бесполезно. Тот случай, когда спасти может только Бэтман.

Зарецкий поднялся и вышел в коридор – чёрный силуэт человека в сизо-зелёном сиянии телевизора.

– Едешь с нами, – сказал он.

– Вам уже не интересно, где она?

– Нет. Мне надо, чтобы она ко мне пришла. И она придёт. Потому что я буду там, где будешь ты. Вниз, без глупостей.

Барсучонок спускался медленно, словно ступеньки были хрустальными. Его не подгоняли. А куда он денется?..

На втором этаже дверь площадки внезапно открылась и показалась баба Зина – злобная соседка с мусорным ведром и в неизменном зелёном вязаном берете. При виде Барсучонка она немедленно нахмурилась – видимо, хотелось отругать, но не знала, за что.

– Проходите, – сказал Зарецкий.

– Ты мне приказывать будешь? – завелась баба Зина, – Ты мне кто такой, что приказывать будешь?..

Барсучонок почувствовал ухом холод металла. Это незнакомец за спиной целился ему через плечо.

– Ой… ой… – баба Зина отступила на шаг, – Ой, что ж это делается-то?

Она уже начинала захлопывать дверь, когда хлопнул первый выстрел. Немного тише, чем Беретта… с глушителем, наверное?

Барсучонок уже начинал понемногу разбираться в стрельбе.

Баба Зина рухнула в прихожую, словно мешок картошки. Мусор рассыпался по половику.

Зарецкий подошёл поближе, осмотрел тело, отобрал ключи, вышел и запер квартиру.

– Чисто, – сказал он, – продолжаем.

Барсучонок зашагал дальше. Справа, слева и наверху было пара десятков квартир, там были люди. Но никто не высовывался. Никто не хотел лезть под пули.