Кладбище домашних животных

— Сколько?

— Не скажу, — заявил он твердо. — Даже под пытками. Две тысячи долларов.

— Две тысячи! — она обняла его так внезапно и крепко, что у него перехватило дыхание, — Луис, ты с ума сошел!

— Надень, — сказал он снова.

Она подчинилась. Он помог ей, и она опять повернулась к нему.

— Я хочу пойти посмотреть в зеркало, — сказала она. — Хочу покрасоваться.

— Давай-давай, — сказал он. — Я выгоню кота и потушу свет.

— Когда мы будем это делать, — шепнула она, — я сниму все, кроме него.

— Тогда красуйся скорее, — сказал он, и они рассмеялись.

Он взял Черча и понес его к выходу. Когда он открыл дверь, струя холодного воздуха ударила ему в лицо.

— Счастливого Рождества, Че...

Он осекся. На полу гаража лежала мертвая ворона. Голова ее была раздавлена. Одно крыло, оторванное, лежало рядом, как клок черной бумаги. Черч выскользнул из рук Луиса и начал обнюхивать птичий труп. Голова кота пригнулась, и, не успел Луис опомниться, как он вырвал у вороны остекленевший глаз.

«Черч опять охотится», — подумал Луис и отвернулся от кровавой точки, где раньше был вороний глаз. — «Подумаешь, я и не такое видел. Паскоу был хуже, много хуже».

Но он был по-настоящему взволнован. В желудке заныло. Жар сексуального возбуждения куда-то исчез. «Боже, эта птица величиной почти с него. Как он ее поймал? Должно быть, выслеживал».

Надо было это убрать. Никому не нужен такой подарок на Рождество. И он должен сделать это, кто же еще? Внезапно откуда-то из подсознания пришла мысль: «Ее убил мертвый кот».

«Земля тверже человеческого сердца, Луис».

Эта мысль была такой четкой, что Луиса затрясло, словно Джуд возник из воздуха рядом с ним.

«Человек растит, что он может... и пожинает плоды».

Черч все еще вертелся возле мертвой птицы, теребя ее с отвратительным шуршанием. Теперь он отрывал у нее второе крыло. «Нам никогда не оторваться от земли, Орвилл». «Верно, Уилбур, проклятая птица мертва, как собачье дерьмо, пора скормить ее коту..».

Луис внезапно пнул Черча, сильно пнул. Кот отлетел в сторону, немного отбежал и опять уставился на Луиса желто-зелеными глазами.

— Съешь меня, ну, — прошипел Луис, как сам кот.

— Луис? — донесся из спальни голос Рэчел. — Где ты там?

— Иду, — отозвался он. «Только уберу немного падаль, Рэчел, ладно? Это ведь моя падаль». Он включил свет в гараже, вернулся на кухню и взял зеленый пакет для мусора. В гараже он снял с гвоздя лопату, подцепил ей ворону и засунул в пакет. Следом он отправил оторванное крыло. Он завязал пакет и положил его за «сивик».

Черч теперь стоял в двери гаража. Луис сделал в его сторону угрожающий жест лопатой, и кот растворился в темноте.

Наверху Рэчел лежала в постели, одетая, как обещала, только в цепочку с сапфиром. Она томно улыбнулась ему.

— Что так долго, док?

— Лампочка в ванной перегорела, — сказал Луис.

— Иди сюда, — она мягко потянула его к себе. — Он видит, спим мы или бодрствуем, — нежно пропела она, улыбаясь уголками губ, — как ты считаешь?

— Может быть, — сказал Луис, скидывая халат. — И мы увидим его, если не уснем до его прихода.

Она поднялась на локте; он чувствовал ее теплое дыхание.

— Он знает, хорошо или плохо мы себя вели... Ты вел себя хорошо, Луис?

— Наверное, — сказал он совершенно спокойно.

— А вот сейчас посмотрим, какой ты хороший, — сказала она.

Секс в этот раз был очень приятным, но Луис потом не смог сразу уснуть, как обычно после приятного секса. Он лежал в темноте рождественской ночи, слушая глубокое дыхание Рэчел, и думал о мертвой птице на пороге — подарок на Рождество от Черча.

«Помни про меня, доктор Крид. Я был жив, потом мертв и вот я снова жив. Я описал круг и пришел сказать тебе, что вернулся для охоты. Я пришел сказать, что человек растит, что он может, и пожинает плоды. Не забывай об этом, доктор Крид. Я член твоей семьи, как твоя жена, твои дочь и сын. Помни про тайну и хорошо ухаживай за своим садом».

На этом месте Луис заснул.






31




Зима шла своим чередом. Вера Элли в Санта Клауса была восстановлена — во всяком случае, на время, — следами на камине. Гэдж с восторгом развернул свои подарки, поспешив засунуть в рот кусок блестящей обертки.

На Новый год к ним зашли Крэндаллы отведать фирменный пирог Рэчел, и Луис заметил, что Норма выглядит плохо. Взгляд ее был тусклым и каким-то отсутствующим. Его бабушка сказала бы, что Норма «сдала», и это было еще не самое плохое слово. Ее руки, обезображенные артритом, теперь покрылись пигментными пятнами. Волосы поредели. Крэндаллы ушли около десяти, и они смотрели телевизор вдвоем. Норма была у них в доме в последний раз.

Остаток зимы был слякотным и дождливым. В виду расходов на отопление погода казалась удачной, но в целом наводила тоску. Луис работал в доме, сооружал книжные полки и трудился над моделью «порше». Когда 23-го января кончились каникулы, он был рад вернуться на работу.

Напомнил о себе и грипп — серьезная эпидемия болезни охватила кампус через неделю после начала семестра, и у Луиса был забот полон рот: десять, а то и двенадцать часов в день он работал и сильно уставал... но вовсе не был недоволен этим.

Теплее всего было 29-го января. Уже неделю держалась плюсовая температура. Луис бинтовал сломанную руку молодого человека, который надеялся — тщетно, по мнению Луиса, — весной играть в бейсбол, когда одна из медсестер просунула голову в дверь и позвала его к телефону.

Луис зашел в кабинет. Это была Рэчел, она плакала, и он сразу почувствовал тревогу. «Элли, — подумал он. — Упала с санок и сломала руку. Или расшибла голову». Он вспомнил про тех парней на тобоггане.

— Что-нибудь с детьми? — спросил он. — Рэчел?

— Нет-нет, — сказала она, плача. — Не с детьми. Это Норма, Лу, Норма Крэндалл. Она умерла утром. Около восьми, сразу после завтрака, как сказал Джуд. Он зашел к нам, и я сказала, что ты вернешься через час. Он... ах, Лу, он выглядит таким потерянным... таким старым... слава Богу, Элли не было, а Гэдж еще мал, чтобы понимать...

Луис нахмурился и, несмотря на печальную новость, подумал о том, что ум Рэчел сразу обратился к любимому предмету. Главное — удержать детей в неведении. Смерть — это тайна, ужас, и о ней нельзя знать детям. Так викторианские леди и джентльмены думали, что детям нельзя знать о половых отношениях.

— Господи, — сказал он. — Это из-за сердца?

— Не знаю, — сказала она. Она уже не плакала, но голос был хриплым и сдавленным. — Ты придешь, Луис? Ты же его друг, и, я думаю, нужен ему.

«Ты его друг».

«Да, конечно, — подумал Луис с легким удивлением. — Никогда не думал, что моим другом будет старик восьмидесяти трех лет». Потом он подумал, что они больше, чем друзья, и Джуд понял это гораздо раньше, чем он. Джуд всегда хотел ему помочь, и, несмотря на все, что случилось, несмотря на этих мышей и птиц, Луис чувствовал, что решение Джуда было верным... А если не верным, то, по крайней мере, проникнутым сочувствием. Теперь ему предстояло сделать что-то для Джуда, и, если возможно что-то сделать для человека, у которого умерла жена, он это сделает.

— Уже еду, — сказал он и повесил трубку.





32




Это был не сердечный приступ, а кровоизлияние в мозг, мгновенное и, вероятно, безболезненное. Когда Луис позвонил днем Стиву Мастертону и рассказал, что случилось, Стив посчитал случившееся неизбежным.

— Иногда Бог колеблется, — сказал Стив, — а иногда указывает на тебя и велит собирать вещички.

Рэчел не хотела говорить на эту тему.

Элли была не столько расстроена, сколько удивлена и заинтересована — Луис подумал, что это естественная реакция для шестилетнего ребенка. Она хотела знать, умерла миссис Крэндалл с закрытыми глазами или с открытыми. Луис сказал, что он не знает.

Джуд держался, как мог — если учесть, что эта женщина прожила рядом с ним больше шестидесяти лет. Луис нашел старика — а теперь он действительно выглядел старым, даже старше своих восьмидесяти трех, — на кухне, курящего «Честерфилд» и невидящим взглядом смотрящего на бутылку с пивом.

Когда Луис вошел, он обернулся и сказал:

— Ну, вот ее и нет, Луис.

Он сказал это так просто и ясно, что Луис даже подумал, что суть этой мысли еще не дошла до его сознания. Потом губы Джуда начали дергаться, и он поспешно закрыл лицо руками. Луис подошел к нему и положил руку на плечо. Джуд плакал. Он уже все понял. Он всегда соображал неплохо. Его жена умерла.

— Ничего, — сказал Луис, — ничего, Джуд, поплачь, она бы сказала тебе то же самое, поплачь немного.

Он и сам плакал. Джуд крепко обнял его.

Джуд плакал минут десять, а потом замолк. Луис слушал то, что он сказал за этим, с величайшим вниманием, и как доктор, и как друг. Он следил за тем, помнил ли Джуд, о чем говорил, и употребляет ли он имя Нормы в настоящем времени. Но Джуд проявил очень мало признаков растерянности. Луису казалось, что двое давно женатых людей с трудом могут обойтись друг без друга месяц, неделю, даже день. Он пришел к выводу, что Джуд глубоко опечален, но сохранил здравый ум. Он не обнаружил у него никаких признаков дряхлости, подобных тем, которые он заметил у Нормы на Новый год, когда они сидели вчетвером в комнате за эггногом.

Джуд принес ему из холодильника пива, лицо его было красным и опухшим от слез.

— Это было утром, — сказал он, — но солнце поднялось уже высоко, и я...

— Джуд, не надо, — прервал его Луис, открывая пиво. — Выпьем за нее?

— Выпьем, — сказал Джуд. — Ты не видел ее в шестнадцать лет, когда она шла из церкви в расстегнутой кофточке... У тебя бы глаза на лоб полезли. Она могла и черта свести с ума.

Луис кивнул и поднял бутылку.