Кладбище домашних животных

«Луис был прав, не надо было его кастрировать, он после этого так изменился. Но Луис сказал, что это лишит его агрессивных инстинктов. Насчет этого он ошибался; Черч начал охотиться еще усерднее. И...»

— Мяу-у-у! — опять крикнул Черч, потом повернулся и вскарабкался наверх.

— Джуд! — позвала она еще раз, — Где вы?

— Мяу-у-у! — крик Черча раздался сверху, и он исчез в двери, будто маня ее за собой.

«Как он попал сюда? Неужели Джуд впустил его? Но зачем?»

Рэчел переминалась с ноги на ногу, ожидая ответа. Хуже всего было чувство, что кто-то... управляет ей, кто-то хочет, чтобы она делала то, что она делает.

Тут сверху раздался стон, глухой и полный боли. Это, без сомнения, был голос Джуда. «Он поскользнулся в ванной или споткнулся, сломал ногу или, может, ушибся, у стариков хрупкие кости, и что же ты стоишь, поднимись вверх, почему у Черча шерсть в крови, кровь, Джуд ранен, а ты стоишь тут!»

— Джуд? — Новый стон, и она побежала по ступенькам наверх.

Она не была здесь раньше, и из-за того, что единственное окно холла выходило на запад, в сторону реки, в нем было темно. Перед лестницей простирался широкий холл, вишневые перила уютно отсвечивали. На стене висела картина с Акрополем.

«Это Зельда, все эти годы она подстерегала тебя, и вот ее время пришло, открой дверь, и ты увидишь ее, с ее сгорбленной спиной, пахнущую мочой и смертью, это Зельда, пришло ее время, она возьмет тебя к себе».

Опять раздался стон из-за второй двери справа.

Рэчел направилась к двери, ее каблуки цокали по полу. Ей казалось, что с ней что-то происходит, какая-то деформация сознания. Она словно уменьшалась. Картина с Акрополем возносилась выше и выше, а ручка двери была уже почти на уровне глаз. Она потянулась к ней, но, не успела она коснуться ее, как дверь отворилась.

Там стояла Зельда.

Она была сгорбленной, с телом, скрюченным настолько, что она стала ростом с карлика, не выше двух футов; и почему-то Зельда была одета в костюм, в котором они похоронили Гэджа. Но это на самом деле была Зельда, с лихорадочно горящими глазами, побагровевшая, кричащая: «Ну вот, я и пришла за тобой, Рэчел, теперь я согну твою спину, как мою, и ты никогда не встанешь с постели никогда больше не встанешь с постели никогда..».

Черч уселся ей на плечо, и лицо Зельды вдруг изменилось; Рэчел с ужасом увидела, что это вовсе не Зельда — как могла она так ошибиться? Это был Гэдж. Лицо его было не черным, но заляпанным грязью и засохшей кровью. И он шатался, будто его сложили из отдельных кусков чужие, грубые руки.

Она закричала и потянулась к нему. Он подбежал к ней и обнял, держа одну руку за спиной, словно пряча в ней букет цветов.

— Я принес тебе что-то, мамочка! — закричал он. — Я принес тебе что-то, мамочка! Я принес тебе что-то! Я принес тебе!...





60




Луис Крид очнулся от солнечного света, бьющего в лицо. Он попытался встать и скривился от резкой боли в спине. Он откинулся на подушку и оглядел себя. «Господи, ну и вид».

Он пролежал еще долго, пытаясь унять боль, проникавшую в каждую мышцу, и наконец сел.

— О черт, — прошептал он. За несколько секунд он вспомнил все. Спина ныла, как больной зуб, а, повернув голову, он почувствовал себя так, будто сухожилия шеи заменили ржавыми железными цепями, пока он спал. Но хуже всего было колено. Штаны на нем вспучились, словно под ними помещался средних размеров воздушный шар.

— Я на самом деле это сделал, — пробормотал он, — Господи, что же я сделал!

Он медленно спустил ноги вниз и сел на краю кровати, сжав губы так, что они побелели. Он начал массировать колено, раздумывая при этом, так ли все плохо, как кажется.

«Гэдж! Вернулся ли он?»

Эта мысль подняла его на ноги, невзирая на боль. Он прокрался по комнате, как мим из старых фильмов. Пройдя в дверь, он вошел в комнату Гэджа. Он дико огляделся, уже готовый произнести имя сына. Но комната была пуста. Он прошел в комнату Элли, такую же пустую, и в свободную комнату. Эта комната, выходившая окнами на дорогу, тоже была пуста. Но...

На дороге стояла незнакомая машина. Недалеко от грузовичка Джуда.

Что это значило?

Все, что угодно, но ничего хорошего.

Луис отдернул занавеску и разглядел машину более внимательно. Это был маленький синий «чиветт». И на крыше его, свернувшись, лежал Черч.

Он долго смотрел вниз. У Джуда гости, ну и что из того? И может быть еще рано, чтобы с Гэджем что-нибудь определилось. Черч обычно не возвращался домой раньше часа, но сейчас было только девять. Девять утра, чудного майского утра. Ему нужно сойти вниз, приготовить кофе и забинтовать коленку.

«Но что Черч делает на крыше этой машины?»

— А, ерунда! — сказал он громко, спускаясь в холл. Кошки спят везде и всегда, это у них в обычае.

«Но Черч никогда больше не переходит дорогу, или ты забыл?»

— Забудь, — пробормотал он и остановился посередине лестницы. «Вот, уже говорю сам с собой».


«Так что же это было ночью, в лесу?»

Мысли нахлынули на него, заставив сжать губы, как от неожиданной боли в колене, когда он сел на кровати. Ему снилась эта штука, причем во сне она до ужаса естественно вписывалась в его грезы о Диснейуорлде. Она вторглась в его сон, прогоняя из него все радостное, все светлое. Это был Вендиго, и он превратил его не просто в людоеда, но в вождя людоедов. Во сне он снова оказался на Кладбище домашних животных, но не один. Билл и Тимми Батермэны тоже были там. Там был и Джуд с мертвым стеклянным взглядом, державший на поводке своего пса Спота. Там был Лестер Морган с быком Хэнрэтти, опутанным цепью. Бык лежал на боку, оглядывая всех с тупой яростью. И почему-то Рэчел тоже была там, явившись как будто прямо из кухни — ее платье было забрызгано то ли кетчупом, то ли клюквенным вареньем.

И с ними, возвышаясь над валежником во весь свой огромный рост, был Вендиго, с желтой чешуйчатой кожей, с горящими, как прожекторы, глазами, с витыми длинными рогами вместо ушей, похожий на ящерицу, рожденную на свет женщиной. Он тыкал в них скрюченным чешуйчатым пальцем, а они все, задрав головы, смотрели на него...

— Стоп, — прошептал он, и содрогнулся от звука собственного голоса. Он решил пойти на кухню и приготовить завтрак, как в обычный день. Завтрак холостяка, полный спокойного достоинства. Пара сэндвичей с яйцом, с майонезом и кружочком бермудского лука на каждом. От него ужасно пахло, но раздеваться сейчас — значило затратить слишком много сил, и он опасался, что придется просто достать из сумки скальпель и срезать с колена куски штанины. Для этого нужен острый инструмент, а ни один нож в доме не возьмет плотную джинсовую ткань, да и маникюрные ножницы Рэчел тут явно не помогут.

Но сперва нужно позавтракать.

Он пересек комнату и вновь посмотрел на синий автомобиль под окнами. Его покрыла роса, и, значит, он стоял там уже довольно давно. Черч все еще лежал на крыше, но не спал. Он глядел прямо на Луиса своими жуткими желто-зелеными глазами.

Луис торопливо спустился, будто кто-то гнался за ним.

Он вошел в кухню, взял сковородку, поставил на плиту, достал из холодильника яйца. Кухня была белой и чистой. Он попытался насвистывать — это входило в его обычный утренний распорядок — но не смог. Все казалось привычным, но больше не было таким. Дом выглядел пугающе пустым, и на него будто лег отпечаток последней ночи. Все было не то, и он почувствовал испуг.

Он пошел в ванную, где выпил две таблетки аспирина со стаканом апельсинового сока. Он шел назад к плите, когда зазвонил телефон.

Он не взял трубку сразу, только смотрел на нее, медленно начиная ощущать себя простаком, втянутым в странную игру, выигрыша в которой быть не может.

«Не бери трубку, ты не должен ее брать, это плохие новости, это нить, уходящая в темноту, и тебе нельзя видеть того, что на другом конце этой нити, Луис, не делай этого, не бери трубку, беги, машина в гараже, сядь в нее и беги, только не бери трубку..».

Он подошел и взял трубку, держась рукой за батарею, как делал это всегда. Это был Ирвин Голдмэн, и, как только он поздоровался, Луис увидел следы на полу — маленькие, грязные следы, — и сердце застыло у него в груди, и глаза вылезли из глазниц, и он подумал, что, поглядев сейчас на себя в зеркало, увидит безумного лунатика, сошедшего с картины семнадцатого века. Это следы Гэджа, Гэдж был здесь, он побывал здесь ночью, и где же он теперь?

— Это Ирвин, Луис... Луис, ты меня слышишь? Алло!

— Хэлло, Ирвин, — отозвался он, уже зная, что Ирвин скажет ему. Он понял, чья это машина. Он понял все. Нить... Нить уходящая в темноту... теперь он знал, куда она ведет. Если бы он понял это раньше! Но он «купил» эту нить. Это его нить.

— Я подумал, что нас разъединили, — сказал Голдмэн.

— Нет, я просто уронил трубку, — ответил Луис. Голос его звучал спокойно.

— Рэчел приехала?

— Да-да, — сказал Луис, думая о синем автомобиле. Черч залез на него. Глаза Луиса были устремлены на грязные отпечатки на полу.

— Мне нужно поговорить с ней, — сказал Голдмэн. — Прямо сейчас. Речь идет об Элли.

— Элли? Что с Элли?!

— Я думаю, Рэчел...

— Рэчел сейчас нет, — сказал Луис твердо. — Она пошла в магазин за хлебом. Что с Элли? Говорите же, Ирвин!

— Мы были вынуждены поместить ее в больницу, — сказал с неохотой Голдмэн. — Ей снились кошмары. Она не могла от них избавиться и...

— Они успокоили ее?

— Что?

— Успокоили они ее или нет? .

— Да, конечно. Дали ей пилюлю, и она уснула.

— Она говорила что-нибудь? — Он сжал трубку мертвой хваткой.

На другом конце провода воцарилось длительное молчание. Луис не прерывал его, как бы ему ни хотелось.

— Это напугало и Дори, — сказал, наконец, Ирвин. — Она много болтала, прежде чем ее увез... прежде чем ее стало невозможно понять. Дори сама была на грани... понимаешь.

— Ну, и что же она сказала?

— Она говорила, что Оз Великий и Ужасный убил ее мать. Но она сказала не так. Она сказала... «Оз Великий и Узасный», как говорила наша другая дочь. Наша дочь Зельда. Луис, скажите мне, я не хочу спрашивать у Рэчел, но что ты и она говорили Элли о Зельде и о том, как она умерла?

Луис закрыл глаза; мир начал медленно уходить у него из-под ног, и голос Голдмэна доходил до него, словно через плотный туман.

«Тебе могут почудиться голоса, но это всего лишь птицы, летящие на юг. Это они кричат».

— Луис, вы тут?

— С ней все в порядке? — спросил Луис, слыша собственный голос откуда-то издалека. — С Элли все будет в порядке, как вам кажется?

— Шок от похорон, — сказал Голдмэн. — Ее осматривал мой врач. Лэтроп. Хороший специалист. Сказал, что у нее нервное возбуждение. Но мне кажется, Рэчел нужно вернуться. Луис, приезжай тоже. Я боюсь.