Код Да Винчи
Часть 17 из 20 Информация о книге
– Нет? – усмехнулся Лэнгдон. – Даже при изучении взаимоотношений мужских и женских особей в пчелином рое? – Само собой. Ведь там женские особи численно всегда намного превосходят мужские. – Правильно. А известно ли вам, что если в любом на свете улье разделить число женских особей на число мужских, то вы всегда получите одно и то же число? – Разве? – Да, представьте. Число PHI. Девушка раскрывает рот: – БЫТЬ ТОГО НЕ МОЖЕТ! – Очень даже может! – парирует Лэнгдон. Улыбается и вставляет в аппарат слайд с изображением спиралеобразной морской раковины. – Узнаете? – Это наутилус, – отвечает студентка. – Головоногий моллюск, известен тем, что закачивает газ в раковину для достижения плавучести. Лэнгдон кивает: – Правильно. А теперь попробуйте догадаться, каково соотношение диаметра каждого витка спирали к следующему? Девушка неуверенно разглядывает изображение спиралеобразной раковины моллюска. Лэнгдон кивает: – Да, да. Именно. PHI. Божественная пропорция. Одна целая шестьсот восемнадцать тысячных к одному. Девушка изумленно округляет глаза. Лэнгдон переходит к следующему слайду, крупному плану цветка подсолнечника со зрелыми семенами. – Семена подсолнечника располагаются по спиралям, против часовой стрелки. Догадайтесь, каково соотношение диаметра каждой из спиралей к диаметру следующей? – PHI? – хором спрашивают студенты. – Точно! – И Лэнгдон начинает демонстрировать один слайд за другим – спиралеобразно закрученные листья початка кукурузы, расположение листьев на стеблях растений, сегментационные части тел насекомых. И все они в строении своем послушно следуют закону «божественной пропорции». – Поразительно! – восклицает кто-то из студентов. – Да, – раздается еще чей-то голос, – но какое отношение все это имеет к искусству? – Ага! – говорит Лэнгдон. – Рад, что вы задали этот вопрос. И он показывает еще один слайд, знаменитый рисунок Леонардо да Винчи, изображающий обнаженного мужчину в круге. «Витрувианский человек», так он был назван в честь Маркуса Витрувия, гениального римского архитектора, который вознес хвалу «божественной пропорции» в своих «Десяти книгах об архитектуре». – Никто лучше да Винчи не понимал божественной структуры человеческого тела. Его строения. Да Винчи даже эксгумировал трупы, изучая анатомию и измеряя пропорции костей скелетов. Он первым показал, что тело человека состоит из «строительных блоков», соотношение пропорций которых всегда равно нашему заветному числу. Во взглядах студентов читается сомнение. – Вы мне не верите? – восклицает Лэнгдон. – Что ж, в следующий раз, когда пойдете в душ, не забудьте прихватить с собой портняжный метр. Пара парней, игроков в футбол, хихикает. – Причем так устроены не только вы, вояки, – говорит Лэнгдон. – Все так устроены. И юноши, и девушки. Проверьте сами. Измерьте расстояние от макушки до пола. Затем разделите на свой рост{4}. И увидите, какое получится число. – Неужели PHI? – недоверчиво спрашивает один из футболистов. – Именно. PHI, – кивает Лэнгдон. – Одна целая и шестьсот восемнадцать тысячных. Хотите еще пример? Измерьте расстояние от плеча до кончиков пальцев, затем разделите его на расстояние от локтя до тех же кончиков пальцев. Снова получите то же число. Еще пример? Расстояние от верхней части бедра, поделенное на расстояние от колена до пола, и снова PHI. Фаланги пальцев рук. Фаланги пальцев ног. И снова PHI, PHI. Итак, друзья мои, каждый из вас есть живой пример «божественной пропорции». Даже в темноте, царившей в аудитории, Лэнгдон видит, как все они потрясены. И чувствует, как по телу разливается приятное тепло. Ради таких моментов он и преподает. – Как видите, друзья мои, за кажущимся хаосом мира скрывается порядок. И древние, открывшие число PHI, были уверены, что нашли тот строительный камень, который Господь Бог использовал для создания мира, и начали боготворить Природу. Можно понять почему. Божий промысел виден в Природе, по сей день существуют языческие религии, люди поклоняются Матери Земле. Многие из нас прославляют Природу, как делали это язычники, вот только сами до конца не понимают почему. Прекрасным примером является празднование Майского дня[30], празднование весны… Земля возвращается к жизни, чтобы расцвести во всем своем великолепии. Волшебное мистическое наследие «божественной пропорции» пришло к нам с незапамятных времен. Человек просто играет по правилам Природы, а потому искусство есть не что иное, как попытка человека имитировать красоту, созданную Творцом вселенной. Так что нет ничего удивительного в том, что во время наших занятий мы увидим еще немало примеров использования «божественной пропорции» в искусстве. На протяжении следующего получаса Лэнгдон показывает студентам слайды с произведениями Микеланджело, Альбрехта Дюрера, да Винчи и многих других художников и доказывает, что каждый из них строго следовал «божественным пропорциям» в построении своих композиций. Лэнгдон демонстрирует наличие магического числа и в архитектуре, в пропорциях греческого Парфенона, пирамид Египта, даже здания ООН в Нью-Йорке. PHI проявлялось в строго организованных структурах моцартовских сонат, в Пятой симфонии Бетховена, а также в произведениях Бартока, Дебюсси и Шуберта. Число PHI, говорит им Лэнгдон, использовал в расчетах даже Страдивари, при создании своей уникальной скрипки. – А в заключение, – подводит итог Лэнгдон и подходит к доске, – снова вернемся к символам. – Берет мел и рисует пять пересекающихся линий, изображая пятиконечную звезду. – Этот символ является одним из самых могущественных образов, с которым вам надлежит ознакомиться в этом семестре. Он известен под названием пентаграмма, или пентакл, как называли его древние. И на протяжении многих веков и во многих культурах символ этот считался одновременно божественным и магическим. Кто может сказать мне – почему? Стетнер, математик, первым поднимает руку: – Потому что, когда вы рисуете пентаграмму, линии автоматически делятся на сегменты, соответствующие «божественной пропорции». Лэнгдон одобрительно кивает: – Молодец. Да, соотношение линейных сегментов в пятиконечной звезде всегда равно числу PHI, что превращает этот символ в наивысшее выражение «божественной пропорции». Именно по этой причине пятиконечная звезда всегда была символом красоты и совершенства и ассоциировалась с богиней и священным женским началом. Все девушки в аудитории улыбаются. – Хочу еще заметить вот что. Сегодня мы лишь вскользь упомянули Леонардо да Винчи, но в этом семестре потратим на него довольно много времени. Доказано, что Леонардо был последовательным поклонником древних религий, связанных с женским началом. Завтра я покажу вам его знаменитую фреску «Тайная вечеря» и постараюсь доказать, что она стала одним из самых удивительных примеров поклонения священному женскому началу. – Вы шутите? – раздается чей-то голос. – Лично мне всегда казалось, «Тайная вечеря» – это об Иисусе! Лэнгдон заговорщицки подмигивает: – Вы и представить себе не можете, в каких порой местах прячутся символы! – Давайте же! – шепотом поторопила его Софи. – В чем дело? Мы уже почти на месте. Лэнгдон отвлекся от воспоминаний, поднял голову и увидел, что стоит на узкой, плохо освещенной лестнице. Слишком уж потрясло его неожиданное открытие. На вид идола родич! О мина зла! Софи не сводила с него глаз. Так просто? Быть того не может, подумал Лэнгдон. И одновременно понимал, что все обстоит именно так. Здесь, в полумраке переходов и лестничных пролетов Лувра, размышляя о числе PHI и Леонардо да Винчи, Лэнгдон неожиданно для себя расшифровал загадочное послание Соньера. – На вид идола родич! О мина зла! – воскликнул он. – Я расшифровал! Проще ничего не бывает! Софи остановилась и удивленно посмотрела на него. Расшифровал? Сама она билась над этими строками весь вечер, но так и не разгадала кода. И уж тем более не считала его простым. – Вы сами это говорили, – продолжил Лэнгдон дрожащим от возбуждения голосом. – Последовательность Фибоначчи имеет смысл, лишь когда цифры расставлены в определенном порядке. Иначе это просто математическая бессмыслица. Софи не понимала, о чем он толкует. Числа в последовательности Фибоначчи? Но до сих пор она была просто уверена в том, что предназначались они для того, чтоб вовлечь в работу отдел криптографии. Так, значит, цель у деда была другая? Она достала из кармана распечатку послания деда, снова пробежала ее глазами. 13-3-2-21-1-1-8-5 На вид идола родич! О мина зла! Так что же с этими числами? – Искаженный ряд Фибоначчи – это ключ, – сказал Лэнгдон, беря из ее рук листок с распечаткой. – Числа являются намеком на то, как следует расшифровывать остальную часть послания. Он специально нарушил последовательность, намекая на то, что такой же подход можно применить и к тексту. На вид идола родич! О мина зла! Сами по себе строки эти ничего не означают. Это набор беспорядочно записанных букв. Софи понадобилась лишь секунда, чтобы уловить ход рассуждений Лэнгдона. – Так вы считаете, это послание… анаграмма? – Она смотрела ему прямо в глаза. – Нечто вроде письма, где буквы вырезаны из газеты? Лэнгдон почувствовал скептицизм Софи и понимал, чем он вызван. Лишь немногим людям было известно, что анаграммы, одно время являвшиеся модным развлечением, имеют богатую историю и связаны с символизмом. Мистические учения каббалы часто основывались именно на анаграммах: переставляли буквы в словах на древнееврейском языке и получали новое значение. Французские короли эпохи Ренессанса были так убеждены в магической силе анаграмм, что даже вводили при дворе специальную должность королевских анаграммистов, те должны были подсказывать им лучшее решение, анализируя слова в важных документах. А римляне называли изучение анаграмм ars magna – великим искусством. Лэнгдон заглянул в глубокие зеленые глаза Софи. – Значение того, что написал ваш дед, все время было перед нами. И он оставил нам достаточно ключей и намеков, чтобы понять это. С этими словами Лэнгдон достал из кармана пиджака шариковую ручку и переставил буквы в каждой строке. На вид идола родич! О мина зла! И получилось у него вот что: Л(е)онардо да Винчи! Мона Лиза! Глава 21 Мона Лиза… Стоявшая на лестничной площадке Софи так и застыла от изумления, словно забыла, что им надо как можно скорее бежать из Лувра. Простота разгадки просто потрясла ее. Ведь Софи была опытным специалистом, привыкшим иметь дело со сложным криптографическим анализом, и примитивные игры в слова ее интересовали мало. А следовало бы поинтересоваться. Ведь она и сама в детстве увлекалась анаграммами, особенно на английском. В детстве дед часто использовал анаграммы для улучшения ее английского правописания. Однажды он написал слово «планеты» и сказал, что из тех же букв, только в другом порядке, можно составить девяносто два слова разной длины. И Софи провозилась целых три дня с английским словарем, пока не нашла их все. – Просто не представляю, – сказал Лэнгдон, разглядывая распечатку, – как это вашему деду удалось создать столь замысловатые и практически почти точные анаграммы буквально за несколько минут до смерти?