Когда утонет черепаха

– Попугаев нельзя арестовывать.

– Шучу я. Он знакомится с Михкелем. По глазам вижу, между ними любовь назревает.

– Честно?

– Полицейские детям не врут!

– А кому врут?

– Преступникам. Иногда начальству.

Кира вытащила из кармана длинный леденец. Аккуратно разломила, половину отдала Ларсену.

– Пастор говорит, врать нельзя. Земные неприятности ничто в сравнении с небесными карами за враньё, – сказала девочка. Том усомнился.

– Пастор это тебе лично сказал?

– Всем. На проповеди.

– Хм. А когда следующая проповедь?

– В воскресенье. Придёте?

– Будет весело?

– Точно нет. Но полезно всем, кто нацелен на рай. Вы как?

– Ещё не готов. А кто там будет?

– Апостолы, ангелы, Бог. Херувимы. Лучано Паваротти, надеюсь.

– Да нет, кто в церковь ходит?

– Я всегда хожу, потому что дочь мэра. Другие иногда пропускают. Придёте?

– Приду. Начальник полиции обязан знать всех праведников в лицо.

– Ну тогда до воскресенья!

Кира помахала рукой и ушла. Солнце понемногу убавило яркость.



Путеводитель по острову Муху утверждает: нынешняя церковь построена в восемнадцатом веке. Высота шпиля 22 метра. Предыдущая была поменьше, не такая красивая, она сгорела. До неё ещё меньше и проще, тоже сгорела. Очень пунктуально, раз в сто лет церкви сгорали, освобождая место новой красоте. Путеводитель будто подводит нас к мысли о пользе пожаров.

До церквей здесь молились идолам. Археологи рылись в церковном подвале, обнаружили останки кострищ и деревянные морды. Это значит, земля тут с прекрасной энергетикой.

Мужчины и женщины сидят отдельно. У мужчин чем приличней гражданин, тем ближе к кафедре. В первом ряду мэр, банкир, доктор, директор школы. У женщин наоборот. Приличные дамы сзади. А под самые очи пастора рассаживают юных кокеток или даже проституток. Чтоб сразу пресечь непотребства, если что. Том глубоко понимал это правило. На месте пастора он бы и сам предпочёл видеть постоянно распутных вертихвосток.

Чтобы ненароком не прослыть гулящими, все женщины уселись подальше, у самого выхода. Мужчины наоборот, прошли вперёд. Том отказался от борьбы за уважение и сел поближе к женщинам. Мэр махал рукой, звал в первые ряды. Том сделал вид, что не понимает, помахал в ответ. Тогда мэр сам подошёл.

– Я занял вам место. Почётное, для начальника полиции.

Ларсен переполнился скромностью и смирением.

– Ничего, ничего, я отсюда послушаю. Здесь я не должность, а человек. По числу грехов мне бы сидеть вовсе с той стороны двери, на ступенях – так ответил Ларсен и смиренно опустил глаза.

Вышел пастор, все расселись. Тема проповеди, как на заказ, любовь господа к раскаявшимся грешникам, ибо их путь к вере длинней и жёстче, чем у праведников с рождения.

Том Ларсен старался не пялиться на женщин. Но не мог, всё равно пялился. Четыре месяца воздержания научили его любить любых женщин. Теперь он находил прекрасное и в корпулентных доярках, и в покосившихся от тягот матерях-героинях.

Дамы тоже косились на Тома. Он сразу отворачивался, смотрел на балконы, витражи и расписной потолок. И снова, как бы невзначай – на прихожанок. Они были главной радостью богослужения. Тому нравилось просто наблюдать их. Взгромождая на себя обет целомудрия, он не представлял, какая это тяжесть. Особенно в начале весны, на проповеди. Чувствуя, что падение становится неуправляемым, Том вышел на улицу. Настроение было ужасным.

– Что ж я за человек-то такой? Сходил в церковь и хорошенько там нагрешил, – подумал Том.





Ярмарка






Однажды в субботу майор вышел пройтись. Он добрался до шоссе и замер. От парома к центру ползли машины. Сотни автомобилей, забитых пассажирами. И все приехали на остров.

– Что за инвазия… – пробурчал Ларсен, набирая номер капрала Сакса. – Привет, Михкель. Заряжай пулемёт, на нас напали.

– Это вряд ли. Мы никому не нужны.

– Родина-мать зовёт, говорю! На Муху приехали переселенцы! Много!

– Так ярмарка сегодня.

Оказалось, с апреля по ноябрь на острове проводятся ярмарки всемирного масштаба. По субботам, на площади перед ратушей. На Муху всё перед ратушей. Свадьбы, драки, гуляния. Вот казней не было никогда. Отсечение головы слишком серьёзный праздник, для этого возили в столицу.

Прилегающие улочки быстро заполнились машинами. Островитяне не ропщут, потому что приехали деньги. На площади толпа, какой в столице не бывает. Ларсен ввинтился в это облако, стал ходить вдоль рядов, улыбаясь и кивая в обе стороны.

Вот чем можно торговать на острове, где в избытке только ветер и камни? Но островитяне исхитрились, они имитируют изобилие одними только корнеплодами. Картошка, морковь, свёкла, какая-то репа, лук, редис. Сырое и запечённое, многое в тесте, тысяча видов пирогов и запеканок. Из наземной еды яблоки, огурцы, капуста.

Бананов нет, зато колбас целые джунгли, с лианами и вертикальными побегами. Горные массивы из копчёностей, рыбных и мясных. Жирное, сухое, с перцами и травами, на разных дровах. В недрах острова, оказывается, есть такие драгоценности, что ни угля, ни нефти не надо.

Для дегустации отрезали кусочки, какие в иных ресторанах считаются обедом. Поймав прохожего, продавец угощал так, чтобы человек не смог идти дальше. Если тут не купит, пусть и нигде не купит, считали торговцы. Ларсен согласился попробовать листик ветчины. Потом другой, для сравнения. Потом у соседа, чтобы понять разницу. Не пройдя и трёх шагов, он стал икать. Улучив момент, выскочил в соседний ряд. Там варенье и разносолы. Том усугубил состояние маринованным чесноком и черемшой. Покачиваясь, пришёл в молочные ряды. Тут всё было иначе.

Сыроделы на острове Муху считались элитой. Мясо – это просто. Засунул в коптильню, вытащил и съел. Каждый может. Приготовить же сыр – это искусство, наука и магия. У суетных людей молоко никогда не створаживается, например. У нечестивых сырное тесто болеет и пропадает. Только у отрешённых и чистых помыслами монахов может получиться. Такие подвижники на острове были. Каждый из них готовил на свой лад и вкус. Сыры мягкие, твёрдые, с корочкой и без, солёные, сладкие, копчёные, похожие на творог, с добавками, всех расцветок, от снежно-белых до тёмно-красных и даже синих. За некоторыми сортами покупатели приезжали из соседних стран.

Тут никто не уговаривал пробовать. Если и отрезали лепесток, то прозрачный и невесомый – только на язык положить.

Ларсен не любил сыр. Но поддался общей магии. Туристы ходили по сырным рядам, как Али-Бабы среди сокровищ. Продавцы, напротив, были спокойны и загадочны. Их секреты стоили дороже тайн левитации или превращения свинца в золото. Потому что драгметаллы не сожрёшь, а вот без сыра просвещённый человек оскотинится.

Ларсен завороженно смотрел на этот снежный мир, вдыхал ароматы. Что до запахов, то в иных местах многое признали бы биологическим оружием. Но здесь всё считалось прекрасным. Даже звуки были тише.

Ровно в центре праздника, за самым роскошным прилавком, стояла Анна. Просто милая раньше, здесь она казалась царицей. Том Ларсен стушевался. Он, стрелявший из пистолета по живым бандитам, главный столичный Казанова, остановился перед Анной, не умея даже поздороваться.

Девушка улыбалась покупателю, тощему финскому менеджеру в разноцветной шапке. Менеджер вошёл в раж. Он говорил Анне комплименты. Он считал, что она раньше такого не слышала. Его хотелось застрелить. Сначала скормить ему его головной убор, потом застрелить.

«Да я ревную!» – удивился Ларсен. Эта мысль стала последней здравой в ту субботу. Финн потянулся поцеловать Анне ручку. Ларсен внутренне взвыл и пошёл в атаку. Он отодвинул узурпатора плечом, перебил, сказал «привет» и поцеловал Анну в щёку. Женщина впала в ступор. Зато финн понял – эта принцесса охраняется драконом.



– Ну что? Покупаем? Так сказать, потворствуем слабостям? – спросил Ларсен. И, приобняв финна, поволок прочь от Анны. Болтая ерунду о красотах острова, Том оттянул приезжего метров на двадцать. По пути насочинял советов, где чего купить – и бросил. Всё это заняло минуту. Когда вернулся, Анна уже говорила с новым покупателем, крупным, усатым. Чистый негодяй на вид. Завидев Ларсена, Анна показала толстяку пальчик – подождите минутку! – и сама поспешила к полицейскому. Выбежала из-за прилавка, невысокая, ладная, порозовевшая от холода, прекрасная.

– Хуго, дорогой, – заговорила она быстро, будто эпилептика заговаривая, – я примерно понимаю, что происходит. Уходите, пожалуйста. Я потом вас найду, мы поговорим.

– Ещё чего. Я тут слежу за порядком!

– Я сама послежу.

– Но я…

– Вы мне покупателей перестреляете. Слушайтесь меня! Идите!

Тут произошло странное. Послушно, будто ему сменили программу, Ларсен повернулся и пошёл прочь. Дойдя до конца ряда, обернулся. Анна уже улыбалась немолодой семейной паре. Мозг запечатлел эту картину. Позже видение будет всплывать по поводу и без. Весеннее небо сверху, мостовая снизу. Прилавки, сыры, бутыли с молоком и творогом. И в центре Анна, в молочно-белом народном костюме, в передничке и чепце.



– Расскажи мне, Михкель, про эту вашу ярмарку.

– Если хотите хорошую колбасу, найдите Томаса Мяаге, спросите с чесноком и мятой.

– Нет, не это. Дорого место стоит?

– В картофельном ряду тридцать. В мясном пятьдесят.

– А в сырном?

– Там самое дорогое, восемьдесят.

– А чужие могут торговать?

– Если сыр хороший. Комиссия проверяет. Но чужой сыр ни разу ещё не признали годным.

– Вредничают?

Капрал Сакс сделал неопределённый жест. Дескать да, комиссия субъективна. А с другой стороны, откуда вне пределов острова взяться хорошему сыру?

Следующий вопрос дался Тому не просто.