Когда утонет черепаха

– Кофе и бутерброд.

– То есть ничего. Зачем же кокетничали?

– Из страха привыкнуть. К хорошей еде привязываешься душой, а потом ломка.

– Рассказать вам рецепт вареного картофеля? Сможете сами готовить.

– Догадываюсь. Картошка, ножик, кипяток. Из специй любовь, конечно.

– Да вы эрудит!

– Некоторые мужчины имитируют кулинарную тупость в надежде на жалость и еду. Так вот, я – не такой.

– Не какой?

– Я ленивый, но не жалкий.

– Ну, я и сама не стала бы приманивать мужчину котлетами.

– Это жаль. Вам, наверное, чаще приходится готовить дрянь, чтобы мужчины отстали? Я так себе представляю проблемы красивой женщины. Устав от женихов, она думает: «Почему бы их не потравить».

– Радуйтесь тогда, что вы не жених.

– Это да. Не для вас цвела эта черешня. – Сосед поднял руки, изобразил черешню. Анна улыбнулась.

– Это что же, я вам не нравлюсь? И вы говорите такое после моей картошки, сваренной на чистой любви?

– Вы ничего, милая. Но у меня уже есть суженая.

– Воображаемая? В историческом романе повстречали?

– Наша современница. Ноги, грудь, все необходимые признаки невесты. Всё реально. Критерии отлично функционируют и постоянно при ней.

– Где же она?

– Дома. В городе. Мы отложили общение на три года.

– Вы мазохисты?

– Нет. Но её папа – садист.

Том рассказал о Хельге, без деталей. Из-за недомолвок история прозвучала странно.

– Не понимаю. Шекспир какой-то. Папа против свадьбы. Или вы просто не хотите быть вместе? А папой прикрываетесь.

– Тогда и вы не хотите быть вместе со своим женихом. Какая у вас формальная причина? Жених женат?

Анна перестала улыбаться. Сказала:

– Приготовлю кофе.

Сосед покряхтел. Наверняка снова глядел на спину Анны, пока она доставала чашки. Говорит:

– Извините, я тут слегка одичал.

– Это точно.

– К тому же вы первая начали.

Анна повысила голос.

– Что начала? Оскорблять?

– Не орите. Я не оскорблял, а проявил бестактность. Оскорбляют намеренно, бестактности говорят по ошибке. Простите ещё раз. Не сразу разглядел в вас принцессу.

– Да потому что вы – валенок!

Том вскочил.

– Я валенок?

– И чурбан!

– А ты…


– Ну кто?

– Самонадеянная, оголодавшая кошка! Приехала тут задом вертеть.

Анна запустила в грубияна кофейником, но промахнулась. Прибор ударился о стену, оставил кляксу. Грохот и брызги стали точкой в диалоге. Мужчина схватил куртку и покинул дом. И долго не показывался. Даже во двор не выходил, вроде.

Через две недели, без предупреждения, приехал Роберт. Недовольный, взвинченный. Говорил, пора что-то менять. Махал руками, ходил по комнате. И вдруг за его спиной, в окне Анна увидела соседа. Он шёл к её дому. С букетом. Не с ромашками, настоящие пионы заготовил. Надел подобие костюма. Анна мгновенно перестала понимать речь Роберта. Предупредить, выбежать навстречу она не могла. Всё равно что признаться в несовершённых грехах. Приготовилась хлопать ресницами и уверять, что этот крестьянин – сумасшедший. Она видела, как Том подошёл к воротам, как увидел машину бизнесмена. Букет его сразу обвис. Немного потоптавшись, Том пошёл дальше. Тут его и Роберт заметил.

– О! Куда это наш аграрий? Да с цветами? У него есть половая жизнь?

– Не знаю. Корове какой-нибудь подарит.

Остаток вечера Анна думала, кому достанутся её пионы…



Тамара Ивановна осталась недовольна. Сцена, говорит, вообще не про чувства. Для примера рассказала пару личных историй. Паша представил эти истории в виде газетного заголовка – «Бетонный куб догнал и надругался над прохожим в парке». Он ловко сменил тему. Заговорил о правилах развития конфликта в литературе и кино.

– Вы знаете, что такое любовь? – перебила Тамара Ивановна. Селиванов завёл старую песню.

– Герои не могут отдаться чувствам в середине фильма. Что им делать оставшиеся сорок минут?

– Любить, Паша. Они должны любить!

– Но у нас же не порнография! Отношения необходимо развивать! По шажочку. От взгляда к взгляду, собирать по вздоху… Вы знаете, что такое вздох? В смысле, как важен вздох в литературе?

Тамара Ивановна не заметила обидного второго смысла. Асфальтоукладчики не слишком чувствительны. Они просто едут дальше. Тамара Ивановна сказала:

– Поверьте женщине. Хороший поцелуй ещё ни одного фильма не испортил.

– Да потому, что в нужный момент происходит! Нет логики, понимаете? Ну не могут герои сейчас целоваться!

– Могут! Любовь не остановить. Она сильнее человека!

– Герои уже любят друг друга. Зритель это понимает. Ну не такие они. Не из тех, кто прыгает в постель!

Тамара Ивановна рассмеялась.

– Просто вы не знаете, как это бывает. Даже у очень приличных и сдержанных людей. Вот, например, одна моя знакомая…

Паша понял, почему губернатор женился на этом сооружении. Ей было проще отдаться, чем объяснить, что у тебя другая ориентация. Сценарист Селиванов согласился добавить любви. Такой, чтобы капало и кипело. Чтобы сочинительницы женских романов содрогнулись и отреклись. Но это не всё.

Ещё описать во что и кто одет. И чего-нибудь французского добавить. Франции, оказывается, тоже не бывает много. И ещё надо показать, что героиня добродетельна. А в любовь падает, потому что слаба и эмоциональна.

– Подождите, я должен записать. Значит, одежда, Франция, добродетель…



…Анна приготовила бламанже, фрикасе и арико вер соте о бур в качестве гарнира. (Творожный торт, курица в соусе и свежие зелёные бобы в кипящем сливочном масле). В холодильник поставила бутылку шампанского. Всё не для себя. Обещал зайти сосед, починить крышу. Лёгкий перекус мужчине не повредит.

Поскольку вокруг деревня с гусями и коровами, Анна решила не наряжаться. Надела простую белую блузку, воротник – маленькое жабо, рукав три четверти, свободный. Юбка чёрная, короткая, потому что прятать такие ноги – грех. Подчёркивать их тоже не надо, ибо скромность – ценнейшая женская добродетель. Босоножки от Маноло Бланик, без изысков, почти как «Мэри Джейн».

Анна не собиралась соблазнять соседа. И вообще не готова была к отношениям. Но внутренний аристократизм не позволял ей принять гостя не идеально. Пусть он даже обычный крестьянин с широкой спиной, мускулистыми руками, синими глазами и хорошим чувством юмора. Да, от него веяло мужской силой и надёжностью. Но Анна всё равно ничего такого не планировала.

Он принёс букет полевых цветов. Он стучал молотком по крыше, потом размазывал какую-то вонючую дрянь. Все мужчины умеют чинить крышу. Ещё они знают, где найти вонючую дрянь. У них с детства чутьё на такие вещи. Ещё он смешной. Говорит, «какой вкусный бефстроганов». На фрикасе! Анна десять минут хохотала.



(Селиванов с трудом дотащил героев до ужина. Пришла пора укладывать их в кровать, но как? Как?! Подумал, не сломать ли героине ногу? Или подвернуть хотя бы.)



Открыли бутылку, заговорили о любви. О чём же ещё под шампанское. Производители точно что-то доливают, гормональное. Сосед рассказал пару сюжетов. Не своих, из жизни знакомых офицеров полиции. Анна ответила историями подруг. Оба сказали «со мной бы такого точно никогда не произошло». Сошлись также на том, что между ней и ним ничего быть не может. Даже смешно. Они совершенно разные. Он – простой, от сохи. Забор починить, помидоры подвязать – вот и все интересы. Она хотела бы сейчас поговорить о Модильяни, зачем он рисовал такие глаза и шеи? Но не с кем. Так и сидели, далёкие и близкие. При этом сосед не хотел уходить. Анна не готова была его выпроводить. И всё-таки нужно было прощаться. Он сказал:

– Я пойду. Ещё дела остались.

– Ночью?

– Ну да. Сон, например. Я хотел бы сегодня лечь спать.

– Согласна. Мне самой ещё пару писем написать.

Во дворе темно. Том пообещал наладить освещение. Завтра же. Он влезет на столб. И там, если не убьётся, зажжёт для соседки звезду. У калитки попрощались. Не успел пройти десятка шагов, услышал вскрик. Так кричат от резкой боли. Бросился назад, нашёл Анну сидящей на земле. Подвывает, за ногу держится. Какой-то хороший человек, говорит, молоток на дорожке бросил. Копытце подвернула.