Кольцо тьмы

— Зачем по воздуху, друг? По Морю! — выдохнул тот и вдруг улыбнулся, чисто, открыто, так что Фолко неожиданно почувствовал безотчетное доверие к незнакомцу, хотя его слова и манеры могли внушить подозрение кому угодно.

— По Морю?! — в один голос воскликнули Торин и Малыш.

— А что такого? Мы товары возим, людей возим — только заплати, а вы, гномы, я знаю, народ не бедный. Вижу, вы на мешках сидите, одежда ваша вроде северная — ну, думаю, то, что надо! — беззаботно болтал неизвестный. — Я Хьярриди, помощник кормчего. Мы везем груз из Рохана в Арнор. Так как, нам не по пути? Да вы не бойтесь, спросите кого угодно, хоть купцов местных, Сеорла или там Гвэйла, а если их не знаете, так справьтесь у Эотайна, сотника. Понимаю, понимаю — гномы народ недоверчивый, вас на мякине не проведешь. Ладно, если надумаете, мы отваливаем завтра рано утром, баржа наша у пристани, она там одна, не спутаете. Ну, бывайте!

Он поднялся, повернулся на каблуках, высмотрел кого-то среди посетителей и потащил того в угол, откуда до Фолко вскоре донеслось: «Вам на юг или на север? Ежели на север, то сторгуемся...» Друзья переглянулись.

— Заманивает, как есть заманивает, — хмуро процедил сквозь зубы Малыш. — Эх, двинуть бы ему сейчас топорищем по затылку, а когда очухается — вызнать, кто он да откуда!

— Лучше пойдем посмотрим, что это у них за баржа такая, да что на ней за народ, — поднялся Торин. — А двинуть всегда успеем.

Спросив у первого встречного дорогу к пристани, друзья вскоре оказались на берегу Исены, ставшей здесь заметно шире и спокойней. Возле бревенчатого причала стояла длинная баржа с одной невысокой мачтой и десятью веслами с каждой стороны, сейчас подтянутыми и закрепленными возле прямых невысоких бортов. С причала на палубу был перекинут дощатый настил, и цепочка людей таскала с телег на баржу какие-то кули и мешки. Опершись о широкое рулевое весло, за погрузкой наблюдал невысокий коренастый человек в заношенной куртке и простых кожаных сапогах; оружия при нем не было. Фолко ожидал, что народ на барже будет под стать Хьярриди, однако у стоявшего было лицо обычного северянина; светлые волосы — не седые и не золотистые, как у большинства роханцев, — были коротко обрезаны, и Фолко вспомнил, что в Аннуминасе так обычно ходили те, кто перевозил товары через озеро. К человеку у руля подошел выбравшийся откуда-то снизу парень, тоже смуглый, как и Хьярриди, но круглолицый и толстогубый, и они о чем-то заговорили. Хоббит напряг слух, но язык ему был незнаком.

Понаблюдав некоторое время, они увидели еще нескольких человек из команды баржи, и Фолко подивился разнообразию их лиц — здесь были, казалось, люди из всех народов Северного Мира.

В таверне, куда они вернулись, их ждала новая весть с Тракта — большой обоз, шедший с севера, был перехвачен и разграблен; немногие вырвавшиеся, вокруг которых собралась плотная толпа встревоженных обитателей городка, говорили, что среди нападавших были и люди, и орки, и волчьи всадники, и те, кто с луками. Роханцы уже бросились в погоню.

— Похоже, деваться нам некуда, кроме как с этим Хьярриди, буркнул Торин. — Кого он там называл?

Эотайна, командира сотни, они застали, когда тот отдавал последние распоряжения своим воинам. Он не сразу выслушал их — ему было не до того, и Фолко покраснел от стыда, что они отрывают от дела человека, который, быть может, идет навстречу смертельной опасности.

— Хьярриди? А, знаю, — отозвался Эотайн, не сводя глаз с цепочки своих конников. — Люди верные, хоть и морские... Отправляйтесь смело.

Торин вежливо поклонился, а сотник уже поворачивал коня.

На следующее утро, когда туман еще не рассеялся над сонными улицами, друзья вышли за ворота захудалого постоялого двора, где провели ночь. С реки доносился плеск весел, невнятные голоса — там готовились к отплытию. Хьярриди заметил их сразу, едва они вынырнули из-за угла.

— Эй-хой! Это мои! Мои, Фарнак! — весело крикнул он.

Стоявший у руля светловолосый человек, тот самый, кого они видели вчера, повернулся к гномам и Фолко, подошедшим к краю пристани.

— В Арнор путь держите? — спросил он, четко, по-аннуминасски выговаривая слова. — Через десять дней будете в столице, мое слово верное. Двадцать золотых с каждого и наша кормежка. Идет?

— Идет! — ответил Торин. — А спать где?

— Ну это найдем, — усмехнулся Фарнак. — На этом корыте нам только до Тарна, а там переберемся на наш «дракон».

— Дракон? — удивился хоббит. — Живой?

— Так мы зовем наши морские ладьи, — с улыбкой ответил Фарнак. — Да вы не стойте на бревнах-то, давайте сюда, мы отваливаем. Рон! Покажи им, где устроиться.

Рон, высокий, длиннорукий парень с живыми черными глазами говорил быстро и невнятно, глотая окончания слов, и Фолко припомнил, что в Аннуминасе подобную речь они слыхали от уроженцев далеких поселений Золотистого Взморья, Белфаласа, лежавших к югу от Белых Гор. Их привели в небольшую каморку под носовой палубой; впрочем, друзей она вполне устроила — чисто, сухо, пахнет смолой, вдоль стен лежанки, у квадратного окна сколоченный из тщательно оструганных досок стол. Привыкшие ко всему за время странствий, они побросали вещи и поднялись наверх — однако ни один из них не снял кольчугу и не расстался с оружием. Фарнак это заметил и едва заметно усмехнулся, но ничего не сказал, лишь справился, всем ли они довольны. Торин осведомился, когда нужно внести плату, и получил ответ, что лишь по прибытии на место. Хоббит тем временем подошел к борту.

Люди Фарнака отвязали канаты и поставили парус. Дул хороший восточный ветер, и баржа, увлекаемая ветром и течением, медленно стала отдаляться от пристани.

Они простояли втроем так до самого полудня, глядя на проплывающие мимо берега. Зеленые холмы уступали место небольшим дубовым и буковым рощам, по спускавшимся к реке оврагам тянулись заросли орешника, среди них несколько раз буйным пожаром вспыхивали усеянные спелыми ягодами рябины, и только тут хоббит сообразил, что уже середина августа и не за горами долгая осень. Почти год минул со дня встречи его с Торином...

Мало-помалу друзья освоились и завели разговоры с корабельщиками. Малыш в первую очередь поинтересовался, где можно раздобыть пива, и вскоре пребывал уже в полном согласии с миром, неспешно прихлебывая темное роханское пивко. С Торином завел деловой разговор о сравнительных достоинствах корабельных скоб и гвоздей случившийся среди людей Фарнака кузнец, Фолко же подошел к Хьярриди.

Молодой помощник кормчего охотно вступил в разговор и, не давая хоббиту раскрыть рта, стал выспрашивать его о делах на севере, о самой Хоббитании, о нравах и обычаях ее обитателей. Фолко отвечал обстоятельно и, улучив момент, спросил сам:

— А где твой дом, Хьярриди? Откуда ты родом?

Беззаботная улыбка, не покидавшая оживленное лицо его собеседника, сразу исчезла, словно Фолко задел какую-то старую незажившую рану.

— Дом? Мой дом — это Море! Мы рождаемся и умираем на палубах, и редко когда тело кого-нибудь из Морского Народа, как нас зовут в Арноре и Гондоре, принимает земля.

Фолко счел за благо умолчать о том, что Теофраст называл Морской Народ пиратской шайкой. Он продолжал расспрашивать:

— Но чем же вы живете?

— Морем! Оно кормит и одевает нас. Возим путников и грузы, ловим рыбу, промышляем морского зверя, торгуем. Случается, что и воюем.

— С кем?

— С теми, кому не по нраву, что мы живем по собственным законам, не подчиняясь никому! Случалось, мы сталкивались и с Соединенным Королевством! — Хьярриди гордо выпрямился. — Об этом знают все. Было так, что Король — и нынешний, и его отец — пытались поставить нас под свою руку. Да не вышло!

— Но я слышал, — осторожно вставил Фолко, на всякий случай отодвигаясь подальше, — что Великий Король овладел Умбаром, городом Корсаров, за то, что они служили Тьме во время Великой Войны.

— Да, было, — нехотя ответил Хьярриди. — Что было, то было, хотя мы и стараемся пореже вспоминать об этом... Отцы отцов наших отцов еще застали тех, настоящих Корсаров, которые ушли на дальний Юг, куда не могла дотянуться рука Гондора. Многие из них служили Тьме, потому что были врагами Гондора — среди Корсаров находили приют те, кому не по нраву было жить под тяжелой рукой Владетелей! И они заплатили своими жизнями за это...

— А ты бывал на дальнем Юге?


— Приходилось, — отвечал Хьярриди. — Это месяцы и месяцы пути отсюда вдоль удивительных берегов, о которых я рассказать тебе все равно не смогу. Скалы, леса, песчаные дюны... нет, не хватает слов. Эту красоту нужно видеть! Там, за южными рубежами Харада, побережье принадлежит нам, а в глуби материка живут странные и сумрачные племена, мало озабоченные тревогами этого мира. Побережье тянется все дальше и дальше, но и туда плавают наши корабли. Правда, там я уже не бывал, сам не видел, а зря повторять небылицы, что у нас любят сочинять, не стану — это не по мне.

— Там, на юге, — ваше королевство?

— У нас нет королей! Нет правителей! Есть свободные морские дружины, свободно выбирающие себе предводителей — самых опытных, мудрых и смелых. У нас в почете тот, кто умеет провести «дракон» сквозь самое око бури, кто может в безбрежном просторе точно определить по звездам свое место, исчислить меру пройденного пути, кто не отступает перед силой северных королевств!

— Но где вы берете хлеб? Оружие?

— Хлеб покупаем, а большей частью растим сами, — сказал Хьярриди. — Оружие тоже почти все свое. В наших горах нет гномов, а сделанного ими к нам попадает не столь много — только с северных ярмарок.

— Не сердись, Хьярриди, если я спрошу тебя еще об одном...

— Не продолжай, — усмехнулся помощник кормчего. — Ты хочешь спросить, не воюем ли мы с Гондором? Сейчас — нет. У нас мир... Почти везде и почти со всеми. Только поэтому мы здесь — везем товар из Рохана, союзника Гондора. По договору нам дали несколько стоянок на побережье — в устьях Исены, Гватхло и Барэндуина. Мы, дружина Фарнака, чтим договор, но есть и такие, что нападают на гондорские корабли...

— И ты говоришь об этом так спокойно?! — возмутился хоббит.

— А как же мне еще говорить? — с усмешкой прищурился Хьярриди.

— Но они... Они же нарушают слово!

— Слово? Они не давали никакого слова. Мир принят нами, дружиной Фарнака, дружинами Лодина, Капута, Бьелафа... Мир принят нами, потому что послы Королевства говорили с нами и убедили нас. Но разве Фарнак может отвечать за Скиллудра, Ольма, Ория? С ними-то никто никаких разговоров не вел! А такого, кто мог бы говорить за всех нас, у нас нет... И не будет, надеюсь. Пока все вожди нашего Народа не примут мира — его не будет, и ничего тут не сделаешь. Гондорские короли немало насолили нам, жестоко преследуя и изгоняя нас с тех мест, где наши отцы пытались закрепиться. Тогда никто не мог и помышлять о войне — мы были ослаблены, малочисленны, в сердцах людей иссякло мужество. Так что счеты у нас взаимные, и не торопись обвинять нас, хоббит!

Дни путешествия промелькнули быстро. Баржа двигалась ходко и безостановочно, ее все время погонял попутный ветер, и спустя четыре дня, выйдя утром на палубу, Фолко, ежась от предрассветной свежести, увидел, что берега расходятся и между зелеными холмами прямо по носу синеют сказочные просторы безбрежного Великого Моря.

Позже, много позже, Фолко нашел красивые слова о своей первой встрече с беспредельностью, но сейчас он просто, раскрыв рот, глазел на открывшуюся многоцветную, сине-серо-голубую равнину, сливающуюся у края неба с белизной далеких облаков. Он услышал резкие крики черноголовых чаек, паривших над заливом, в который впадала река, увидел нескончаемую череду набегающих на берег волн прибоя, и уже не смог оторвать взгляда от горизонта, тянущего к себе с непонятной, неотвратимой силой любого Смертного. Там, за бирюзовым окоемом, лежала Благословенная Земля, там высились белые башни Тириона, там золотой песок Эрессеи затеняли склоненные ветви серебристых платанов — так говорили сказки эльфов, полные несказанным очарованием и в то же время — светлой грустью, что охватывает нас при мысли о чем-то прекрасном, но недостижимом...

Гномы уже видели Море и отнеслись к его появлению спокойнее, нежели хоббит. Однако у Фолко сейчас не оказалось времени для долгого созерцания синих далей — баржа подваливала к пристани, начиналась выгрузка. Люди Фарнака быстро и ловко перебросили длинные сходни на высокий борт своего корабля, при первом же взгляде на который хоббит узнал знакомые обводы и гордо вскинутый резной нос из своего недавнего видения.

К ним подошел сам Фарнак и велел собирать пожитки — на баржу поднимутся другие, и она тотчас двинется обратно, вверх по реке.

— Мы отойдем сегодня же, едва кончим грузить, — добавил кормчий. — В город идти не советую — мы ждать никого не будем.

Хоббит надолго запомнил эту неторопливую речь рожденного где-то в Арноре человека, сменившего простор его нив на беспредельность моря, соху земледельца на рулевое весло морехода. Запомнил и его взгляд — в нем не было ни любопытства, ни приязни, которые он почти всегда видел в глазах людей, когда они говорили с ним. Нет, Фарнак не был ни зол, ни черств — ему просто не было дела до хоббита. Какие-то иные, недоступные ему тревоги гнали его, и непосвященный не должен был соваться с неразумными и ничего не значащими словами сочувствия или праздного любопытства.

По «дракону» их водил все тот же Хьярриди. Друзья устроились быстро и провели остаток времени до полудня в разговорах о Морском Народе.

— Где же, Дьюрин меня вразуми, мы сойдемся с ними? — яростно поскреб затылок Торин, услыхав слова хоббита об узнанном корабле из видения.

— Должно случиться нечто, что перемешает в жуткую кашу все народы и все пути, — задумчиво уронил Фолко, которым в эти минуты овладело странное чувство. Он стоял на самом дне глубочайшего колодца, но над головой был все же виден голубой прямоугольник неба — и словно чья-то незримая рука перелистала перед его мысленным взором страницы неведомой книги, полной смутных, тревожных символов.

Они никуда не уходили с корабля, следуя совету-приказу Фарнака; да и идти, судя по виду с пристани, было особенно некуда. Вдоль реки тянулись однообразные бревенчатые причалы, за ними — приземистые длинные строения без окон, с плоскими крышами — скорее всего склады, решил Фолко. Вверх по течению на вершине приречного холма он заметил знакомое бело-синее полотнище, рядом с ним развевалось черное знамя с каким-то рисунком, которого он не разглядел. На берегу действительно было полно вооруженных панцирников, очень похожих на тех, что Фолко встречал в Аннуминасе; они с недоверием поглядывали на корабли. Воины стояли небольшими кучками или неспешно прохаживались; на каждом были доспехи, в руках они держали мечи и копья. И меж них все время сновали взад-вперед те, кого арнорцы называли Морским Народом. Высокие и низкие, смуглые и белокожие, чернявые и светловолосые — все они смешались в этом странном племени. Большинство носили простые и просторные одежды коричневых или зеленоватых цветов; все они были безоружны, и Фолко уже заподозрил Хьярриди в хвастовстве, когда из-за угла одного из складов появился отряд человек в пятьдесят, все как один со щитами и в шлемах, с мечами у поясов. Приглядевшись, Фолко увидел и кольчуги, и луки; но если у арнорских воинов вооружение было однообразным, то латники Морского Народа, казалось, стремились перещеголять один другого в причудливости своих доспехов. Торин насчитал одних шлемов двенадцать видов, со всех концов Средиземья; мечи тоже были все разные, одни казались такими же, как в Арноре, другие выглядели куда короче и толще, третьи были изогнуты, четвертые настолько длинны, что с ними можно было управиться лишь двумя руками... Отряд этот прошел вдоль всей линии причалов и скрылся за скопищем строений.

Малыш высказал предположение, что этот Народ — на самом деле никакой не народ, а просто шайка удалых молодцов из всех и всяческих племен, сбившаяся на южном побережье для набегов и грабежа. Вид этих воинов не внушал ему, Малышу, никакого доверия.

Последний тюк упал вниз, под палубу, и Хьярриди тотчас же стал поднимать на мачту большой красный шар из бычьего пузыря. На вопрос Фолко, зачем он это делает, помощник Фарнака бросил лишь одно слово: «Отплываем!»

Не прошло и пяти минут, как и сам Фарнак бегом поднялся на борт и встал к рулевому веслу, отдавая короткие, непонятные приказания. Не сходившая на берег команда бросилась ставить парус и отвязывать канаты, другие сели к веслам. Тяжелогруженый «дракон» медленно отошел от пристани. Ветер наполнил парус, весла окунулись в воду, и корабль с неожиданной легкостью заскользил по спокойной речной глади прямо к открытому морю. Кто-то из гребцов начал песню, ее подхватили другие голоса; они пели на каком-то своем наречии, но в основе его лежал Всеобщий Язык, и Фолко сумел разобрать часть из нее так:



К Закату от Светила, к Восходу от Луны —

Здесь наши до скончанья дней пути заключены.

Но кто решится, кто дерзнет,

Кто руль на Запад повернет?

Под чьим же флагом корабли

Оставят берег сей земли?

Но неужели же всегда мы пребывать должны

Здесь, в Средиземье, кем же мы к тому присуждены?

И кто же тот, чья же рука

Так затянула облака?

Кто Мглу соткавший на Морях

В от нас закрытых областях?!