Кольцо тьмы

— При таком-то занятии — одни кости! — покачал головой, посмеиваясь, Малыш.

Фолко смог выдавить из себя лишь бледную тень улыбки, ему было не до смеха.

Подгоняемые холодными взглядами конвойных, они наскоро, всухомятку поели из остатков своих дорожных припасов, запивая сухари холодной водой. Малыш завел было речь о пиве, достал даже золотую монету, но трактирщик, не поворачивая головы, лишь цедил в ответ какие-то однообразные, тягучие слова и пожимал плечами, делая вид, что не понимает. Фолко, рассеянно обводя взглядом стены, вдруг заметил нарисованные голубые и красные фигуры — не то руны, не то магические знаки; не эльфийские, не руны Феанора, использовавшиеся в языке Квенея, Высших, Заморских Эльфов, не руны Даерона, коими писали и люди и гномы по сей день; может, даже и не письмена; слишком уж часто останавливался на них взгляд трактирщика; воины же взирали на них равнодушно. Значит, подумал Фолко, это не знаки Олмера, а что-то из глубин памяти этого народа, что невесть каким ветром занесло сюда, в Цитадель — как он стал прозывать про себя эту страну. Он вгляделся повнимательнее.

Странные знаки, очень странные; словно мукой изломанные росчерки — нет в них ни благородной простоты и изящества начертанных Феанором письмен, ни прихотливой разнообразности творений Даерона; со стороны это похоже... Похоже, птичья лапа какая-то в середине, слева вроде как глаз... Но до чего же все жуткое, неприятное! Такое не рисуют для души — разве что отпугивать кого-то. А вот внизу, под тем, что ему кажется лапой, — вроде раззявленный рот... Алые и голубые линии свивались в причудливую вязь, и, чем дольше смотрел на них Фолко, тем больше казалось ему, что за этими знаками стоит какая-то далекая и недобрая сила, чуждая, враждебная всему, в том числе и тем, кто рисовал эти, несомненно посвященные ей знаки. «Нужно запомнить! — приказал себе Фолко. — Кто знает, может, сгодится...» И он своим острым глазом стрелка-хоббита стал медленно водить по изгибам линий и росчерков; он угадывал последовательность, в которой рисовался знак; пусть он не знает, что он означает — но за этим знаком была сила.

Путешествие через страну Олмера заняло еще три полных дня, и у хоббита в конце концов зарябило в глазах от разнообразия стекшихся сюда племен и народов. Здесь ему встретились и сумрачные ангмарцы — эти лютее всех зыркали на гномов и хоббита, и только присутствие стражи спасло друзей от драки; и низкие, коренастые, бородатые, смахивающие на гномов истерлинги-пахари; и сходные с ними телосложением, но не носившие бород их сородичи-кочевники; и попадались еще поселения хазгов, и еще каких-то неведомых народов, названия которых он не знал; и все это смешивалось, варилось, превращаясь во что-то неразличимо-слитное; и надо всем властвовала здесь воля Вождя. Соединение получалось странное. Хоббит видел и шумное, веселое многолюдство, с песнями, с непохожими друг на друга танцами и обрядами — и мрачные, опустевшие улицы, и молодых мужчин, ожесточенно рубящихся на вытоптанных околицах деревянными мечами и ворочающих похожими на оглобли тупыми и тяжелыми копьями. Но имя «Эарнил» звучало повсюду. Оно доносилось из-за неплотно прикрытых ставен; оно вплеталось в непонятные песни; оно было последним словом, замиравшим на устах разговаривающих в трактире, когда гномы и Фолко в сопровождении стражников входили туда; и над всем этим людским муравейником совершалась какая-то трудноразличимая, но четко налаженная работа. Чья-то воля ставила многочисленные кузни, где день и ночь стучали молоты; она управляла тянущимися по дорогам обозами с хлебом; повинуясь ей, шли, поднимая пыль, пешие и конные отряды — котел кипел, над ним поднимался обжигающий пар, уже начинающий распирать туго вставленную крышку...

— Вот ты говорил — мирная, мирная страна, — ворчал Малыш, — а вот чуланы с решетками и железными засовами у них в каждой деревне имеются, кто бы в ней ни жил...

На третий день, когда они ехали мимо невысоких холмов, Малыш вдруг насторожился и потянул носом воздух.

— Здесь где-то поблизости кузни тангаров, — заявил он, — или я ничего не понимаю в углежогстве.

— Да-да, пожалуй, — мрачнея, согласился с ним Торин. — Скоро и тут появится стоящая броня.

Однако к вечеру третьего дня их путешествие закончилось. Подспудно хоббит ожидал увидеть что-то вроде Мордорского Замка или хотя бы Исенгарда — крепость, сильную, внушающую страх и олицетворяющую мощь ее повелителей, — а вместо этого его взору предстал городок, обнесенный, правда, частоколом, но срубленным явно на скорую руку, более для вида, чем для действительной защиты; скопище разномастных домов, теснившихся на речном косогоре, тянущиеся до дальних лесов на горизонте поля, хутора среди пажитей; кузни, склады, амбары, сенники, сараи, тока; паутина разбегающихся в разные стороны дорог — и постоянное, но не суетливое движение по ним. Шли группами и в одиночку, проезжали тяжело груженные обозы, на рысях спешили куда-то конные отряды, торопились гонцы, ведущие за собой одного, а то и двух заводных коней... Звучала разноязыкая речь; и Фолко с большим трудом уловил в случайно подслушанных обрывках чужих разговоров знакомые слова Всеобщего Языка, странным образом переиначенные; встречающиеся люди из разных племен говорили между собой на причудливо измененном Западном Наречии; понять их сразу было невозможно.

В нешироких деревянных воротах, к удивлению хоббита, не оказалось стражи. Они въехали внутрь; потянулись улицы, засоренные возведенными на скорую руку бревенчатыми домами. Люди с интересом косились на молчаливый отряд, однако никто не посмел окликнуть их, обратиться с вопросом.

Пробравшись к самому центру, воины спешились и сделали знак слезать гномам и хоббиту. Перед ними оказался широко раскинувший два крыла двухэтажный дом. Четыре двустворчатые двери были распахнуты настежь, и, хотя в каждой уже стояло по стражнику, в них все время входили и выходили люди. Старший над конвоем что-то негромко сказал своему помощнику и скрылся в дверях, а гномов и хоббита охрана повела в обход строения во двор. Там тоже царила суматоха. Разгружались какие-то возы, кто-то тащил охапку только что откованных мечей, держа их будто дрова; кто-то выводил пофыркивающих коней из расположенной слева конюшни. Однако друзей повели в сторону от этого многолюдства, направо, к длинному одноэтажному зданию с узкими, зарешеченными окнами.

— В темницу... — со злостью сказал Малыш и тотчас пристал к стражникам — как там насчет пива? То есть это значит, что если дают не меньше пяти кружек в день, он, Малыш, еще согласен там пребывать, ежели четыре — он еще подумает, ну а если меньше трех, то он тут все разнесет, так что лучше пусть они пиво ему сами принесут.

Его разглагольствования были прерваны довольно чувствительным толчком в спину; Малыш пролетел несколько шагов, едва не ткнувшись носом в землю; весь кипя, он уже повернулся, чтобы броситься на обидчиков, однако Торин перехватил его руку.

Их ввели внутрь. Скупо обставленная караульная, несколько вооруженных стражников, одетых в кожаные куртки с нашитыми на них железными пластинами. Командир конвоя бросил несколько слов, один из караульных кивнул, погремел связкой здоровенных ключей на поясе и повел пленников по длинному коридору. У одной из дверей он остановился, отпер замок, и они увидели тесную каморку с грубо сколоченными из неструганых досок лежаками. Мутное оконце под потолком почти не пропускало света. Посредине стоял колченогий стол. Вскоре вновь появился караульщик, он принес три тощих тюфяка и изрядно засаленные одеяла.

— Эй! А как насчет поесть?! — заорал ему в спину Торин.

Однако тот либо не понимал Западного Наречия, либо считал ниже своего достоинства говорить с только что посаженными под замок.

Поесть им, однако, принесли, и это оказалось вполне съедобно, и дали пива, дрянного, разбавленного, но все-таки пива, и вдосталь.

— Влопались, — меланхолично заметил Малыш, устраиваясь на жестком ложе и поминутно ерзая. — Будем теперь тут гнить, пока не вернется Сам и не прикончит нас — быстро и без затей.

— Не скули! — зло рыкнул Торин. — Долго нас тут не продержат. Им же до смерти должно быть интересно, кто мы такие и откуда знаем Санделло. Ей-ей, начинаю жалеть, что его здесь нет! Вот уж не думал, что буду так ждать с ним встречи!

Фолко помалкивал. Что-то подсказывало ему, что долго они здесь не задержатся; его тревожил предстоящий разговор, где им придется доказывать свою верность Вождю.

Минул остаток дня, прошла ночь. Наутро после не слишком сытного завтрака их вывели на прогулку. Трем уже бывалым и опытным бойцам не составило бы труда бежать — их охраняло лишь двое воинов, однако они решили играть роль до конца.

Лишь к вечеру третьего дня о них либо вспомнили, либо до них дошла очередь среди прочих дел. Загремели ключи, факелы осветили их темную каморку; в дверях показались несколько караульных и давешний воин с серебряным значком. Их повели через двор, потом вверх по лестнице на второй этаж. Они миновали несколько комнат; за длинными столами сидели люди — разные, из многих племен, разнообразно и причудливо одетые, увешанные странным оружием. Кто торопливо ел, кто спорил, несколько человек рассматривали начертанные на тонкой коже карты, о чем-то переговаривались вполголоса; встретилось там несколько пишущих, перебирающих вороха грамот, написанных, верно, на первом попавшемся под руку материале — от бересты до каменной пластинки, от бумаги до клочка окровавленной одежды. Рядом с писцами стояло еще несколько человек, то заглядывающих им через плечо, то поворачивающихся к большой, искусно выделанной карте Средиземья, сшитой из небольших кусочков меха. Фолко неотрывно смотрел на лица этих людей, стараясь поймать их взгляды; он неосознанно ждал каких-то записных злодеев, но нет — он увидел выразительные и мужественные лица, частенько не слишком красивые и правильные, но в каждом хоббит чувствовал немалую волю и твердость — и никакой «черноты»! Порой во взглядах он замечал жестокость, но и жестокость была обычной, человеческой. Невольно Фолко припомнил холодный взгляд Скиллудра — воистину, тот куда больше сгодился бы для служения Тьме!

Они прошли мимо людей и орков (Фолко увидел мирно беседующих ангмарца и здоровенного Саруманова орка), хазгов и истерлингов, харадримов и эльдрингов (как их занесло в такую даль от Моря?) и остановились перед узорной дверью, где, скрестив копья, застыли двое стражей. Короткий тихий разговор — и копья разведены, дверь открыта, и Фолко, собрав волю в кулак, сделал шаг через высокий порог.

Там горели свечи, возле окна стоял просторный стол, в дальнем углу был узкий лежак, по стенам висели копья, топоры, ятаганы, мечи и прочее оружие, а у стола, устремив на вошедших внимательный и испытующий взгляд прищуренных глаз, стоял высокий человек в темной одежде. На широком поясе слева висел длинный кинжал, сразу напомнивший Фолко о встрече с Олмером на Сираноне. В длинных светлых волосах зоркий хоббит увидел изрядную долю седых прядей; глаза были глубоко посажены, левую скулу рассекал длинный шрам. На краю стола лежал большой сверток — в нем друзья увидели все свое отобранное оружие. Усмехнувшись, человек положил ладонь на рукоять топора Торина.

— Я приветствую вас, хоть вы явились нежданно и негаданно! — сказал он, и едва заметный акцент в его речи, как две капли воды схожей с манерой речи Олмера, подсказал хоббиту, что перед ним уроженец Королевства Лучников. — Мое имя Берель. Садитесь и давайте побеседуем. — Он указал на расставленные вокруг стола кресла. — Побеседуем спокойно и разрешим все недоразумения.

— Ничего себе недоразумения! — фыркнул Малыш. — Схватили, обезоружили, сунули за решетку, продержали в неизвестности три дня, а теперь говорят — разрешим!

Берель терпеливо улыбнулся.

— И все-таки тут нет оскорбления, почтенный гном, не знаю твоего имени. Все происшедшее с вами — лишь малая часть нашего обычного порядка. К вам ведь отнеслись с большим доверием — ну забрали мечи, но даже не обыскали — ни вас самих, ни ваши мешки. Конечно, наш затвор — не самое приятное место, но так уж у нас заведено. Итак, почтенные, кто вы? Как вас зовут? Как и зачем вы пришли сюда?

«Нужно говорить правду! — мелькнуло в голове у Фолко. — Как можно больше правды, тогда не столь заметна будет вплетенная в нее ложь...»

И прежде чем Торин взял на себя обязанность отвечать, Фолко заговорил сам:

— Почтенный Берель, мы из Эриадора, из Закатных стран. Это — Торин, сын Дарта, это — Строри, сын Наина, гномы из Лунных Гор. А я — хоббит, или по-восточному — половинчик, Фолко, сын Хэмфаста. Готовы к услугам. — Он вежливо поклонился Берелю, краем глаза заметив, что гномы повторили его движение. — Мы проделали долгий путь...

— Это мне известно, почтенный сын Хэмфаста, и я только хотел бы знать — зачем? У нас не Торговая Область, к нам являются по делу.

Берель смотрел в упор, его голос оставался по-прежнему дружелюбным, но взор отвердел.

— Да, мы пришли сюда, потому что знали кое-кого из тех, кто повелевает здесь, — вмешался Торин. — Мы встречались с ними и свели знакомство.

— Да, с мечником-горбуном Санделло и... с Вождем Эарнилом, — продолжал Фолко.

— Но, почтенный Берель, — вдруг со странной усмешкой подхватил речь хоббита Торин, — мы шли не к Вождю Эарнилу. Мы шли к Олмеру из Дэйла, человеку, которого я знал давным-давно, на Закате, в Арчедайне, под прозвищем «Злой Стрелок».


Видно было, что Берель смешался. Он провел рукой по усам, испытующе взглянул на друзей — и хоббит с затаенным торжеством увидел в глубине его взгляда некоторую растерянность; да и понятно — эти странные гномы обнаруживают такие странные познания! Кто их разберет, может, они и в самом деле люди Вождя... Фолко готов был поклясться, что так — или примерно так — обязан был думать в то мгновение Берель.

— Друзья Вождя Эарнила — мои друзья, — произнес, кашлянув, Берель, как бы не обращая внимания на прозвучавшее имя Олмера. — Но как же вы познакомились с ним? Прошу вас ответить на этот вопрос, он не праздный. Если вы действительно его друзья, то вам нечего скрывать...

— Мы не раз встречались с ним — в Арноре и прилегающих местностях, — сказал Фолко.

Он вдруг ощутил странную потребность, настоятельное стремление рассказать и о первой встрече — в Пригорье. Ясное дело, что Олмер тогда был там и, оставаясь невидимым за спинами своих дружинников, удержал Санделло от поединка. И хоббит стал говорить, стараясь не упустить ни малейшей детали, не щадя себя, рассказывая о ссоре в трактире. Однако, рассказав о «Гарцующем Пони», он ни словом не обмолвился о «Ножнах Андарила». Особенно подробно, не упуская ничего, он рассказал о встрече на Сираноне, о примирении их с Вождем и Санделло и о сделанных им дарах...

— И, прощаясь с нами, Вождь пожелал нам успеха в Мории. Он сказал, что вновь хочет встретиться с нами, что был бы рад этому. Он сказал, мы услышали — и вот мы здесь, в его стране, и хотим быть вместе с ним.

Берель молчал и пристально смотрел на клинок Отрины, что, раскрасневшись, протягивал ему сейчас хоббит, на топорище Торина. Фолко заметил, что человек несколько раз едва заметно кивнул, точно соглашаясь с какими-то собственными мыслями.

— И благодаря этому клинку мы прошли ущельем в горах, где живет тот, кто в образе Пса, — тихо добавил Фолко. — Я показал ему это и назвал имя Вождя, и он пропустил нас, сказав, что Вождь уже давно подчинил его себе.

— Хорошо, — медленно произнес Берель. — Вы сказали — я услышал. Но расскажите же еще о себе! Откуда у тебя этот наш знак? — Его палец указал на загадочную фибулу на плече хоббита.

— Я нашел ее в лесу, — как на духу, ответил Фолко. — В лесу, неподалеку от Аннуминаса, и оставил себе просто как красивую вещь, не зная ее истинного значения. Не буду лгать, будто получил ее из собственных рук Вождя.

— Так как же пролегал ваш путь после встречи у Мории? — В голосе Береля было все больше искреннего интереса.

Заговорил Торин. Он вкратце описал их подземные приключения, путешествие с Морским Народом (имя Скиллудра произвело благоприятное впечатление), дорогу на север и — поворот на восток при известиях о начавшейся в Арноре войне.

— А окажись вы тогда в Аннуминасе? — пристально взглянул на гнома Берель. — Ты бы встал в хирд?

— Нет, — равнодушно ответил Торин. — Старейшины изгнали меня из Халдор-Кайса. Мне нет резона помирать за их сокровища.

— А меня в хирд никогда и не брали, — поднял изувеченную руку Малыш.

— А что вы знаете об этой войне? — с легкой настороженностью спросил Берель. — И если знаете — то откуда?

— Когда мы шли через Эребор, то немного не догнали ваше войско, — сказал Фолко, — задержались, спасая из полыньи в Карнене человека — воина Вождя, именем Герет, жителя Приозерного Королевства. Он признал нас за своих, узнав кинжал и переделанный посох, и рассказал нам о тех несчастливых днях.

— Почему же вы решили противостоять своим? Как решился на такое, половинчик?

— Хоббиты — народ мирный, это так, — делая вид, что задет, холодно сказал Фолко. — Но и среди них встречаются любители странствовать и жить так, как считают нужным, вставая под те или иные знамена не потому, что под них встает большинство твоих родственников, а потому, что это — твои знамена и ты сам выбираешь их.

Берель еще долго расспрашивал их о подробностях дороги, о басканах, дорвагах и наконец широко улыбнулся.

— Что ж, я верю вам, — просто сказал он. — Верю потому, что сам был тогда осенним вечером в Пригорянском трактире и видел вас собственными глазами. Мое почтение, половинчик! Ты не только вырос, но и изрядно поумнел. А о вашей встрече на Сираноне мне рассказывал сам Санделло. Да и Вождь кое-что говорил, когда я не увидел у него его гундабадского трофея. Что ж! Если вы хотите быть с Вождем и не служите Арнору или эльфам — милости прошу! Но скажите, почему вы все-таки пришли сюда?

— Здесь единственное место, где нас могут оценить по достоинству, — первым ответил Малыш. — Тебе, почтенный, не получить от нас иного ответа. Нам прискучили одиночные странствия, когда единственная цель — выжить.

— Но знаете ли вы, что требует от своих воинов Вождь?

Друзья промолчали.

— На Сираноне мы говорили о достойных храброго делах, — проговорил Торин. — Но я не думаю, чтобы Вождь, смелый, храбрый и благородный, сделал бы своей целью грабеж ради грабежа... Хотя взять у того, кто имеет много, тому, кто не имеет ничего... Что ж тут зазорного!

— Я скажу вам, — торжественно провозгласил Берель. — Вождь, конечно, сказал бы лучше... Я только повторяю. — Он сделал паузу. — Здесь, в этих землях, собрались свободные силы свободного мира. И здесь они ждут своего часа, чтобы начать величайшую и справедливейшую из войн, покончив с рабством, навязанным нам Заморскими Эльфами. Мы сметем прогнившие стены дряхлых королевств, созданных руками чародеев и их прислужников. Мы по справедливости разделим несметные богатства, что лежат там под спудом. Не станет границ и стражей, не станет врагов и недругов, наши дети не будут гибнуть по прихоти правителей. Каждое племя и каждый род сможет жить по законам предков, не подчиняясь никому, кроме самих себя. Это будет мир сильных и свободных! Слабые уйдут, таков закон. Только так мы сможем освободить Средиземье!

«Только не спорить!» — как заклинание твердил про себя хоббит. Он мог бы разбить наивно-неуклюжие построения Береля двумя-тремя неотразимыми доводами — но нужно было молчать, пересиливая себя.

— Здесь, в нашей Области, — продолжал Берель, — у вас лишь один путь — вступить в войско Вождя и следовать за ним до победы, или пока смерть, честная смерть на поле брани, на вырвет вас из наших рядов. Ручаюсь, вы бы заняли тогда достойное место в Чертоге Ожидания, почтенные гномы! Пришедшие к нам могут пойти за нами — или сгинуть, ибо великое дело не может подвергаться опасности из-за глупых случайностей. И раз вы выслушали все это, то вам нужно решить, с кем вы. Я не могу принять вашу клятву верности, это может лишь Вождь, но дать вам достойное дело в моих силах. Не его ли искали вы — правильно ли я понял ваши слова?

Он остановился и перевел дух, облизнув сухие губы.

— Собственно, мы шли сюда, чтобы быть вместе с Вождем, — медленно произнес Торин. — И знали, на что идем.

— Что ж, тогда вот ваше оружие. Кстати, здесь эльфийский лук?

— Да, я купил его... по случаю, — поспешно сказал Фолко. — Продавшие его не знали истинной цены и значения. Но Вождь держал его в руках — и не отверг его.

— Хорошо, берите. Но что вы умеете делать? У нас никто не есть свой хлеб даром! Впрочем, если хотите — берите кузню, у нас есть несколько свободных. Мы нуждаемся в оружии, а вы, гномы, известные мастера. А ты, половинчик?

— Могу быть при них поваром, — пожал плечами хоббит.

Берель уже открыл рот, очевидно, собираясь произнести «вот и прекрасно», как неожиданно вновь вмешался Малыш.

— Мы воины, — холодно произнес он, скрещивая руки на широкой груди. — Мы шли сюда в поисках достойного дела нашим мечам, почтенный Берель. Оружие мы могли ковать где угодно — и повсюду получать за него хорошую плату. Нет, мы пришли за делом! Дай нам его! Трудное, тяжелое, какое все прочие сочли бы безумным и невыполнимым!

— Такое право надо заслужить, — также с ледком в голосе ответил Берель.

— Как? Ковать? Так ты никогда не узнаешь, какие мы в деле!

— Ну отчего же? — усмехнулся Берель. — Через четыре дня род Харуз устраивает состязания в воинском искусстве. Принять участие может каждый. На главный приз вам рассчитывать не приходится, но показать себя — почему нет?