Королева ничего

«Я не согласна с этим!» – хочется крикнуть мне, но, если я так поступлю, Кардан может принять предложение Мадока провести эту нелепую дуэль только для того, чтобы доказать, что я не имею над ним власти. Я в бешенстве, но зато теперь вижу, почему Мадок уверен в том, что может манипулировать Карданом, вовлекая его в состязание. Вижу, но слишком поздно.

«Такого ребенка, как Кардан, было нелегко любить. Со временем он становился только хуже и хуже», – не так давно сказала мне леди Аша. Элдред опасался пророчества и не заботился о сыне. Попав же в немилость к отцу, который обладал всей полнотой власти, Кардан оказался в немилости и у своих братьев и сестер.

Для отвергнутого своей семьей стать Верховным королем – это способ почувствовать, что ты наконец-то нужен, что тебя любят. Что тебя наконец-то готовы обнять.

«Голодающему мужчине никакой банкет слишком обильным не покажется».

Выберет ли Эльфхейм своим правителем Кардана? Смотрю на толпу. На королеву Аннет, которая может по достоинству оценить опытность Мадока и его жестокость. На лорда Ройбена, питающего слабость к насилию. На Алдеркинга, Северина из Фейрфолда, который был изгнан Элдредом и, возможно, не пожелает встать на сторону сына Элдреда.

Кардан снимает со своей головы корону.

Толпа дружно ахает.

– Что ты творишь? – шепчу я, но Кардан даже не смотрит в мою сторону. Он не сводит глаз с короны.

Меч остается глубоко воткнутым в землю. В тронном зале стоит тишина.

– Король – это не его трон и не его корона, – говорит Кардан. – Ты прав, к преданности и к любви нельзя принуждать. Но правление Эльфхеймом и на кон нельзя ставить, это не какое-нибудь недельное жалованье и не бурдюк с вином. Я Верховный король, и я не уступлю тебе этот титул, Мадок. Ни за меч, ни за шоу, ни за мою гордость не уступлю. Этот титул стоит гораздо больше всех этих вещей. – Кардан смотрит на меня и улыбается. – А кроме того, перед тобой стоит не один правитель, а двое. И даже если ты меня уничтожишь, еще один все равно останется.

Я облегченно выдыхаю и расслабляю плечи, торжествующе смотрю на Мадока. Впервые замечаю на его лице неуверенность, страх от того, что он мог неправильно все рассчитать.

Но Кардан, оказывается, еще не закончил.

– Ты желаешь получить то, против чего так яростно выступаешь – Кровавую корону. Ты хочешь привязать к себе моих подданных так же прочно, как сейчас они привязаны ко мне. Ты так сильно желаешь этого, что рискнул объявить Кровавую корону ценой за голову королевы Орлаг. – Затем он улыбается, прежде чем продолжить: – Когда я родился, было сделано пророчество, что если я стану правителем, то уничтожу корону и разрушу трон.

Мадок переводит свой взгляд с Кардана на меня и вновь на Кардана. Обдумывает свои возможности. Они так себе, однако он по-прежнему владеет зачарованным мечом. Моя рука непроизвольно ложится на эфес Заката.

Кардан протягивает свою руку с длинными пальцами в сторону трона Эльфхейма и говорит, указывая на прорезавшую его трещину:

– Ну вот, половина этого пророчества уже сбылась. – И добавляет со смехом: – Никогда не думал, что пророчество нужно понимать так буквально. И никогда не думал, что могу желать, чтобы оно исполнилось.

Мне не нравится, куда он клонит.

– Королева Мэб создала эту корону для того, чтобы ее потомки сохраняли власть, – говорит Кардан. – Но клятвы дают не короне. Клянутся правителю. И дают их по своей свободной воле. Я ваш король, и рядом со мной стоит моя королева. Но следовать за нами или нет – решать каждому из вас. И ваш выбор должен быть свободным.

И тут он разламывает Кровавую корону надвое. Она ломается легко, словно детская игрушка, словно хрупкая куриная косточка.

Думаю, что я ахнула, но вполне возможно, что и закричала. Все равно меня перекрыл гул голосов, в которых ужас смешался с восторгом.

Мадок в смятении. Он пришел сюда за этой короной, но теперь она превратилась в ничто, в два металлических обломка. Но мой взгляд задерживается на лице Гримсена. Он яростно трясет головой и шепчет побелевшими от ужаса губами:

– Нет, нет, нет, нет…

– Народ Эльфхейма, согласны ли вы видеть меня своим королем? – вопрошает Кардан.

Это ритуальная формула, которая произносится в момент коронации. Я, помнится, слышала, как что-то похожее произнес Элдред. Здесь же, в этом самом зале. Я вижу, как стоящий в тронном зале народ один за другим начинает склонять свои головы. Это напоминает бегущую по кругу волну. Ликующую волну.

Они выбрали Кардана. Они присягнули ему в своей верности. Мы победили.

Я смотрю на Кардана и вижу, что его глаза целиком превратились в черные колодцы.

– Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет! – кричит Гримсен. – Мое творение. Моя прекрасная работа. Предполагалось, что она будет существовать вечно.

Оставшиеся на троне цветки стали такими же чернильно-черными, как глаза Кардана. Затем чернота медленно растекается вниз по его лицу.

Он поворачивается ко мне, открывает рот, но его челюсть трансформируется. Все его тело трансформируется – удлиняется, меняет – форму.

Внезапно вспоминаю о том, что Гримсен накладывает заклятие на все, что он делает.

«Поручив выковать Кровавую корону, королева Мэб оказала мне большую честь. А я наложил на корону заклятие, чтобы защитить ее на все времена. Я хочу, чтобы мое творение существовало вечно, так же, как королева Мэб желала вечного продолжения своего рода».

Чудовищная тварь поглотила, кажется, Кардана целиком. Ее пасть широко открывается, и в ней показываются длинные искривленные клыки. Все принадлежавшее Кардану тело теперь покрыто чешуйками. Ужас приковывает меня к месту.

Воздух наполняется криками. Кое-кто из придворных уже бежит к выходу. Я вытаскиваю Закат. Телохранители со страхом глядят на монстра, держа в руках свое оружие. Вижу бегущую к помосту Гриму Мог.

На том месте, где был Верховный король, теперь свернул кольцами свое черное чешуйчатое тело гигантский змей. Я смотрю в черные глаза чудовища, ищу в них тень Кардана, но они холодны и пусты.

– Змей отравит землю, – кричит кузнец. – И никакой поцелуй истинной любви здесь не поможет. И разгадыванием загадок дела не поправить. Смерть. Только смерть.

– Короля Эльфхейма больше не существует, – говорит Мадок, вытаскивая свой большой меч и готовясь добыть победу там, где уже стоял на грани поражения. – Я намерен убить змея и занять трон.

– Ты забываешься! – кричу я, и мой голос разносится по всему тронному залу. Народ перестает разбегаться. Правители Нижних Дворов стоят, уставившись на меня, так же, как члены Совета и народ Эльфхейма. Это совершенно не похоже на то, чтобы быть сенешалем Кардана. Это совершенно не похоже на то, чтобы просто быть рядом с ним. Это ужасно. Они не станут слушать меня. Никогда.

Змей высовывает язык, шевелит им, пробуя воздух. Я дрожу, но тщательно скрываю свой страх.


– У Эльфхейма есть королева, и она перед вами. Стража, взять Мадока. Схватить всех, кто приехал с ним. Они грубо попрали оказанное им Верховным двором гостеприимство. Я хочу, чтобы их заключили в тюрьму. Я желаю их смерти.

– Да неужели, Джуд? – хохочет Мадок. – Короны больше нет. С какой стати им подчиняться тебе, когда они с легкостью могут последовать за мной?

– Потому что я королева Эльфхейма. Подлинная королева, избранная королем и землей, – в конце фразы мой голос надламывается. – А ты всего лишь предатель, и больше никто.

Достаточно ли убедительно я говорю? Не знаю. Возможно, нет.

Рядом со мной встает Рандалин.

– Вы слышали ее, – резко восклицает он, немало удивляя меня. – Взять их.

И этот короткий окрик скорее, чем все, что я сказала, заставляет рыцарей прийти в себя и вернуться к своим прямым обязанностям. И они, обнажая мечи, начинают окружать Мадока и его людей.

Затем приходит в движение и змей, причем такой скорости я от него просто не ожидала. Он сползает с помоста в толпу, заставляя народ в ужасе разбегаться перед ним. Мне кажется, что змей вырос еще больше. Стал заметнее золотистый отлив на его чешуйках. И там, где прополз змей, земля начинает трескаться и крошиться, словно кто-то вынул, высосал из нее жизненную силу.

Рыцари отступают, а Мадок вытаскивает свой массивный меч из земли. Змей ползет навстречу ему.

– Мама! – вскрикивает Оук и, сорвавшись с места, бежит к ней через тронный зал. Виви пытается схватить, удержать брата, Хизер окликает его по имени, но Оук уже мчится вперед, стуча по полу своими копытцами. Ориана в ужасе оборачивается, потому что пути ее сына и змея должны пересечься.

Предупрежденный отчаянным жестом матери, Оук резко тормозит, останавливается, но затем… вытаскивает свой, висящий у него на боку, детский меч. Меч, с которым я заставляла его тренироваться давними ленивыми полуденными часами в мире смертных. Высоко подняв его, он оказывается между матерью и змеем.

Это моя вина. Это все моя вина.

Я с криком спрыгиваю с помоста и бегу к своему брату.

Змей поднимается на своем хвосте, и Мадок поднимает свой меч. Клинок ударяет змея в бок, сдирая с него блестящие чешуйки. Змей наносит ответный удар, сбивает Мадока с ног своим телом и быстро скользит вперед, преследуя свою главную добычу, Гримсена.

Тварь обвивает своими кольцами пытающегося убежать кузнеца, впивается ему в спину своими клыками. Издав тоненький пронзительный крик, Гримсен кучей ветоши падает на пол. Спустя несколько мгновений от кузнеца остается лишь одна оболочка – все остальное словно растворилось в яде, впрыснутом змеиными клыками.

Интересно, думал ли Гримсен о своей собственной безопасности, когда придумывал это заклятие? Наверное, нет.

Подняв голову, вижу, что зал сильно опустел. Рыцари откатились назад. Высоко на стенах стали видны арбалетчики Бомбы, тетиву на своем оружии они продолжают держать туго натянутой. Ко мне подошла и встала рядом Грима Мог с клинком наготове. Мадок неуверенно поднимается на ноги, они у него скользят по полу и разъезжаются. Я хватаю за плечо Ориану и направляю в ту сторону, где стоит Фанд. Затем становлюсь между Оуком и змеем.

– Иди с ней, – говорю я брату, указывая на его мать. – Отведи ее в безопасное место.

Оук смотрит на меня полными слез глазами. Игрушечный меч дрожит в его побелевших от напряжения пальцах.

– Ты очень храбро себя вел, – говорю я ему. – Теперь тебе нужно побыть храбрым еще немного.

Он легонько кивает мне, бросает страдальческий взгляд на Мадока и бежит вслед за матерью.

Змей поворачивается, качается его направленный в мою сторону язык. Змей, который когда-то был Карданом.

– Ты хочешь быть королевой фейри, Джуд? – кричит Мадок, прихрамывая по полу. – Тогда убей его. Убей тварь. Посмотрим, хватит ли у тебя отваги совершить то, что должно быть сделано.

– Пойдемте, миледи, – умоляет меня Фанд, указывая рукой на выход, а змей тем временем вновь разворачивается в сторону помоста. Снова пробует своим языком воздух, и меня охватывает ужас настолько сильный, что, боюсь, он может поглотить меня всю без остатка.

Когда змей обвивает свои кольца вокруг разрушенного трона, я позволяю увести себя к дверям, а когда оставшийся народ выходит следом за мной, я приказываю закрыть за нами дверь и запереть ее на прочный засов.





Глава 23




Снаружи тронного зала все кричат. Советники кричат друг на друга. Генералы и рыцари тоже кричат, пытаясь выяснить, кто из них и куда должен идти и что делать. Кто-то просто рыдает в голос. Придворные сбились в кучку, держатся за руки, пытаются понять, что же они видели. Подобную магию можно считать редкостью даже для страны, где в ходу загадки и заклятия, и где острова поднимают с морского дна по простому велению.

Мое сердце бьется часто и сильно, заглушая для меня все остальное. Народ о чем-то меня спрашивает, но их голоса звучат отдаленно и глухо. Мои мысли не покидает стремительно темнеющее лицо Кардана и звук его голоса, произносящего:

«Бо2льшую часть своей жизни я провел, оберегая свое сердце. И настолько тщательно оберегал, что мог вести себя так, словно у меня его вообще нет. И пусть сейчас оно у меня потрепанное, изъеденное червями, огрубевшее – но твое».

– Миледи, – говорит Грима Мог, касаясь моей спины своей ладонью. – Миледи, пойдемте со мной.

Ее прикосновение возвращает меня к реальности – шумной и пугающей. Я с удивлением смотрю на стоящую передо мной людоедку в красной шапке. Грима Мог хватает меня и затаскивает во внутренние покои.

– Возьмите себя в руки, – грозно рычит она.

Мои колени подгибаются от слабости, и я соскальзываю на пол, прижимая одну руку к груди в безуспешной попытке унять свое – сердце.

На мне слишком тяжелое платье, оно давит, и я не могу дышать.