Королевство слепых
Часть 87 из 98 Информация о книге
Гамаш и Жан Ги последовали за Изабель по коридору. Ее муж остался в гостиной, проводил их взглядом. Он признавал, что он и дети всегда будут самыми важными частями жизни Изабель; эти трое тоже своего рода семья. Изабель оставила дверь открытой, а в спальне горел ночник. На одной кровати лежала София, дочь Изабель. Крепко спала. На другой лежала маленькая девочка. Она лежала на боку, свернувшись калачиком под одеялом. Глаза открыты. Руки вцепились в подушку под головой. Арман подошел к ней и тихо опустился на колени. Когда он видел девочку в последний раз, волосы у нее были спутаны и слиплись от грязи. Теперь волосы были чистыми и расчесанными. Девочку вымыли в ванне, и теперь от нее пахло лавандой. – Это Арман, – тихо сказал он. – Мы уже знакомы. Я полицейский. Девочка испуганно отпрянула, ее глаза расширились. – Все хорошо. Я тебя не обижу. Никто тебя не обидит. Ты в безопасности. – Он решил, что ему не стоит приближаться. Прикасаться к ней. – Ты теперь можешь уснуть. Он улыбнулся ей, надеясь и молясь, чтобы улыбка не выдала, как болит за нее его сердце. – Ты позволишь? – спросил он Изабель, показывая на книгу на прикроватном столике. Изабель кивнула. Арман пододвинул стул и открыл книгу. – «…в которой нас знакомят с Винни-Пухом и некоторыми пчелами, – прочел он голосом низким, тихим и спокойным. – И истории начинаются». – Что Амелия? – спросила Изабель у Жана Ги. Они оставили старшего суперинтенданта читать девочке, а сами вернулись в гостиную. – Мы только что из больницы, – сказал Бовуар, опускаясь в кресло. – Сердце у нее работает, и дышит она самостоятельно. – Мозг не поврежден? – Они проводят тесты, но точно можно будет сказать, когда она придет в себя. Мы от тебя поедем прямо к ней. Изабель кивнула. – Если я могу чем помочь… – Хорошо, буду иметь в виду. Спасибо. Я дам тебе знать. – Она все это время работала с шефом? И… никто не знал? – Никто. – Даже ты? – Даже я. Я считал, он исключил Амелию в надежде, что она выведет его на карфентанил, но я понятия не имел, что это полицейская операция. Изабель внимательно посмотрела на Жана Ги: – И ты не в обиде, что он тебе не сказал? Он приподнял пальцы над подлокотником кресла, потом опустил их. Что он мог сказать? Что мог сделать? Он знал: такова природа их работы. Секретность. Секреты. Были они и у Лакост. У всех старших офицеров были тайны, которые те держали при себе. Бог свидетель, у него самого были секреты. В особенности один. Он знал, что вскоре ему придется раскрыть его тестю. И эта тайна была гораздо ближе к дому и гораздо более личной, чем те, что скрывал от него Гамаш. – Что карфентанил? – спросила Изабель. – Похоже, мы арестовали всю партию. Кроме тех доз, которые ушли на эксперименты. – Какие эксперименты? – спросил муж Изабель. – Этот опиоид такой новый, что никто не знает размер безопасной дозы. А доза еще зависит и от веса тела, телосложения. От здоровья. У многих наркоманов сердце ослаблено, и самая малая передозировка отправляет их на тот свет. Этот тип… Бах-бах-бах. Перед мысленным взором Бовуара промелькнула эта сцена. Тело упало. Мертвое тело. Что-то такое, чего он никогда не сможет забыть. Еще один призрак в общем доме. – …экспериментировал на наркоманах. Давал им разные дозы и записывал на предплечье количество. Миллиграмм. Два. Смотрел, кто выжил, кто умер. Изабель покачала головой, ее лоб собрался в морщины. – Почему он назвал его «Дэвид»? – Имя его отца. Она задумалась, не понимая, какой смысл в том, что сказал ей Бовуар. Что это – благодарность, оскорбление, обвинение? Дань признательности или намерение сделать больно? Изабель подозревала второе. – Как ты? – спросила она Жана Ги. Она догадывалась о том, что у него на уме. Он только что убил молодого человека. Отпетого. Преступника. Убийцу. Убил при самообороне. Но так или иначе, парень умер. И недалек тот день, когда Жану Ги придется встретиться с его отцом. Дэвидом. – Устал я, – сказал Жан Ги, и она видела: ему, чтобы прийти в себя, понадобится нечто большее, чем горячий душ и хороший сон. – Потрескивание кленовых поленьев в камине, – тихо сказала она. – Хот-дог на игре «Канадиенс». Рука Оноре в твоей. – Это бы мне не помешало, – прошептал Жан Ги. – Merci. Бовуар посмотрел вдоль коридора туда, где спали дети. Оттуда доносился тихий звук, почти шелест. Жан Ги и Изабель тихо прошли по коридору и заглянули в спальню. Арман закрыл книгу и склонился над ребенком, уперев локти в порванную на коленях, грязную ткань брюк. Он напевал. А глаза маленькой девочки в кровати закрылись. «Эдельвейс, эдельвейс…» Много часов спустя Амелия Шоке открыла глаза, прищурилась на ярком свету. Она почувствовала чью-то руку у себя на плече и вздрогнула. – Все в порядке, вы в больнице. Меня зовут доктор Бодро. Я ваш лечащий врач. Он говорил медленно. Внятно. – Вы можете назвать ваше имя? Последовала пауза. – Амелия… Шоке. – Верно. А это кто, вы знаете? Доктор Бодро показал на человека, стоящего рядом с ним. – Жопа. С ручкой, – пробормотала она. – Что… – начал было доктор, но Гамаш хрипловато рассмеялся. – И это тоже верно, – сказал он и посмотрел через кровать на Жана Ги, который облегченно улыбнулся. – Извини за все это, Амелия, – сказал Гамаш. – Вы… – Да, всю партию. Амелия закрыла глаза, и Гамашу показалось, что она задремала. – Девочка.