Коронованная звездами

– Можно?

Лиам поменялся в лице. Стылое недоверие перешло в изумление. Он кивнул.

На ощупь винкулас странный. Он тверд как камень, но это не мертвая материя. Под пальцами шероховатая кожа Лиама.

– Ты чувствуешь это?

– Всем телом. Всей душой. – Его голос дрожит.

Я глажу Лиама по руке, он вздрагивает, и я улыбаюсь. Можно ли удивить его еще больше? Я подхожу на шаг ближе и целую в плечо, там, где здоровая кожа переходит в рубцы. Отчетливо слышно, как тяжело дышит Лиам, и я не могу отвести взгляд. Я рассмотрела его руку, и мне уже не страшно. Это просто часть Лиама: широкая грудь, жилистые руки, плоский живот, глаза с золотыми искрами – и поле битвы на плече.

– Ты прекрасен, – шепчу я.

Тут Лиам засмеялся, только вот совсем не весело. Он, наверное, решил, что я сошла с ума.

– Это отвратительно, – кривится он, с отвращением глядя на свою руку.

– Нет. Ты прекрасен. Не идеален, но идеален кто ж?

Лиам приподнимает бровь:

– И ты еще о таком спрашиваешь?

– Что, я? Нет! – Мне хочется рассмеяться, но я сохраняю серьезность. – Ты мой нос вообще видел? На каждом из нас есть следы борьбы. Ты боролся не на жизнь, а на смерть. Я отстаивала честь сестры. Но так и не победила.

Лиам усмехнулся.

– Подумаешь, нос малость кривоват. Это мило и не сравнится с полем битвы. – Он указывает на свою руку.

– В Лиаскай, может, и нет. Но там, откуда я родом, нос – самое главное в человеке, – без тени улыбки заверяю я. – Только с красивым носом, прямым и совершенным, можно добиться высокого социального положения, найти отличную профессию и удачно выйти замуж. При таком носе, – я щелкаю по своему, – выходить на улицу можно только с мешком на голове.

– Что за дикие порядки, – возмущается Лиам. Чувствую, он не купился, но поддерживает игру. – Я еще по суеверной примете о падающих звездах понял, что Завременье – мир совсем не цивилизованный.

– Зато там оценили бы твои шрамы. И еще спросили бы, как ты сделал такой классный пирсинг.

Я рассмеялась, думая, что пошутила очень удачно. Однако Лиам не смеется.

– Борьба с винкуласом стоила мне много больше, чем может показаться. Я тоже не победил.

Тут до меня дошло. Вот почему на днях он так резко отказался помогать мне, вот почему он так ужасно стыдится своей руки… Дело не во внешности. Дело в том, чего нельзя увидеть. В том, чего больше нет. В том, что он потерял.

– Ты уничтожил винкулас? А с ним и магию…

Могла и не спрашивать. Я уже знаю ответ.

– Да. Но там было не так много магии, которая могла кому-нибудь пригодиться. Я из клана…

– Ткачей снов, – заканчиваю за него. – Я знаю.

Взгляд Лиама посуровел.

– Тебе Алис рассказала?

– Ну, вообще-то ты сам. Логично, что талантливый воришка принадлежит к клану фигляров и бродячих музыкантов.

– К клану отверженных, – поправил Лиам.

Я пожала плечами.

– Я знаю, о чем говорится в книгах других кланов: ткачи снов не захотели воевать, бежали и затаились.

– Как трусы. Предатели.

– А в одной книге написано, что ткачи снов были правы. И после войны они вернулись, чтобы позаботиться об израненной и искалеченной стране. Если бы не осталось ни одного свободного клана, все были порабощены, Лиаскай погибла бы.

Лиам ласково погладил меня по плечу, и от этого прикосновения по коже пробежали мурашки.

– Ты прочла сказку, Майлин. В ней нет ни слова правды. Тот, кто писал эту книгу, совершил это не из уважения, а из жалости. Истина в том, что ткачи снов не могут исцелять. Никого и ничего. Ложь, обман, лицедейство и воровство – вот все наши таланты. А магия ограничивается иллюзиями и мечтами. Все, на что мы способны, – обманывать людей. И только по ночам, ведь другие маги давным-давно решили, что таким лжецам нельзя доверить Церцерисы. Никогда об этом не забывай!

Теперь понимаю, почему Лиам раз за разом отталкивал меня. Он стыдится, что принадлежит к клану, который никто не уважает, который все презирают вот уже пятьсот лет. Все, кроме автора книги с таким подходящим посвящением.

Так много книг. А я выбрала именно ту, которую мне следовало прочесть.




Нам надо поговорить. Наконец-то поговорить откровенно, без утайки. Но над горой, над нашим плато, сгустились устрашающие черные тучи. Лиам считает, нам надо поскорее вернуться в долину, иначе неожиданный ливень затопит тропы, ведущие через скалы, смоет нас и утащит на глубину… Мы бежим так быстро, что мне больно дышать. А еще я споткнулась о какой-то злополучный камень и поранила колено. Но останавливаться нельзя. Грозные тучи гонят нас вперед.

Вот последняя каменная круча осталась позади, а перед нами раскинулись дикие, поросшие высокой травой луга. Лиам остановил меня и указал на небо. Там целые горы облаков! Огромные тучи, подобно кораблям, гонимым ветром, разбиваются о скалы. Первый раскат грома только усиливает впечатление. В отблесках зарницы серые пики скал кажутся то лиловыми, то зеленоватыми. Здесь, в долине, порывы ветра кружат листву.

И тут я увидела их. Ночные кошки! Сначала только две, и как же они высоко… Эти две кошки сцепились друг с другом, но вдруг появились другие, и вот уже с десяток ночных кошек резвятся над нашими головами. Они весело играют в салки, выписывают невероятные петли или камнем летят вниз, чтобы у самой земли вновь взмахнуть крылами и устремиться ввысь. Среди них выделяется одна кошка, особенно красивая, но Лиам не сводит глаз с другой, серебристой и изящной. Зузу.

– Она снова летает… – тихо и с неподдельной гордостью шепчет он. – Я нашел Зузу в прошлом году, левое крыло у нее было сломано, а перепонка на крыле порвана. Никто не думал, что она выживет, не говоря уже о том, что когда-нибудь снова полетит. А я знал, что так будет.

Кошки носятся в вышине слишком быстро, сложно уследить взглядом за Зузу.

– Она летает так же, как другие. Вообще никакой разницы.

– А вот она еще чувствует разницу. – Лиам вздыхает. – Но старается об этом не думать.

Запрокинув головы, мы наблюдаем за игрой ночных кошек. Их не волнует, что будет завтра, они не грустят о том, что было вчера. Они живут сегодняшним днем, здесь и сейчас. Возможно, что мы умеем поймать частицу их необузданной свободы, их грациозной легкости.

Закончилось все так же неожиданно, как и началось. Небесные хищники, похожие на звезды, мелькнули в вышине и исчезли. А в следующее мгновение на нас обрушился проливной дождь.

– Дело дрянь! – Смеясь, Лиам хватает меня за руку и тянет за собой. Мы бежим, добегаем до леса, промокнув до нитки. Приближающаяся гроза гонит нас дальше, но и деревья не спасают от дождя. Капли стекают по листьям, мы бежим словно под десятками водосточных желобов и хихикаем каждый раз, когда сверху льет вода.

В темно-фиолетовом небе вспыхнули первые молнии, когда мы добежали до деревни. Вода стекает по моим волосам, а в ботинках она хлюпает при каждом шаге. Держась за руки, мы мчимся по улице, хватаясь друг за друга, как пьяные. Вот и хижина Лиама! Он толкнул дверь, и мы, споткнувшись о порог, ввалились внутрь. Окно нараспашку, через него ветер задувает мелкие капли дождя. На кровати лежит Зузу, совершенно сухая, и медленно моргает, будто мы пробудили ее от многочасового сна. Смеясь, стягиваем с ног ботинки, влажные носки, ищем полотенца и тряпки – протереть мокрые половицы.

Немного прибрались, Лиам выдал мне сухие вещи, а сам ушел на крошечную кухню заваривать горячий чай. Мокрая одежда липнет к коже. Как же здорово снять все это и натянуть теплую рубашку, мягкие и удобные штаны Лиама, хотя они мне великоваты и приходится подтягивать их к груди, чтобы не сваливались. Я подкладываю дрова в камин, но никак не могу отыскать спички. Должно быть, они у Лиама на кухне. Иду туда и замираю в дверном проеме. Лиам стоит ко мне спиной и что-то шинкует, а я наблюдаю за ним, прислонившись к стене. Он снял мокрую рубашку, а брюки облегают его ноги будто вторая кожа. С каждым движением на его спине перекатываются мышцы, волосы еще влажные, на затылке поблескивают несколько капель.

Устоять невозможно, нет сил. Я неслышно подхожу к нему и обнимаю за пояс.

– Бедненький, у тебя не осталось рубашек?

– Отдал тебе последнюю, – улыбается Лиам и, пока я раздумываю, что бы такое ответить, добавляет: – В надежде, что у тебя есть сердце и ты ею поделишься.

Лиам не показывает виду, но я все равно чувствую, что он боится. Все еще не уверен, может ли снова показать мне свою изувеченную руку, даже теперь, когда я знаю, какая она. Бьюсь об заклад, у него в сундуке и правда нет больше чистых рубашек. Я медленно стираю каплю воды с его плеча, веду пальцем по покрытой рубцами коже. Нет здесь ничего отталкивающего. Я испытываю совсем иное чувство. Глубокую гордость за Лиама: он не подчинился воле королевского двора и освободился. Не представляю, сколько мужества для этого потребовалось…

– А что ты делаешь?

– Ужин. У меня еще остались грибы из Жадных лесов.

– О нет… Я совсем забыла, у меня ведь свидание!

– Свидание? – Он тихо смеется, я чувствую это, потому что обнимаю его за пояс. – И с кем же?

– С кем-то. Не важно. Главное – у него аллергия на грибы!

– Неужели? Так чего ты хочешь? Что тебе приготовить?

– Я не хочу есть, Лиам.

Не знаю, что Лиам там резал, но он продолжает.

– Точно? А если я торжественно поклянусь, что в доме совсем нет грибов?

– Да, точно.

Лиам положил нож, ко мне не обернулся. Пальцем провожу по мокрому следу между его лопатками, оставленному каплей.

– Ну вот, ты разрушила все мои планы. Тогда чем займемся? У нас впереди целый вечер.

– Есть у меня одна идея… Только нам нужна твоя кровать, а это совсем не понравится Зузу.

Мы уютно устроились на кровати Лиама, укутав озябшие ноги одеялом. Зузу очень недовольна! Мы громко болтаем, а несчастная кошка больше всего на свете жаждет покоя. Но нам столько нужно друг другу рассказать… Я рассказываю, как Вики впала в кому и мне пришлось со всем справляться самой, учиться противостоять подлости, издевкам и глумлению. Лиам сообщает, что было время, когда он гордился наследием клана, любил свою магию. Да, ее он скрывал, и на то были причины. К ткачам снов относились как к отбросам магического общества, их считали опасными для людей. Да еще он мгновенно оказался бы во власти Королевы… От одной мысли мне не по себе. Я спросила Лиама о сути его магии, но он молча покачал головой. Может, поговорим об этом позже. Не все за один раз.

Веселого в наших историях мало, но все равно мы находим над чем посмеяться. Говорим без остановки, умолкаем, только когда кому-то из нас нужно заварить ужасно сладкий чай или быстренько сбегать под дождем в уличный туалет.

Уже довольно поздно. Зузу, рассердившись, удалилась, а Лиам приготовил нам еду: бутерброды с творогом, фруктами и орехами, и я готова простить ему все грибы из Жадных лесов.

Дождь давно смыл дневной свет, а мы больше не вспоминаем прошлое, говорим о будущем – планируем путешествие в Рубию, затем за Море Семи Жизней, будто какое-то совместное приключение.

– Ты останешься? – Вопрос Лиама выбивает меня из колеи.

Я вздрогнула. Хочется дать сразу два ответа, но один исключает другой. Остаться – значит отказаться от сестры. Уйти – много больше, чем разорвать отношения. Вместе с Лиамом я потеряю друга, соратника в этом опасном деле. Того, кто занял важное место в моем сердце, закрытом для других людей.

– На ночь, Майлин, – успокаивает Лиам, улыбаясь, но улыбка какая-то натянутая. – Я говорю только об этой ночи.

Ночь не будет длиться вечность, и от этого мне страшно. Я прижимаюсь к Лиаму, будто так смогу остаться с ним, а он зарывается лицом в мои волосы.