Коронованная звездами

Натаниель судорожно сжал правую руку в кулак, с его губ внезапно сорвался стон боли. Винкулас! Я затаила дыхание, но ничего не произошло.

Натаниель знал, что король управляет винкуласом? Слова Кассиана напугали не меня одну, Натаниель также в ужасе. Но ему хватило ума пойти на попятную, он склоняет голову:

– Милорд, я никогда не стану на пути у вашего желания.

Как странно слышать такое от человека, все еще одетого в джинсы, кроссовки и обтягивающую футболку из моего мира! Это сбивает с толку сильнее, чем ночь, заточенная в трон.

– Отлично!

Кассиан, кажется, удовлетворен. Обернувшись, он протягивает мне руку:

– Мы договорились?

– А разве у меня есть выбор? – тихо спрашиваю я.

– Конечно. Пока твоя сестра не скончается, я каждый день буду добиваться твоего расположения, принося дары в знак моей безграничной привязанности. К слову о дарах – я кое-что для тебя приготовил.

Кассиан взмахнул рукой, и какой-то воин подал ему сверток из ткани. Кассиан положил его мне на колени и неторопливо развернул. Ноги у меня дрожат, как сумасшедшие, да и я вся дрожала, пока Кассиан снимал одну складку за другой.

Что я вижу… в последней складке оказались человеческие волосы. Длинные, пепельно-серые волосы. Это волосы Грейс. Моей Грейс. Моей храброй, ни в чем не повинной Грейс…

Кассиан со смехом обратился к своим воинам:

– Она плачет, видите? Она плачет от благодарности, а ведь это лишь волосы ее служанки! Как же она обрадуется, когда я положу ей на колени чью-нибудь голову или сердце? Да, сердце! Это будет очень романтично.

Издевательски улыбаясь, Кассиан вновь обернулся ко мне и вновь протянул мне руку.

– Я хочу, чтобы этот трон занимала изящная роза. Ты, Майлин, – безобразный чертополох. Чертополохом ты всегда и будешь, мы оба это знаем. Но способна ли ты притвориться розой?

Без колебаний жму протянутую руку:

– Могу. И да, мы договорились.





Глава 39




Бывшая моя комната с потайным ходом оставалась моей последней надеждой, но Кассиан распорядился, чтобы мне отвели другую – маленькую, расположенную очень высоко. Через окно виден тот самый двор, где я наблюдала порку воина. Уверена, это не случайность. Окно такое узкое, что в него не пролез бы и ребенок, а ко всему оно еще защищено решетками. И те блестят так, словно их только что установили. В горничные мне определили двух костлявых девиц. Стараюсь обращать на них как можно меньше внимания. Кассиан будет следить за мной, и если он заметит, что я проявляю к кому-либо хоть толику доброты, то использует это против меня. Горничные приносят мне одежду, которая призвана напоминать мне, кто я есть. Чертополох. Одежда серая, грубая, колючая. Одеяние прислуги. Часами слоняюсь по спальне, ставшей мне тюрьмой, – не могу усидеть на месте. Ходьба помогает мне привести в порядок мысли, помогает обуздать чувства. Кассиан – мерзавец, и второго такого во всей Лиаскай не сыскать. Мало того что он хочет использовать меня и тем самым удержать власть, так ведь он уже проделал это с моей сестрой. Надеюсь, хотя бы ей он ничего не рассказал. Сердце сжимается при мысли о том, как перед смертью Вики узнает, что Кассиан вытворял все эти годы. В приступе тошноты хватаю тазик для умывания…

Натаниель тоже еще тот мерзавец. Вообразил, будто сможет жениться на мне и стать королем после того, как обманул меня и предал.

Если бы я опустила внутреннюю защиту, то впала бы в отчаяние. Лишь воображение не дает мне сломаться. Представляю, как Кассиан с Натаниелем вступили в бой и зарубили друг друга мечами.

А еще – снова и снова гоню от себя сон, который преследует меня наяву, прокрадывается в глубины разума и в самое сердце. Сон о том, как приходит Лиам и спасает меня.

Прислоняюсь к стене у окна, прижимаю лоб к холодному твердому камню, а потом стукаюсь о него головой. Представляю, что за оконными решетками появляется Лиам… Прекрасное видение никак не хочет исчезать. Вижу его зеленые глаза с золотыми искорками. И что мне такое грезится? Лиам даже не знает, что я здесь.

Следующие дни я провожу как узница в тюрьме. Сижу, опустив голову на руки, прислонив голову к окну, подпирая головой стену. Отчаяние делает голову тяжелой. Служанки приносят еду и свежее белье. Дважды в день вооруженные до зубов королевские воины – все время разные! – в полном молчании отводят нас троих в ванную. Почти ни с кем не разговариваю – все равно никто мне не отвечает. Лишь раз я попросила разрешения сходить в библиотеку, но добилась лишь того, что на моем столе появилась стопка пыльных книг.

Каждое утро, вскоре после восхода солнца, со двора доносится зловещий бой барабанов, а я лежу, смотрю в потолок и думаю: «Интересно, что там происходит?» У меня нет сил, чтобы встать и выглянуть в окно.

Дни проходят как в дымке, как в каком-то жутком дурмане. Теряю счет времени и скоро уже не понимаю, давно ли я здесь. Четыре дня, пять дней? Стараюсь внимательно следить за всем происходящим вокруг, но чем больше времени проходит, тем слабее надежда на то, что появится возможность сбежать.

Но однажды утром, когда мои тюремщики ведут меня по длинным коридорам в ванную, нам встречается на пути изящная девушка, чей силуэт я узнаю издали и против света. Это Грейс.

Успела подавить чувства до того, как они меня выдадут, – и, что куда важнее, до того, как они выдадут Грейс. Иду дальше, словно эта хрупкая девушка с коротко остриженными волосами – обыкновенная служанка, ничем не отличающаяся от остальных. Но когда мы минуем друг друга, ловлю ее быстрый взгляд и скрытую в глазах улыбку. Они дают мне то, что я все последние дни столь тщетно искала по всем уголкам и закоулкам, а именно – надежду.

В ванной я одна: охранники с горничными ждут за дверью. Умываюсь, тянусь за одним из сложенных полотенец и испуганно одергиваю руку. На верхнем полотенце бурая полоска, будто оно испачкано. Похоже на засохшую кровь. Дыхание перехватывает. Убрав это полотенце, я замечаю на следующем крохотную точку, а это записка! Углем нацарапано:



«Сегодня ночью. Здесь. Когда Луна ляжет на весы».



Грейс! Чуточку удивляюсь тому, что она умеет писать. И тут же злюсь на себя оттого, что недооценивала и ее, и остальных служанок. Они живут в общине, похожей на деревенскую, им нельзя разговаривать. Но между собой они, конечно, как-то общаются, а самый простой способ – посредством письма. Записку я прожевала и проглотила. Никто ее не найдет.

Потом, вернувшись к себе и оставшись в одиночестве, старательно пытаюсь догадаться, что может означать «Луна на весах». Вероятно, это указание на время, но само словосочетание мне ни о чем не говорит.


Вдруг раздается стук в дверь. После моего «войдите» дверь медленно отворяется, и в комнату входит Натаниель Бэджет.

– А, так вот зачем поставили решетки на окнах, – холодно проговариваю я вместо приветствия. – Чтобы я не выбросила тебя из окна.

– Миледи, я испытываю глубочайшее сожаление оттого, что не смог оправдать ваших ожиданий, – отзывается Натаниель.

Он никогда прежде не обращался ко мне столь формально. Так и хочется в него плюнуть. Отвернувшись к окну, смотрю на ненавистный двор.

– Король желает вас видеть.

– Желает? Я что, похожа на Санта-Клауса с мешком подарков, генерал Бэджет?

Может, оно и глупо бросать Кассиану вызов. Надо быть осторожнее. Но встретиться с Натаниелем и не дать ему понять, как сильно я презираю его за предательство, – выше моих сил.

– Мне понятен ваш гнев. И я боюсь его, что бы ни говорил король.

Натаниель подходит ближе. Еще шаг – и он узнает, что Люсинда обучила меня еще и кикбоксингу.

– Но, Майлин, – продолжает он, понизив голос, – все не так, как ты думаешь…

– Значит, ты не хочешь видеть меня на троне? – язвительно спрашиваю я.

– Отнюдь. Я никогда не утверждал обратного. – Тут он шумно вздохнул. – Я люблю эту страну, Майлин, и верю во все ее пророчества и законы. Из тебя получилась бы хорошая Королева – сильная Королева, быть может, достаточно сильная для Лиаскай. Знаю, ты не хочешь власти, но подумай о своем мире, о Завременье. Посмотри на тех, кто жаждет власти, Майлин. Неужели они – достойные правители?

Не отвечаю, высматриваю ночного кота, которого иногда вижу во дворе.

– Я считаю, что власть в надежных руках тогда, когда обладатель этих рук власти не ищет. Но…

Кровь приливает к ушам, на секунду заглушая все звуки, и слова Натаниеля растворяются, как капли краски в воде.

Господи, нет! По двору из ворот ведут человека. Я узнаю его сразу, да что там – я узнала бы его, даже если б ему на голову накинули мешок!

Как они сумели тебя схватить?! Ты обещал, что тебя никогда не поймают! Ты поклялся мне, проклятый лжец!

Хватаюсь за подоконник с такой силой, что ногти скребут по камню. Возьми себя в руки! Во что бы то ни стало ты должна взять себя в руки! Если Натаниель поймет, что я знакома с Лиамом – если поймет, что он для меня значит, – то наши сердца окажутся в их с королем руках. Кассиан не преминет съесть их у меня на глазах – медленно и с наслаждением.

Натаниель продолжает нести какую-то чушь, а я тем временем переступаю с ноги на ногу, изо всех сил стараясь не подать виду, что меня волнует происходящее во дворе.

Лиама сопровождают четверо королевских воинов, двое из них держат цепи, которыми скованы его руки, вывернутые и прижатые к спине. Одна из цепей тянется от запястий к плечам и шее, а с другой стороны – обратно, и, если Лиам пошевелит руками, он задушит себя. Его руки обнажены. На нем лишь штаны и разорванная рубашка без рукавов. Его шрамы на плече, то самое поле битвы, которого он так стыдится, выставлено на всеобщее обозрение – теперь все могут видеть, кем он некогда был. И все же Лиам шагает с высоко поднятой головой. Может, из-за цепей он и не может иначе. Мокрые пряди волос спадают на лицо. Одежда тоже мокрая, и за ним тянутся мокрые следы. Лицо выражает все – и ничего. Вижу сырой, холодный фасад без малейшей трещинки.

Что они с тобой сделали?!

– Дольше медлить нельзя, миледи.

Слова Натаниеля вырывают меня из оцепенения. Лиам исчезает за дверями, и я оборачиваюсь. Натаниель прав. Глупо заставлять короля ждать. Он хочет меня сломить, ради этого он не остановится ни перед чем. Лучше притвориться, что в этом нет необходимости.

Делаю глубокий вдох.

– Идем.

Когда я прохожу мимо, Натаниель едва слышно бормочет:

– Все должно было получиться иначе.

– Да? Тогда почему бы нам не исчезнуть? Прямо здесь и сейчас.

Я ему больше не верю, и меня нисколько не удивляет, что у него заготовлено оправдание.

– Потому что магические запасы Церцериса не безграничны.

На его месте я бы ответила так же.

Кассиан сидит на обитом бархатом диване в роскошно обставленной чайной комнате и помешивает чай, не обращая на меня никакого внимания. Серебряная ложка стучит по фарфору, словно колокольчик. Толстые ковры и тяжелые гобелены на стенах поглощают все остальные звуки.

– Садись, Чертополох, – велит Кассиан, но предостерегающе поднимает палец, когда я собираюсь занять кресло напротив. – Нет, не туда. Твое место здесь, внизу. – Он указывает на пол возле себя. – Я не хочу тебя обижать или издеваться над тобой, – преувеличенно мягко говорит он. – Но у тебя нет времени на то, чтобы получить образование, которое соответствовало бы твоему будущему титулу. Практика показывает, что вы, ирландки, быстрее схватываете, если дать вам стимул.

Практика? Опускаюсь на пол и стискиваю от гнева и отчаяния зубы, представляя, как он мог когда-то унижать Вики, совсем еще ребенка. Кассиан старше ее года на два, не больше. Он что, сидел здесь прыщавым подростком и вдруг обнаружил, что ему нравится унижать женщин?

– О, твоя сестра была очень прилежна, она быстро получила привилегии, – ответил Кассиан на незаданный вопрос – Она с самого начала была милой маленькой розочкой, чего, к сожалению, нельзя сказать о тебе.

– Как она? – тихо спрашиваю я.

Кассиан лишь вздыхает, а потом зовет:

– Арманда, твоя очередь.