Краденое счастье
Часть 18 из 31 Информация о книге
Он уже стоял посреди комнаты и не спеша одевался. Ни одного взгляда в мою сторону. Движения отточенные, жесткие, порывистые, как и он сам. Я тихо прошла сзади, подобрала свою одежду и тоже начала одеваться, стараясь на него больше не смотреть. Мой сотовый вибрирует, и я знаю, что это Каролина звонит спросить как все прошло. Или кто-то из моих. А мне стыдно даже глаза поднять. Альварес подошел вплотную ко мне. — Оказалось тебя можно было просто купить, а я, блядь, дурак, старался тебе понравиться. Думал, что не такая, как другие. А ты шлюха. Очередная продажная дырка. Все было банально просто. Достал деньги из бумажника и протянул мне. — Здесь в два раза больше. Заслужила. Судорожно стараясь не дышать, я хотела взять, но он нарочно уронил их на ковер. Купюры закрутились и плавно приземлились на ковер. — Поползай, пособирай и одевайся. Со мной поедешь. Каждый день двойным окладом. С твоими боссами я уже договорился. Застыла стиснув руки в кулаки. Что значит с ним? Мы так не договаривались. Каролина сказала пару раз и… — Я не могу. — А тебя никто не спрашивает. Я хочу тебя трахать пока мне не осточертеет. И направился к двери. — Нет. Вы не можете. Я… я не согласна. — Срать я хотел на твои согласия теперь. Не пойдешь добровольно будет по-плохому. Я бросилась к телефону, но он оказался проворнее и отобрал его у меня. — Никаких телефонов. Пока не заслужишь. Вышел из номера даже не закрыв дверь. А я стояла и смотрела на деньги. Отчаянно хотелось схватить каждую купюру и яростно разорвать, но я собрала их все и аккуратно положила в сумочку. Они нужны Ане и я найду способ их передать… как и способ связаться с Каролиной, чтоб она помогла мне вырваться от ее психопата мужа. Я чувствовала себя осужденной без права на оправдание. Без права голоса и без права на апелляцию. Мне нужно было только молча принимать все, что этот человек захочет со мной сделать. Меня увезли в небольшой особняк в лесной местности, в какой-то глуши. И мне стало страшно, что я не выдержу. Я здесь сломаюсь. Я не готова к тому на что обрекла себя. Одно дело заключать сделки в кафе с чашкой в замерзших руках, а совсем другое ощущать себя вещью, за которую заплатили и с которой будут делать все, что хотят. Унизительно больно и до сумасшествия хочется рассказать правду, но нельзя. Первую ночь я провела в полном одиночестве в роскошной комнате с огромной постелью, заваленной таким количеством подушек, что куда не повернись они были везде. Шелковые простыни, запах аниса и стерильной чистоты. Что это за дом? Вряд ли он принадлежит Альваресу. Скорей всего он его снимает. Первое, что я сделала это осмотрела окна и двор, камеры наблюдения и сколько людей охранят территорию. Решетки на окнах, забор под током. И мне показалось, что сбежать отсюда невозможно. И я совершенно не умею лазать через заборы и по деревьям. Я всегда была девочка-девочка. С бантиками, рюшками и куклами в коляске. Спала с мишкой и боялась крови. Своей и чужой. Меня сразу тошнило. После смерти родителей я осталась совершенно одна… глупая, неприспособленная к жизни, не знающая ее совершенно. У меня всегда было все хорошо и правильно. Я хорошо училась, я все делала на отлично, меня любили родители баловали и лелеяли, ограждая от любого зла. И сейчас мне казалось, что вдруг с мира слезла обертка. И я увидела какой он на самом деле. Обрушилась какая-то лавина грязи и я тону под ней, пытаюсь тянуть руки, кричать, молить о помощи, но меня никто не слышит… ведь я все это делаю молча. С какого-то момента моя жизнь превратилась в ад. Начиная с увольнения за воровство, бешеными долгами, похищением Гошеньки, понимания, что Дима… Дима далеко не тот человек, каким я привыкла его считать… а я… я продалась испанскому футболисту и сейчас заперта загородном доме с решетками на окнах. И… и вряд ли меня кто-то станет искать. Ведь я «уехала по работе». Я уснула ближе к утру и меня разбудил будильник. Нет, он не звучал из каких-то часов или приспособления. Он звучал отовсюду с каждого угла. Как сирена. Я распахнула глаза и испуганно уселась на постели. Двери комнаты открылись и на пороге показался мужчина, одетый во все белое. Молча положил на стол поднос, на котором даже издалека были видны лакированные туфли на высокой шпильке, кивнул мне и вышел из комнаты. Я бросилась к столу и тут же отшатнулась. На подносе лежат блестящие трусики, чулки в сетку, красная помада и платье горничной с фартуком настолько короткое, что, если хоть немного наклониться будут видны ягодицы. Тяжело дыша, не говоря ни слова я оделась. Если все это можно назвать одеждой. Вышла в коридор, где меня молча ждал мужчина в белом. Я пошла за ним цокая огромными каблуками и боясь с них свалиться, растянуться на полу. Мы зашли в просторную комнату, и мужчина провел меня на веранду. Следом за нами вошел слуга с подносом в руках, сервированным на одного человека… Как же ароматно пахнет из-под крышки на большом блюде. Ощутила насколько я голодна. Я не ела со вчерашнего утра. Желудок свело голодными спазмами. Но вряд ли этот завтрак принесен для меня. Испанец восседал на кресле полубоком, расставив широко ноги в кроссовках. Одет по-спортивному. На нем лонгслив с вырезом на бронзовой груди. И джинсы и лонгслив кипенно белые. Контрастируют с его смуглой кожей и черными волосами. Он увлеченно смотрел телевизор. На огромном широком экране шел футбол, а из колонок гремела музыка. Слуга стал рядом с подносом. Ставить завтрак некуда. Разве что на колени Альваресу. Испанец оторвался от экрана и кивнул мне, подзывая к себе. Медленно подошла, в нерешительности, стараясь не рассматривать его лицо. Но невольно тянуло… на него невозможно не обращать внимание. Рукава подтянуты до локтей и обнажают сильные руки с выпирающими венами. Похож на отдыхающего зверя, расслабленного и довольного собой. Есть в нем какой-то противоречивый налет аристократизма вперемешку со звериным темпераментом. Эдакое животное, отвлекающее от своей натуры и заставляющее обманчиво считать себя цивилизованным человеком. И все же он невероятно красив… Все черты лица отточены, как будто четко прорисованы, вылеплены гениальнейшим скульптором, доведенные до идеала. Но в них проглядывается нечто дикое, неуправляемое, жесткое. Даже то, как он отбивает ритм музыки большим и указательным пальцем… даже эти движения отточено властные, чувственные. Как я не видела всего этого при первых встречах. Он вызывал во мне самую разнообразную палитру чувств. От злости, до восхищения, от ярости до возбуждения и страх. В моих эмоциях всегда присутствовала легкая нотка страха. Сейчас она превалировала над всеми остальными. С хищника свалились все маски. Повернулся ко мне и осмотрел с ног до головы своими темными, бархатными глазами от темноты которых по коже пошли мурашки. Нет в этих глазах больше игривости, нет в них той искры, которая заставляла меня трепетать, покоренной его морщинками в уголках… Мне стало одновременно и страшно и в тоже время захотелось поглубже вдохнуть его запах. Горький аромат незнакомого парфюма и крепкого кофе. Почувствовать, как все тело охватывает жаром, как становится тяжело дышать под его взглядом, как напрягаются соски и тянет низ живота. И я уже смотрю на его резко очерченные скулы, на сильную шею в вырезе и на рельефные мышцы груди, выступающие под тонкой трикотажной тканью. — Вот теперь ты выглядишь так, как и должна выглядеть. Дорогая блядь. Приподнял одну бровь глядя на мои ноги в развратных чулках, на грудь, спрятанную под фартуком. Чтобы ничего не ответить стиснула челюсти. — Проголодалась? Кивнула едва головой. Неужели пригласит позавтракать с ним? — Еду надо заслужить. Я продолжала улыбаться. Он ведь шутит, наверное. — Поработаешь столом. Я хочу завтракать на свежем воздухе и смотреть матч, но здесь нет стола. Если не прольешь мой кофе и не опрокинешь тарелку с тостами — получишь завтрак. Он шутит или издевается? Посмотрела на слугу с подносом — тот невозмутим, как статуя. Не шевелится с подносом в руках. Перевела взгляд на Арманда — карие глаза смотрят на меня с каким-то едким презрением и жесткостью. Альварес улыбается, но эта улыбка не затрагивает его взгляд. И моя исчезает… я понимаю, что это не шутка. — Молчишь? Правильно. Молчи. Рот откроешь, когда я скажу. А теперь стань на четвереньки у моих ног. Я судорожно глотнула воздух, глядя то на него, то на огромный экран телевизора. Этого не происходит на самом деле. Этот человек не может быть настолько омерзителен и жесток. — Чего ты ждешь? Это входит в оплату твоего эммм… труда. Начинай трудиться. Вчерашняя возня не в счет. Отшатнулась назад, чувствуя, как стало нечем дышать. Он… он чокнутый психопат и садист? И по безмятежной и довольной улыбке поняла, что да — психопат и испытывает истинное наслаждение унижая меня. — Давай. Я жду. Мой завтрак остывает. Глава 14 — Тебе доставляет удовольствие меня унижать? — Ты даже не представляешь какое удовольствие мне это доставляет. Становись на колени. Задом ко мне. Сейчас. Стиснув челюсти медленно опустилась на колени. — На четвереньки. Оперлась на руки и невольно посмотрела на экран. Там тоже ОН. Носится с мячом. Гибкий, юркий, как стрела. Сильные ноги, накачанные икры. — Поставь свой поднос сюда и свободен. Ощутила тяжесть на спине и зажмурилась. Когда дверь захлопнулась я почувствовала, как по моей ягодице скользнула горячая ладонь. Прикрыла глаза, почувствовав его руку между ног. Закусила губу до боли, чтобы отрезвить себя, чтобы напомнить себе — я шлюха. Сейчас, здесь для него я просто купленная им подстилка, которую он собрался трахать тогда, когда ему вздумается и как вздумается. Это не акт любви, это даже не просто секс, вызванный обоюдным желанием. Это просто клиент и купленная им вещь. Он будет ею пользоваться, попутно унижая и вытирая об нее ноги. Альварес снова и снова будет показывать мое место. За то, что оттолкнула и отвергла его… за то, что унизила его эго. Он даже не знает, чего мне тогда это стоило и как сильно я хотела быть с ним… как мечтала о нем все это время и вспоминала наши встречи. Он казался мне недосягаемой фантазией. А сейчас мне хотелось выцарапать ему глаза, вылить на него кофе, выплеснуть в лицо кипятком. И я не могла… не могла себе этого позволить. По ту сторону моего безумия жизнь маленького мальчика, а я уже пошла по краю пекла и поздно сворачивать назад именно сейчас. Нужно найти выход из этого ада, забрать деньги и забыть об этом человеке, как о страшном сне. — Раздвинь ноги, не сжимайся. И смотри на меня. Там. На экране. Я хочу, чтоб ты следила за мной взглядом. Прольешь кофе останешься без завтрака, — голос хриплый, низкий. Слегка надавил и помассировал мою плоть, а у меня по коже прошел вихрь мурашек. Этого не может быть. Со мной не может происходить вся эта дрянь. Все эти ненавистные ощущения, которых не должно быть. Собственная реакция… непредсказуемо дикая. И пульсация становится все отчетливей… там, под его пальцами все ноет. Просто у меня никогда не было кого-то похожего на этого мужчину, кого-то настолько знающего женское тело. Палец другой руки прошелся по моим губам, и испанец надавил мне на подбородок, одним движением заполнил мой рот сразу двумя пальцами, надавливая на язык, проталкиваясь к горлу и в ту же секунду вонзился во влагалище, рывком, одним сильным движением по самые костяшки, ударяя ими о нежную плоть. Я еле сдержала стон, но его рука мешала стонать, только замычать… Как же дико я ненавидела его сейчас, ненавидела и проклинала себя за то, что живот опалило жаром, за то, что внутри все сжалось, сократилось, появилась ненормальное желание почувствовать не только его руки. Как вчера… как в моих самых влажных фантазиях. — На экран смотри. Ты любишь футбол, Таня? — пожалуйста… сдержаться, не сжать его пальцы губами, не коснуться их языком. Пусть делает что хочет. Я больше не поддамся, я останусь равнодушна к его грубым, извращенным ласкам. — Соси мои пальцы, сучка. Соси и причмокивай, заглатывай так, как если бы это был мой член. Иначе я сам оттрахаю твой рот. Тебе это не понравится. Грубые слова, произнесенные с хрипотцой над самым ухом и словно противореча им пальцы его другой руки, выскальзывают из моего лона, отыскивая клитор легонько, умело, властно сжимают его подушечками, перекатывая, массируя, дразня так изысканно и чувственно, что я ощущаю, как напряглись соски и уперлись в синтетическую ткань униформы. Услышала легкий смешок, подонок наверняка почувствовал, как я вздрогнула и как твердеет узелок под его ласками, как набухает и пульсирует, когда он царапает его ногтем и снова сжимает, и отпускает, заставляя меня дрожать и всасываться в его пальцы изо всех сил. — Мокрая. Мокрая шлюшка, которая возбудилась, стоя на коленях передо мной и работая моим столиком. Попробуй какая ты… мокрая. Поменял руки местами и поднёс к моим губам влажные от моих соков пальцы. — Вылизывай их. Ощути, какая ты маленькая, течная сучка. Теперь понимаю почему настолько дорогая. Кончающие проститутки всегда стоят дороже. Тебе с ними так же хорошо? Ты орешь? Стонешь для них? Куда тебя трахают? Ты продаешь все свои дырки или только две? Мокрые от моей слюны пальцы глубоко вошли внутрь лона, надавливая на стенки, растягивая изнутри, и я невольно, гортанно застонала, закатывая глаза. От напряжения тело закаменело и тряслось мелкой дрожью. Я не хочу… нет. Не хочу вот так с ним опять. И эту нарастающую волну… я уже ее узнавала. Она начиналась там, где его пальцы потирали клитор, пощипывали, растирали и сдавливали, и снова вонзались глубоко внутрь, чтобы изводить меня толчками и опять выскальзывать наружу одновременно с этим трахая мой рот по самое горло. А я смотрела на его лицо на экране. Мокрое от пота, покрытое бусинками их хрусталя. Камера выхватывает огромные карие глаза с черными вратами ада внутри зрачков, с азартом и дьявольским блеском. Облизал полные губы кончиком языка и все мое тело заныло, завибрировало от жажды получить больше. Оно приближалось… проклятое, ненавистное удовольствие. Унизительный, мерзкий оргазм, зудящий на самом кончике клитора, охватывающий его по спирали тонкими покалываниями пока не сорвало в пропасть, не выгнуло так что поднос полетел на пол, а я закусила его руку, сжала зубами до крови, безжалостно, сильно, так чтоб рот наполнился солоноватым привкусом, с громким криком, сильно содрогаясь, сжимая его пальцы потираясь о них доведенной до наивысшей точки возбуждения, плотью, по животному, инстинктивно продлевая удовольствие, которого никогда и ни с кем не испытывала ранее. Тут же ощутила, как задернул юбку мне на пояс, стягивая трусики вниз. — Как же ох***но ты это делаешь, как же по-настоящему изображаешь это. Бляяяядь, я готов платить миллионы за эти судороги и закатывающиеся глаза. Так натурально, так красиво, мать твою, долбаная ты шлюха. Как я представлял это… представлял раньше и скулы сводило. Хотел тебя, сучку. До бешенства… все эмоции мне вывернула. Готов был ради… И сейчас хочу. Пиз***ц, как хочу тебя! Перевернул на спину, развел ноги в стороны, поднимая за колени к моей груди, ткнулся головкой члена у самого входа, надавил, проводя по нижним губам и сильным движением пробился вперед. На всю длину, заставив зайтись и захлебнуться стоном. Задвигался быстро, яростно, жестко потираясь лобком о мой лобок, придавливая своим весом, впиваясь взглядом в мое лицо. А я сдавила его плечи, прогнулась в пояснице, впуская глубже… инстинктивно, на голых эмоциях. Но он вдруг подался вперед, удерживая вес своего тела на руках. — Почему? Такая… такая красивая, нежная… почему блядь? Тебе нравится, когда тебя е*ут толпами, нравится? Ты кайфуешь от бесчисленных членов в тебе? Или что? Деньги? Дерут за деньги? Вот так? — глубоко, сильно вошел в меня, удерживая мое лицо всей пятерней. — Нравится, да? — и еще один толчок мощно, грубо, — Отвечай, тебе нравится? Говори со мной! — Нет! — зажмуриваясь и и пытаясь оттолкнуть, — Не нравится… нет! А он давить мои скулы все сильнее и толкается резче, больно, сильно. Намеренно жестко, чтобы причинить максимум дискомфорта, доставая до самой матки, заставляя меня пытаться отодвинуться, чтоб избежать таких глубоких проникновений. — Больноооо, — стонола, мотая головой, впиваясь в его плечи в попытках оттолкнуть. — пожалуйста, мне больно. — Ничего… потерпишь. Тебе не впервой. Не все клиенты бывают ласковыми. Оргазмы тоже надо выстрадать. С тебя на сегодня хватит. Обкончалась уже. И не прекратил вбивался все сильнее, все больнее, глубже, так что у меня слезы потекли по щекам. Ощутила, как он остановился, как сжалось в камень его тело и напрягся внутри огромный член, как запульсировал изливаясь горячим семенем под хриплое рычание, переходящее в низкий гортанный стон.