Кредит доверчивости

Никита бросил перчатки на стол.

— Я их нашел.

— И правда… мои.

Она надела перчатки и обняла его, обхватив за шею.

— Думаешь, я сумасшедшая?

— Да. Только я тоже дурак.

Это была изнуряюще долгая любовная схватка…

Под пассажи Вивальди они перебили в кабинете почти все сувениры — большие ракушки и прозрачные колбы с белым песком кубинских пляжей Варадеро.

— Я люблю тебя, — шептала Элина, — люблю… Не знаю, что со мной случилось, увидела и голову потеряла…

От Никиты никто никогда не терял голову, это он ее потерял — от своей жены, поэтому слова Элины пробудили в нем новое чувство собственной значимости и нужности. Любил всегда он. И никогда — его…

Словно во сне он прожил два месяца. Ему была непривычна забота о нем — непривычно внимание, с которым Элина заботилась о его гардеробе, правильном питании и здоровье. Он не заметил, как в какой-то момент потерял право голоса. Не понял вовремя, что любовь может быть удушающей, связывающей по рукам и ногам.

Элина переехала к нему, заняв собой, своими вкусами, привычками все его квадратные метры, всю его душу и существование.

— Не надевай эту рубашку, она тебя простит.

— Не вздумай есть столько морепродуктов, получишь белковый шок.

— Не стригись так коротко.

— Не трать так много денег на книги. Зачем тебе букинистическое старье?

У нее хватало времени руководить своим бизнесом, заниматься хозяйством и отслеживать все его телодвижения.

Он ходил к ее парикмахерам, носил одежду, которую она покупала, машину отгонял в сервис ее приятеля и мыл на мойке, которой владел друг ее бывшего мужа.

У нее все было схвачено, расписано и продумано.

Пару раз она обращалась к нему за помощью для своих друзей. Он поговорил с кем надо, сгорая от стыда, но друзьям это не помогло.

Тогда Элина сказала:

— Зачем тебе эта прокуратура? Хочешь, откроем ресторан и я сделаю тебя управляющим?

Открывать ресторан Никита не хотел. Так же, как не хотел менять машину, носить безобразно дорогие рубашки и питаться спаржей на пару.

Больше, чем любви, ему захотелось свободы. Чтобы подгоревшую картошечку да прямо со сковородочки, да с дешевыми сосисками…

И чтобы никто не подтыкал за воротник слюнявчик и не считал калории…

Он Элине так и сказал однажды вечером.

— Ты меня не любишь, — трагически прошептала она.

— Люблю. Но желаю есть то, что мне нравится, покупать, что захочу, и работать в прокуратуре.

Глаза у Элины потемнели.

— Я договорилась, на следующей неделе нас распишут.

— Разве я делал тебе предложение?

— Если ждать, пока ты его сделаешь, можно состариться.

— Я не хочу жениться. Пока не хочу.

Она сбросила с подоконника орхидеи в горшках, которые сама же и разводила, и распахнула окно.

— В смысле? — не понял Говоров ее резкого жеста.

— Я покончу с собой.

Никита расхохотался. Что-то знакомое послышалось ему в ее интонациях. Что-то общее с его первой женой.

— Валяй, — сказал он, шире распахивая окно. — Только прежде подумай… Тут третий этаж, внизу газон. Вряд ли ты разобьешься насмерть. Ноги переломаешь, останешься инвалидом.


Это была не жестокость, а единственно правильный выход. Если бы он бросился ее уговаривать, утешать и спасать, она бы всю жизнь шантажировала его суицидом.

Элина ушла от него в тот же вечер. Вывезла все костюмы, которые ему покупала, все галстуки, все носки, орхидеи и почему-то — личный ноутбук Говорова.

Никита сразу же купил сосисок, нажарил картошки и наелся — вкусно и досыта.

Из этой истории он сделал вывод — любовь и свобода должны быть синонимами. Лучше жить одному, чем с удавкой на шее под названием Любовь.

Через месяц Никита случайно узнал, что Баженова вышла замуж за заместителя районного прокурора Круглова. И открыла ресторан «Мистраль». Круглов с работы уволился и стал управлять этим рестораном.

Как йоркшир на коротком тугом поводке.

Никита ему сочувствовал.

Несмотря на свои суицидальные наклонности, у Элины появились все шансы опять остаться вдовой.

Говоров долго не мог отойти от этой истории, даже стал сторониться женщин.

Что вышло из того, что любил он? Развод.

Что вышло из того, что любили его?! Мука.

Нужен какой-то тонкий баланс в отношениях, чтобы одиночество не превратилось в другое наказание — брак.

Почему-то тогда, в ресторане, глядя на Лену, он подумал, что именно с ней этот баланс никогда не будет нарушен.

Почему-то он так подумал…

С Леной можно делиться радостью и оставаться самим собой.

А еще оказалось, что своим выходным и этой прогулкой он может делиться не только с Леной, но и с ее племянником. Это было особенно здорово, потому что любой ребенок умеет радоваться пустяку в сто крат сильнее, чем взрослый.





* * *


Сенька попросил четвертое мороженое.

Пришлось прибегнуть к аргументу Никиты.

— Гланды отрежут, уколов наставят. Оно тебе надо? — спросила я.

— Потерплю, — огорошил меня своим ответом Арсений.

— Настоящие пацаны много сладкого не едят, — пришел на помощь Никита.

— А что они едят? — насторожился Сенька.

— Мясо. Шашлык хочешь?

— Можно, — деловито согласился «настоящий пацан». — Только побольше.

Мы поехали в ближайшую шашлычную. И хотя павлин так и не распустил в моем присутствии хвост, я чувствовала себя абсолютно счастливой и отдохнувшей.

У Сеньки светились глаза. За всю жизнь, наверное, ему не уделяли столько внимания, сколько в эту субботу.

Никита принес несколько люля-кебабов, лаваш, соусы и овощной салат в большой миске.

— Тут только люля-кебаб остался, — сказал он и, посмотрев на Сеньку, добавил: — Только не спрашивай меня, что такое люля и что такое кебаб. Я не готов ответить.

— Я и не спрашиваю, — сказал Сенька.

Увидев растерянное лицо Никиты, я рассмеялась. Умение мальчишки ставить людей в тупик, наверное, досталось ему в наследство от Натки.

— Только ты все равно подготовься, — велел Сенька Никите. — Я в следующий раз спрошу.

— В следующий раз я буду во всеоружии, — серьезно пообещал Говоров.

Сенька съел парочку кебабов и… заснул, уронив голову на стол.

— Умаялся, — засмеялся Никита.