Кредит доверчивости

Она ерзала на сиденье и крутила головой, пытаясь получше рассмотреть Константина.

— Лейтенант Таганцев, — улыбнулась я, глядя в зеркало заднего вида, как он глазами пожирает Натку.

— Без пяти минут старший! — выпалил тут же он и протянул ей огромную ладонь. — Константин Сергеевич. Для вас просто Костя…

Они обменялись рукопожатием, которое сопровождалось смехом Натки и заговорщицким шепотом Константина Сергеевича.

Прощаясь, сестра послала ему воздушный поцелуй…

Вот и думай после этого, какой лучше быть — умной или красивой?

У умных — проблемы, они сидят за рулем и денег до зарплаты дают, а красивые… флиртуют, шепчутся, поцелуйчики воздушные посылают, и не беда, что деньги растратили раньше времени — умные им займут…

— Сестрица ваша просто прелесть, — мечтательно произнес Таганцев. — Я для нее все, что смогу, сделаю!

— Ну, тогда, душа моя, Константин Сергеевич, пробей-ка по базе один номерок… Натке с него звонят, угрожают и деньги требуют.

— Деньги требуют?! — Константин Сергеевич длинно присвистнул.

— Да, якобы она кредиты взяла какие-то и не отдает.

— Разберемся, Елена Владимировна. Диктуйте ваш номерок.

Я назвала ему цифры, и Таганцев громко отрапортовал, что о проделанной работе доложит вечером.

Я положила трубку и вздохнула — опять использование служебного положения в личных целях. В Наткиных целях, тут же поправила я себя. Еще неизвестно, взялся ли бы так рьяно Таганцев за дело, если бы оно касалось меня. Конечно, я знаю, что взялся бы, но… почему-то опять грустно подумалось, что иногда выгоднее быть красивой, чем умной… Вон малознакомый, без пяти минут старший лейтенант носом землю рыть собирается, ни капли не усомнившись, что Натка никому не должна…

А впрочем… может, не усомнился он в этом именно потому, что сестра у Натки — редкая умница?! И кстати, совсем не уродина.





* * *


Кроме дела Малышева против «Астра-Финанса», у Лены на столе лежало несколько папок с другими делами, которые требовали немедленного рассмотрения.

Как назло, все они были связаны с ЖКХ. Две соседские жалобы о заливе квартиры и три — на неправильные поборы управляющих компаний за коммунальные услуги.

Из всех папок Лена выбрала самую тонкую.

Начинать лучше с дела поменьше и попроще — учила ее подруга Маша.

Отодвинув другие папки в сторону, Лена погрузилась в мир сантехники и евроремонтов.

Немолодая, судя по дате рождения, заявительница Саранкина в кошмарных выражениях и ужасающих сравнениях описывала свои страдания от очередного, как она утверждала, залива ее квартиры соседкой сверху.

Лена невольно вспомнила Австралию на своем потолке и Надежду Степановну.

Вздохнув, она допила остывший кофе, наискосок пробежала глазами исковое заявление, просмотрела многочисленные акты комиссии ЖЭКа и взглянула на сумму требований.

— Ух ты! — искренне восхитилась судья Кузнецова. — Никогда не видела миллиардеров!

Усмехнувшись, она еще раз внимательно перечитала просительную часть: «Прошу взыскать с ответчика в возмещение материального вреда, причиненного заливом квартиры и порчей имущества, 10 миллионов рублей и компенсацию морального вреда в размере 990 миллионов рублей».

— Итого, миллиард. — Лена озадаченно потерла переносицу. — Ну что ж, с вас и начнем, будущая миллиардерша. Ну и аппетиты у наших истцов! Это вам не Наткины страдания из-за двух миллионов, то ли взятых в кредит, то ли нет…

Ее вывел из размышлений деликатный кашель.

— Вы, Дима, как всегда, вовремя, — подняв глаза на вошедшего помощника, сказала Лена. — Вроде все материалы в полном комплекте?

— Да, Елена Владимировна, документы в порядке, — подтвердил Дима.

— Ну, вот и славно, поможем восстановить жилищно-коммунальную справедливость гражданам. Приглашайте истца и ответчика в зал, может быть, удастся примирить стороны.

Когда Лена вошла в зал, истица и ответчица уже были на месте.

— Прошу всех встать! — торжественно провозгласил Дима, исполняющий обязанности секретаря судебного заседания.

Истица и ответчица встали. Лена заняла судейское место, раскрыла дело.

— Прошу садиться, — сказала она. — Судебное заседание объявляется открытым. Рассматривается гражданское дело по иску Саранкиной к Игнатовой о возмещении материального вреда, причиненного заливом квартиры и порчей имущества, и компенсации морального вреда.


Пока Лена зачитывала суть дела и исковые требования, Саранкина с надменным видом рассматривала ногти. Симпатии у Лены она не вызывала.

— Саранкина, вы поддерживаете исковые требования? — обратилась к истице судья.

— Да, в полном объеме…

Она была немолода и некрасива, так, по крайней мере, показалось Кузнецовой. Следы многочисленных омолаживающих операций, подтяжек и уколов отнюдь не красили ее и без того неприятное лицо — перенакачанные силиконом губы, лишенные мимики ботоксные щеки и лоб…

Выпирающие от инъекций скулы и вывернутые чуть ли не наизнанку веки вкупе с ее непомерными финансовыми аппетитами вызывали в Лене чувство отвращения.

Но судья должен быть беспристрастным, и Лена постаралась подавить в себе острую неприязнь, представив Саранкину голодным, плачущим новорожденным ребенком, которому срочно нужно сменить памперс и сунуть соску.

Это был старый проверенный способ.

Воображаемый младенец из Саранкиной получился трогательный — с пухлыми щечками и большими голубыми глазами…

«Четыре качества принадлежат судье — учтиво слушать, тщательно внимать, размыслив мудро, беспристрастнейше решать!» Эту мудрость Сократа она как-то услышала от одного известного талантливого адвоката и в трудные минуты заученно повторяла ее про себя.

— Ответчик Игнатова, вы признаете исковые требования?

Она посмотрела на ответчицу — совсем молоденькую девчушку. Из материалов дела следовало, что Аня Игнатова, сирота из детдома, лишь год назад въехала в квартиру по соседству с Саранкиной, закрепленную за ней государством после смерти отца. И на тебе — уже трижды залила соседку. Да еще и на такую колоссальную сумму.

И вот стоит эта сиротинка, чуть старше ее Сашки!

Девушка посмотрела на нее испуганными, широко распахнутыми глазищами.

— Я не против… то есть возражений у меня нет…

— Вы уверены, Анна? Вам не требуется время, помощь защитника? Каких-либо дополнительных документов или свидетелей? — Лена почувствовала жалость к сироте, но тут же вспомнила свое заклинание и попыталась стать беспристрастной.

— Да, уверена. Ничего больше не надо, — замотала головой Анна.

— Прошу, истец, изложите суть предъявленных требований.

Саранкина живо подскочила, как будто детская игрушка «обезьянка на пружинке».

— Ваша честь! Эта мерзавка, ничтожество, детдомовка прокля…

Лена хлопнула папкой по столу.

— Истец! Остановитесь! Прекратите нарушать порядок судебного заседания!

Она сама не ожидала от себя такой реакции, но стерпеть откровенное хамство не смогла.

— Я?! Я со всем уважением к суду и вам, ваша честь! — обиженно взвизгнула истица.

Саранкина искренне не понимала, почему судья ее остановила. Она ведь еще и не приступила к перечислению всех мыслимых и немыслимых грехов этой новоиспеченной соседки-детдомовки.

— Давайте по существу — кто, что, когда, где. Понятно? Слушаю вас.

— Ладно… По существу. Эта мерз… ну в общем, Анька, в смысле Игнатова, как вселилась в наш дом, так от нее житья не стало! Чуть не каждый день гулянки, грохот, потопы! А у меня антикварная мебель, персидские ковры, ремонт дорогущий. Гади… в смысле аморальная личность! Вот! Перепортила все имущество! Требую материального и морального ущерба! — Саранкина поджала свои «силиконовые» губы и полоснула Игнатову ненавидящим взглядом.

— Все? Что-то добавить хотите? — Лена неустанно твердила про себя сократовскую формулу, но помогало это слабо. К раздражению, которое вызывала у нее наглая истица, добавилась злость.

— Я, кажется, ясно все изложила, а ругаться вы сами не велели. Все! — Истица вздернула подбородок. — Пусть платит… А если не может, так пусть выметается из квартиры! Суч… Ой, простите! — Саранкина демонстративно прикрыла рот пухлой рукой с безвкусными акриловыми ногтями.

Почему этой тетке так хочется уничтожить эту девчонку? Ведь даже стажеру ясно, что силы неравноценные, все доказательства подобраны умело и жестко. И запредельная, фантастическая сумма в исковом заявлении проставлена с единственной целью — вынудить беззащитную девушку продать квартиру, чтобы возместить ущерб. А вернее, чтобы, даже лишившись всего своего нехитрого имущества, она еще и осталась должна.

Лене невольно вспомнилась Натка с ее «кредитом». Хоть бы Таганцев во всем разобрался…

А квартиру нынче отобрать и впрямь стало легко и просто. Слишком просто. Ох уж эти кредиты и ипотеки…

— Что скажете, ответчик? — обратилась Лена к Игнатовой.

— Я? Я ничего сказать не могу. Права тетка. Я во всем виновата. Ну, нет у меня таких денег. — Девушка замолчала и принялась разглядывать потолок.

— Ну, вот видите! Ничего нет, ничего не знаю, ничего не скажу! Платить кто будет? Нечем? Давай квартиру освобождай! Детдомовка подзаборн… извините. — Саранкина, уже не скрывая, торжествовала победу. — Ваша честь, у нее все одно за душой нет ни хр… в смысле, ни фига. Так вы уж сразу взыскание на квартиру наложите, чтоб время не терять.

Лена поморщилась от настырности и визгливости истицы, конечно, она требует невозможного, но раз ответчик не защищается и вины своей не отрицает, то здесь даже самый беспристрастный судья не в силах что-либо сделать.

Она задумчиво полистала бумаги.

Оставался последний шанс.