Кровь на Дону

— Молчи и смотри! — наказал князь.

Потеребив в руках цветок, старший отряда бросил его, вскочил на коня и двинулся к речной стороне. За ним последовал и весь отряд.

— И чего они пошли туда? — удивился Агиш. — Ведь там же были уже двое, может, тропу нашу заприметили?

— Тропа дальше, севернее, а где турки, там обрыв.

На обрыве ертаул и остановился. Смотрел, как нес свои воды величественный Дон. Старший громким голосом подал команду, и ертаул, продвигаясь по берегу, повел коней обратно в сторону возвышенности.

— Ты чего-нибудь понял, Дмитрий Владимирович? — посмотрел на воеводу Агиш. — Турки, которых прислали сюда, воины опытные, а разведку провели, словно отроки, только начавшие обучение военному делу.

— Как бы, Ильдус, старший османов не обманул нас, — поглаживая бороду, заметил Савельев.

— Ты это о чем?

— Увидел следы и еще чего, что указывает — в крепости кто-то есть. Но кто и сколько, узнавать опасно. Посему сделал вид, что ничего не заметил, и увел отряд. А дойдет до Азова, доложится аге или бею о своих подозрениях, и пойдет к Кельбереку рать немалая.

— И что? Будем ждать?

— Ничего другого не остается. Ты пойди, передай Гордею, что разведка турок ушла, пусть вновь выставят посты, а остальным попусту бродить по крепости запретить.

— Понял.

Большая рать турок не пришла, значит, старший ертаула ничего не заподозрил. А вот по реке пошли первые галеры, галиоты, вспомогательные и торговые суда. Пока их было мало. Шли по одному судну, соблюдая дистанцию. За веслами сидели рабы — гребцы. Ветра не было, и ставить паруса не имело смысла. Появление судов означало скорый выход из Азова и сухопутных сил.

Два дня дружина Савельева смотрела на проходившие суда. И как только большое пыльное облако поднялось на юге, со стороны крепости Азов, после вечерней молитвы и трапезы воевода особой дружины отдал наказ собраться и идти к условленному месту для переправы к казакам.

Дружине удалось скрытно уйти из Кельберека, убрав все следы своего стояния там, подобрали даже конные «яблоки» — лошадиный навоз. Шли по пути, который проложил помощник атамана Лунина, Макар Данилов. Следовало пройти сорок верст. Движение притормаживали обозные телеги, но до полуночи вышли к Тихой бухте.

Оставив дружину в кустах, Савельев с Бессоновым проехали на песчаный берег. На том берегу их увидели, зажгли факел. То же самое сделал Гордей. Сигнал был принят, и к восточному берегу пошли три плота в сопровождении десятка малых лодок с казаками.





Глава вторая




За месяц до этого. Москва.



Князь Савельев с женой и сыном с утра поехали проведать родственников, князя Острова и его супругу, княгиню Василису Гавриловну.

Родители Ульяны приняли гостей радушно. Прошли годы со свадьбы и рождения внука, внутренние распри позабылись, жили по-доброму. Колымагу Савельева установили во внутренний двор, где гостей уже ждали хозяева. По обычаю обошли подворье, посмотрели сад, огород, конюшню. Все ухожено, чисто. Князь Остров держал прислугу крепко. Не сказать, чтобы в «ежовых» рукавицах, но послаблений особых не давал. Тако же и в вотчине. Под стать ему была и Василиса Гавриловна, строгая, красивая женщина, которую, казалось, годы не только не старили, но делали только краше.

После положенного традицией обхода поднялись в горницу, где был накрыт стол со всевозможными яствами. Выставлены кубки и с хлебным вином, и с заморским, и с пивом, и с медовухой.

Приступили к праздничной трапезе. Сын Савельева, шестилетний Владимир, названный так в честь отца Дмитрия, озорничал. Ему это здесь позволяли, так как дед и бабка души в нем не чаяли. Ульяна сделала замечание и отправила отрока гулять в сад, строго запретив выходить на улицу.

Выпили, закусили, повели разговор. Все больше о новых порядках, названных опричниной, введенных царем в 65 году.

Князь Остров был против нововведения.

— Ну скажи мне, зять, зачем было делить государство и людей на опричнину и земщину? Разве без того нельзя было обойтись?

Савельев же, который во всем поддерживал государя, напомнил:

— А ты, отец, вспомни, как все было? Иван Васильевич не издал Указа о новом порядке, он вынес это на решение народа.

— Что-то я, Дмитрий, не слыхал, чтобы в Боярской думе то обсуждалось, да и среди вельмож знатных. Ни на Москве, ни в других землях.

— Я сказал о народе, а не о знати.

— Но и среди людишек простых такого не было.

— Да, царь поступил по-другому, — кивнул Савельев. — Многие бояре пытались противостоять ему. Один заговор десятилетней давности, когда ближние вельможи по настоянию княгини Ефросинии Старицкой во время огненной болезни Ивана Васильевича отказались принести присягу законному наследнику, чего стоит. Ведь тогда бояре и княгиня Ефросинья хотели видеть на престоле князя Старицкого. И это при живом государе и наследнике. Подавил тот заговор царь непомерным усилием воли своей. И разве казнил или отправил в ссылку Старицких? Нет, он послал их в свой удел. А потом, в 54 году, когда у царя родился сын Иван, вернул родственников. Более того, назначил Владимира Андреевича Старицкого опекуном сына и прямым наследником в случае смерти Ивана Ивановича. Это всего лишь один пример. А что было потом? Бояре, не все, конечно, но весьма влиятельные и сильные, открыто срывали усилия государя по централизации Руси, что не могло не вызвать ужесточение власти. Но и тут государь не пошел на подавление воли своевольных бояр. Если помните, отец, он с семьей выехал из Москвы в Александровскую слободу и там в начале января месяца объявил о своем отречении от престола в пользу старшего сына Ивана Ивановича. Что тогда произошло на Москве? Бояре, стоявшие против государя, возрадовались, вот он, переломный момент, можно власть и трон без крови брать, сажать на него юнца, как когда-то самого Ивана Васильевича, назначать опекунский совет, вводить в него своих людей и править. И так было бы. Но… Москва восстала. И восстала не против царя, а против тех бояр, что радовались отречению. Если ты не помнишь, то я помню, как Кремль заполнили тысячи москвичей, разъяренных изменой бояр. Что сделала Боярская дума? А то, что ничего другого сделать не могла. В Александровскую слободу отправилась большая делегация просить Ивана Васильевича вернуться на царство. И вновь тысячи тысяч людей сопровождали ее. Тогда государь выставил условие об учреждении опричнины. С ним во всеуслышание согласились все. Я подчеркиваю особо — все. И мятежные бояре в том числе. Так что сейчас упрекать царя в том, что было принято годы назад?

— Достаточно, Дмитрий, — поморщился князь Остров. — Все, тобой сказанное, мне известно, но согласись и ты, что государь иногда допускает излишнюю жестокость по отношению к своим подданным.

— По отношению к боярам, что пытаются свести на нет реформы в государстве, да, но так и должно быть. В отношении люда простого — нет. Ну, если только против лихих людей, убийц, грабителей, воров. Тех он также не жалеет.


— Князья, хватит вам о власти, больше поговорить не о чем? Разве у нас нет других забот? Или мы не можем просто так, по-семейному отобедать? — вступила в разговор княгиня Острова.

— И действительно, что-то вы разошлись, — поддержала мать Ульяна. — Хлебное вино в голову вдарило?

— Водка тут ни при чем. Я выйду во двор, душно что-то тут, — сказал Савельев.

— Ступай, Дмитрий, — поддержала его жена, — охолонись. И отец успокоится. Ведь жили же мирно, пошто ныне-то заводить ссору?

Савельев поднялся, но выйти не успел — на пороге горницы объявился ключник князя Острова:

— Извините, хозяева, извиняй, князь Степан Гордеевич, гонец к нам прибыл.

— От кого? — в один голос спросили Остров и Савельев.

— От князя Крылова Юрия Петровича к Дмитрию Владимировичу.

— Вот и посидели, погутарили, — усмехнулся Остров. — Ступай, Дмитрий, коли Крылов зовет. А чрез него, мыслю, сам государь. Ты же незаменимый воевода на Москве.

— Давай, Степан Гордеевич, без этого, без ерничества, — повернулся к тестю Савельев.

— Ну что ты, Дмитрий, какое ерничество! Я вельми горжусь, что у меня такой зять.

Ульяна поднялась проводить мужа и поехать с сыном домой. Без него она не оставалась у родителей. В отсутствии мужа жене след смотреть за хозяйством, а не ходить по гостям.

— Останься, Ульяна, не обижай родителей, побудь с ними, — на этот раз остановил ее Дмитрий.

— Ты так хочешь, — глядя ему в глаза, спросила Ульяна, — или говоришь из-за приличия?

— Хочу.

— Добро, я останусь, но тогда дождусь тебя здесь.

— Хорошо, заеду сюда, как освобожусь. Не смогу, гонца пришлю.

Савельев поклонился тестю, теще, перекрестился на образа в красном углу, вышел из горницы. В сопровождении ключника спустился по лестнице во двор, где увидел неизвестного воина, чему немало удивился:

— Доброго здравия тебе, воин! Не ведаю, как звать, — поприветствовал он гонца.

— И тебе того же, князь. А звать меня просто — Иван, я недавно у князя Крылова.

— Как нашел меня?

— Поехал на подворье твое, сказали, ты у родителей жены, вот я и сюда.

— Что велел передать князь Крылов?

— Чтобы ты ехал к царю.

— Вот как? И куда ехать? В Кремль?

— Нет, на опричный двор.

— Князь Крылов уже там?

— У него, Дмитрий Владимирович, другие заботы.

— Ясно.

К Савельеву подвели коня, а гонец меж тем продолжил:

— Ты езжай прямо на двор, там тебя свободно пропустят, о том Григорий Лукьянович озаботился.

— Это Скуратов, что ли?

— Он.

— Странно, ни чинов, ни титулов, а, почитай, первый у государя человек.

— И так бывает.

— Ты не со мной?

— Нет, князь, у меня еще дела на Москве!

— Добро!