Ксенофоб

Мой преследователь сделал несколько шагов вперед, двигаясь плавно и быстро, будто танцуя. Вот он стоял у мехвагена, а через мгновение – уже чуть в стороне, а еще через секунду расстояние, нас разделяющее, сократилось вдвое.

– Стоять! Руки держать на виду! – заорал рядом риттер, а солдаты синхронно вскинули винтовки, готовые стрелять по первому слову начальства.

Но иномирянин и не подумал подчиниться приказу.

Если бы я еще сомневался, то в следующее мгновение, как только он выхватил откуда-то из кармана уже знакомую мне короткую трубку – копию моего вчерашнего трофея, отбросил бы все вопросы в сторону. Сомнений не оставалось – именно это существо напало на меня ночью в номере.

Секунда – и два солдата уже падали на землю, держась за шипы, воткнувшиеся им в шеи. Риттер и оставшийся солдат выстрелили, но промахнулись. Существо двигалось слишком быстро, обычной человеческой реакции не хватало, чтобы успеть за ним, перехватить траекторию его движения и попасть из столь примитивного оружия.

Еще секунда – и упал офицер, а следом за ним и последний солдат. Убийца был уже в десяти шагах от «Мавританца». Не уйти, я слишком задержался, даже рвани я сейчас с места, он легко нагонит мехваген бегом.

Я выстрелил два раза в полуразмытую тень, но, разумеется, промахнулся.

А в следующий миг убийца уже стоял прямо перед «Мавританцем».

И тут позади меня яростно зарычал Грэг. В его голосе в этот момент не было ничего человеческого – так дикие животные отпугивают смертельно опасных соперников.

Хлопнула дверца мехвагена, я чуть повернул голову. Грэг выскочил из «Мавританца» и теперь стоял напротив черного убийцы. Оба замерли, даже не дыша. Казалось, весь мир замер вместе с ними.

Грэг отчетливо произнес одно слово:

– Ненавижу!

И прыгнул вперед.

При этом он двигался не менее быстро, чем его противник. Шип, выпущенный убийцей, пролетел мимо и воткнулся в дверцу мехвагена на уровне моего тела. Шип воткнулся в металл! Из чего же он сделан?..

Еще раз выстрелить у черного не получилось, Грэг сшиб его с ног, уронил на землю и навалился сверху, впившись зубами тому в шею. Я не узнавал миролюбивого репортера, в него словно вселился обезумевший демон смерти. Он рвал чужака зубами, он душил чужака, вцепившись ему в шею руками.

Тот пробовал отбиваться, но бесполезно – Грэг явно был в этот момент сильнее. Не знаю, чем бы все окончилось, но со стороны города показалось несколько грузовых мехвагенов, быстро движущихся в нашу сторону.

Грэг на мгновение отвлекся, и черный воспользовался шансом. Вывернувшись из смертельных объятий репортера, существо кинулось бежать прямо в лес, бросив в очередной раз и свою смертоносную трубку-оружие и «Эгоиста». Убийца спасал свою жизнь.

Я думал, Грэг помчится за ним следом, но его интерес к происходящему уже угас. Руки репортера вновь безвольно упали вдоль тела, взгляд затуманился. Я подбежал к нему и отвел к «Мавританцу», заботливо усадив на заднее сиденье. По дороге я подобрал с земли очередной трофей – вторую за два дня духовую трубку. Жаль, шипов к ней черный убийца не обронил.

Мехвагены приблизились, из них высыпали военные. Я предусмотрительно поднял руки вверх, так чтобы перстень было видно каждому. Нас тут же окружили и взяли под прицел.

Да, теперь простым объяснением не отделаться. Произошел теракт – ведь любое покушение на военных – это теракт, – и кто-то должен был за это ответить.





X

Доктор Кокаино




Грузовики с военными оказались у блокпоста случайно. Два взвода в составе девяноста восьми человек направлялись в армейскую часть, расположенную неподалеку. Едва свернув на проселочную дорогу, они услышали гулкий взрыв. Риттер-подпоручик Дементьев отдал приказ развернуться и проверить, что происходит. К несчастью, подмога все равно запоздала. Все самое интересное закончилось как раз перед прибытием грузовиков.

– Господин риттер-подпоручик, еще раз вам объясняю, я не знаю, кто это был! Вы уже направили солдат прочесывать лес, будем надеяться, что поиски дадут результат. Далеко он уйти не мог!

– И все же настаиваю на вашем немедленном визите в Департамент, господин Бреннер. – Дементьев смотрел на меня весьма недоверчиво, но я его прекрасно понимал.

Странный тип без верительных документов, размахивающий императорским перстнем, – выглядел я по меньшей мере подозрительно. К тому же рядом со мной стоял, пошатываясь, Грэг в больничной одежде, вернувшийся в состояние полной безучастности к происходящему.

– Обязательно туда съезжу, но чуть позже, и ваша помощь для этого мне не нужна. – Я решительно направился к «Эгоисту», который солдаты уже вытащили на дорогу. – Этот мехваген я конфискую. Мой собственный пусть отвезут к Департаменту, после его оттуда заберу. Очистить дорогу, риттер-подпоручик, это приказ!

Нет, будь я на его месте, ни за что не отпустил бы самого себя, арестовал бы, как пить дать… до выяснения…

Дементьев пребывал в сомнениях. Мне уже стало казаться, еще секунда, и он не выдержит, плюнет на субординацию, отдаст-таки приказ схватить меня и лично препроводит в Департамент.

Обошлось.

– Освободить дорогу!

Солдаты в шинелях нового покроя, только что поступивших на интендантские склады фридрихсградских частей, и остроконечных касках – пикельхельмах, как они назывались из-за металлического шипа на куполе, споро растащили в стороны завал, образовавшийся после взрыва и перекрывший дорогу в обоих направлениях.

За прошедшие полчаса скопилась изрядная очередь и в сторону города, и обратно из мехвагенов и саней, но их пропускать не торопились. Всяческий теракт порождает усиленный контроль. И плевать, что уже поздно. Начальству виднее!

Скорее всего, бедолагам придется простоять остаток дня, ожидая, пока не увезут тела погибших, не пришлют смену караула и не восстановят пост. Потом долгий и пристрастный досмотр… Эх, не завидовал я им и не хотел оказаться на их месте. Морозец крепчал, я уже изрядно замерз.


«Эгоист» резво рванул вперед. Идея сменить транспортное средство пришла мне в голову внезапно. Слишком уж хорош был мехваген убийцы сам по себе, даже не считая смертоносной пушки на капоте, и оставлять сие чудо техники на растерзание полицейским было бы кощунством. Я был уверен, как только выдастся пара свободных минут, я сумею разобраться с дополнительными функциями «Эгоиста» и научусь управлять пушкой. Столь бронебойная вещица мне не повредит.

Я лихо мчался вдоль длинного ряда саней, повозок и мехвагенов, благо моя колея была свободна. Люди еще надеялись, что задержка кратковременна и скоро вновь начнут пропускать, поэтому никто не разворачивался в обратную сторону, и я быстро ехал в нужном мне направлении, не встречая помех на пути.

Вторая встреча с черным убийцей вновь чуть не стала роковой. И оба раза мне повезло. Первый раз – везение, сплошная удача, фортуна, если хотите, – я вовремя проснулся и сумел отстреляться, во второй раз помог Грэг, который сидел сейчас рядом со мной на пассажирском сиденье, безучастно прикрыв глаза и более не реагируя на происходящее. Третий раз мог стать фатальным.

Фридрихсград надвигался быстро, уже через полчаса я ехал по рабочим районам, провожаемый неприязненными взглядами местного населения. Многочисленные заводы и фабрики застилали солнце черным дымом, поэтому казалось, несмотря на послеобеденный час, что сейчас уже поздний вечер.

Встречают, как говорится, по одежке. Стоимость «Эгоиста» исчислялась месячной зарплатой целого рабочего квартала, а то и всего района, и местные это чувствовали. Поэтому останавливаться тут я не рискнул, убить не убьют, но лицо начистят, а машину разобьют. Классовое неравенство, чтоб его, достигло в последнее время своего апогея. Неудачная попытка народного восстания под предводительством приснопамятного товарища Серафимова лишь усугубила ситуацию, и после его подавления профсоюзы, только набирающие силу, были распущены, условия труда ужесточены, а всех недовольных забирали теперь прямо с производства. Дальнейшая судьба их была весьма печальна – каторга или тюрьма. Император Константин терпеть не мог смутьянов и заговорщиков.

К счастью, рабочие районы я проехал быстро и без приключений, разве что пару раз чуть не увяз в снегу. Вскоре я уже колесил по очищенным улочкам, где ходила публика на порядок приличнее.

Здесь-то на стыке двух миров – буржуа средней руки и рабочих – и обитал мой давний знакомый, доктор медицины без диплома Игнат Михаэлевич Блюмберг, или по-простому – Доктор Кокаино, иудей – по вероисповеданию и национальности, мессия – по призванию, патриот-националист – по убеждениям. Свое прозвище он получил за чрезмерное увлечение одним весьма пагубным препаратом, именуемым разными обозначениями – от банальных «номер один» и «снега» до загадочных «белой лошади» и «чарли».

В отличие от профессора доктора-доктора Моргана из «Зонненшайна» у Игната Михаэлевича не висели на стене кабинета ни университетские дипломы, ни ученые степени, ни даже справка об окончании сестринских курсов первой медицинской помощи. Однако это не мешало ему активно практиковать в хирургии и прослыть одним из лучших нелегальных врачей Фридрихсграда. Количество спасенных им жизней исчислялось тысячами, его изобретения активно перенимали прогрессивные хирурги со всего света, но добиться официального признания в отечественных медицинских кругах он не смог. Мешало отсутствие тех самых дипломов и научных публикаций, а также излишняя помпезная напыщенность некоторых облеченных властью лиц. Впрочем, доктору Блюмбергу с лихвой хватало и его нынешней популярности.

Игната Михаэлевича много раз пытались переманить ведущие клиники бриттов и франков, и даже с той стороны Атлантики ему поступали весьма выгодные предложения. Обещали многое: и докторскую степень, и свою кафедру, и сделать главным врачом крупной клиники на его выбор – доктор Блюмберг безоговорочно отклонил все варианты.

«Я – русский!» – гордо, но с изрядной долей иронии заявлял Блюмберг, полностью игнорируя вторую часть названия великой империи. Он вообще со многими историческими данностями был в конфликтных отношениях, не желая мириться с тем, что считал неправильным.

«Здесь родился, тут и помру», – любил повторять он.

Когда десять лет назад Опиумная конвенция отнесла кокаин к списку смертельно опасных препаратов и запретила его свободную продажу в Руссо-Пруссии, Блюмберг едва не сдался и чуть было не сорвался с насиженного места, но любовь к родине все же победила. Он остался и стал приобретать препарат по поддельным рецептам.

Обитал Игнат Михаэлевич в небольшом двухэтажном домике. На верхнем этаже в спальне он ночевал, на первом устроил кабинет и осмотровую комнату, а в подвале оборудовал операционную. Его двоюродная сестра Цецилия выполняла одновременно роль прислуги и медицинской сестры, беспрекословно слушаясь старшего брата. Она занимала крохотную каморку на втором этаже, рядом со спальней брата. Циля его просто боготворила и готова была, по ее словам, жизнь отдать за «этого человека, поцелованного богом в руки и ум». Однако это не мешало ей прикарманивать часть средств, выделяемых Блюмбергом на питание и закупку необходимых препаратов.

Игнат Михаэлевич на подобные мелочи внимания не обращал. Главные свои закупки он производил исключительно самостоятельно, а пища телесная его волновала мало.

В этот-то столь знаменитый дом я и доставил несчастного Грэга. Благо подъехать получилось к самому крыльцу, и Циля, выскочившая из дома на мой громкий стук, помогла репортеру подняться по ступеням, пройти в осмотровую и устроиться на диванчике. Я же тем временем загнал мехваген под навес в крохотный закуток между домами и зашел в кабинет к Блюмбергу. Тот сидел за столом и меланхолично листал весьма объемный фолиант. Увидев меня, он отбросил талмуд в сторону и обрадовался:

– Кирилл Бенедиктович, давненько не виделись! Рад, что помните старика!

Доктор без диплома был совершенно неиудейской внешности – огромен, почти два метра ростом, и лыс как шар для игры в кегельбан. «Последний клок вырвала третья жена», – часто отшучивался Блюмберг. Женат он был пять раз, и все, по его же словам, удачно, потому как в итоге разводился, не теряя в имуществе. По поводу возраста доктор тоже приукрасил – было ему чуть за пятьдесят, но фору он мог бы дать и молодому.

– Игнат Михаэлевич! Да все, знаете ли, не до того было…

Я устроился на стуле.

– Наслышан, наслышан… – помрачнел Блюмберг. – Мои соболезнования!..

– Благодарю. – Я постарался, чтобы мой голос не сорвался от нахлынувших внезапно воспоминаний, в горле запершило.

– Воды? Или чего покрепче?

– Стакан воды подойдет, спасибо. Покрепче на меня в последнее время слабо действует…

– Да что вы говорите? – заинтересовался доктор. – А на вид вполне здоровый человек. Хм… простите за откровенность. Цвет лица нормальный, язык не покажете?

– Не покажу, – поневоле улыбнулся я, принимая стакан. Хороший врач отличался от всех прочих еще и тем, что всегда умел поднять настроение пациенту. И пусть в данный момент я не являлся его клиентом, но это не помешало Игнату Михаэлевичу с честью выполнить профессиональный долг, давно уже вошедший у него в обыденную привычку.

– Зря, молодой человек. Весьма жаль, что вы отказываетесь от обследования. За превентивной медициной будущее, знаете ли…

– Я, собственно, привез к вам своего товарища. С ним приключилась беда…

– Давайте-ка, Кирилл Бенедиктович, прежде чем я приступлю к его осмотру, вы расскажете мне все подробности. Историю болезни, так сказать. Любые нюансы могут иметь ключевое значение!

Прекрасно понимая правоту его слов, я постарался быстро, но подробно, не упуская деталей, поведать доктору о предшествующих помешательству Грэга событиях. Упомянул и о приеме в посольстве чужаков, что, несомненно, было ключевым фактором случившихся неприятностей. Услышав о фогелях, Блюмберг оживился и, дослушав мой рассказ до конца, немедленно поднялся на ноги, заняв собой почти весь небольшой объем кабинета.

– Чужаки – это весьма любопытная тема, знаете ли! Любая чужеродная инфекция могла привести к весьма печальным для организма последствиям. Надо сделать ряд анализов. Это может занять некоторое время.

Мы вышли из кабинета и прошли в смотровую. Репортер все так же безучастно сидел на диванчике.

– Он воспринимает слова? – поинтересовался Блюмберг, внимательно разглядывая Грэгуара. – Слушает приказы?

– Он же не собака, доктор, какие приказы? – удивился я. – На слова он почти не реагирует, но если потянуть его за руку, то идет следом, если подвести к стулу – садится.

– И при этом лишь раз проявил явную агрессию? В этом странном нападении на дороге?

– Вы забыли о ребенке.

– Ах да, ребенок… – задумчиво протянул Блюмберг. Он потянул, по моему совету, Грэга за рукав, тот послушно встал на ноги и вышел на середину смотровой. Доктор обошел его кругом, поднял одну руку, затем другую. Как только он выпускал руку репортера, та сразу же падала вдоль тела. – С ребенком, как я понимаю, тоже не все просто?

– Да, – согласился я. – Адди – весьма специфический мальчик. Особый.