Ледяное сердце

Она вспомнила этот запах. Баночка с чёрной смолой стояла у Наннэ среди особенно ценных лекарств, и давали её не больше капли самым тяжёлым больным. А тут служанка намазывала её, не стесняясь, словно это было обычное мыло.

Захотелось спать. Кайя и заснула бы прямо в этой тёплой каменной ванне, если бы её не растормошили. Женщины вытащили её из воды, завернули в простыни и одеяла и увели наверх, в комнату с кроватью под балдахином. Напоили горьким отваром, в котором чувствовались золотой корень, лимонник и чабрец. В камине горели дрова, и кровать была такой чудесно мягкой и чистой, что едва голова Кайи коснулась подушки, она провалилась в очень глубокий сон.

А сон ей приснился странный.

Она сидела на пригорке на прогретых солнцем камнях, и ладони чувствовали их шершавую крупитчатую поверхность. Серый гранит в блестящих чешуйках слюды и розового кварца местами бугрился и был похож на спину большой ящерицы. От камней шло густое тепло, оно проникало в кровь, разливаясь по телу, наполняло его силой, и ей казалось, что от этой силы она может взлететь, вот только камни не пускали, держали за руки и казались живыми — она гладила их, и они отвечали ей волнами жара.

Когда она проснулась, было совсем темно. На мгновенье даже показалось, что она снова в подвале, но темно было и за окном, а значит, просто наступила ночь.

Ночь какого дня? И сколько она проспала?

Потянулась, ощупывая мягкое шерстяное одеяло, и вспомнила, что это комната где-то наверху. Сквозь неплотно прикрытую дверь пробивалась узкая полоска тусклого света, и вместе с ней доносились голоса.

Кайя встала. Голова не кружилась и не болела, слабость и лихорадка прошли, и ужасно хотелось есть. Прокралась к двери на цыпочках и остановилась, прислушиваясь.

Она узнала эти голоса, и сердце замерло.

Эйгер и Дитамар.

Два чудовища.

И страх, отступивший было, вернулся снова.

Они говорили громко, видимо, ссорились, ходили, то удаляясь, то приближаясь, и потому слова она могла разобрать не все.

— …и что ты теперь здесь делаешь? — гремел голос Эйгера. — Пришёл посмотреть на свою новую игрушку? Ты, видимо, совсем обезумел, брат! Ты чуть не убил её!

— Одной кахоле меньше, ну и что? И, кстати, разве ты забыл, что это именно я добыл её, можно сказать, ценой своей свободы — обещал жениться! И мы вроде как обручены, — ответил Дитамар насмешливо, — так что она моя по праву.

Голоса удалились и вернулись вновь, говорили уже тише.

— …но Альба сдержал слово, — произнёс Эйгер.

— Я рад за него. И что теперь? — голос Дитамара стал презрительным.

— Что теперь? Я поклялся на родовом камне, что она останется жива, а ты чуть было не сделал меня клятвопреступником! Из-за твоего самодурства я мог нарушить Уану!

— Нарушил бы и что? Да ты можешь поклясться хоть на ослиной моче, какая разница теперь, если мы все погибнем?

— Мы погибнем именно поэтому — потому что перестали чтить Уану! Именно с этого, если ты помнишь, всё и началось! С того, что мы предали клятву!

— От того, что я внезапно начну чтить Уану, всё равно ничего не исправится. И мы погибнем так или иначе. Так позволь я буду делать то, что посчитаю нужным. Я выиграл тебе полгода, брат, но это лишь отсрочка. Ты подумай — может, стоит провести отпущенное нам время в веселье и развлечениях?

— Таких, как это, Дитамар? — рыкнул Эйгер. — Таскать бедную девушку по городу на верёвке? И ты ещё осуждаешь кахоле за жестокость?

— А что предлагаешь ты, брат? Сидеть и терпеливо ждать, когда наступит весна, и псы Альбы придут сюда? В наш дом? Сожгут его? Меня убьют, а тебя посадят в клетку и повезут к королеве, как она тебе обещала? А может, ещё постелить генеральской дочурке лебяжьи перины? Хотя это ты уже и так сделал.

— Я снова поеду к королеве, — голос Эйгера стал глух и печален.

— Ты уже был у неё! — воскликнул Дитамар, и что-то с грохотом упало на пол. — Что ты предлагал ей? Себя? Родовой камень? Наш дом на золотом блюде? Лизать пальцы её ног? Лааре обречён, ты же понимаешь это. Так чего ты цепляешься за эти руины, как за соломинку? У нас есть полгода, давай проведём их так, чтобы было не жаль. Я развлекусь с генеральской дочкой, а ты можешь открыть погреба и оплакивать всласть былые времена, когда небо было голубее, и все чтили Уану.

— И что потом? Что будет, когда придёт весна, ты до смерти замучаешь генеральскую дочь, а у меня закончится вино в погребах? — насмешливо спросил Эйгер.

— Если хочешь — а я думаю, что ты выберешь именно этот путь — мы умрём с честью: обрушим горы на голову Альбе и сравняем Лааре с землёй. Достойно погибнем, держа на себе горы до последнего мгновенья. Барды сложат о нас легенды, прайды вознесут нам пышные речи, и проклятой королеве достанется только груда камней, — голос Дитамар зазвучал надменно и пафосно, а затем перешёл на полушёпот, — ну или мы… не умрём. Ты же знаешь, есть другой путь… Но горы мы обрушим в любом случае, я убью Альбу и его дочурку, Лааре падёт. А мы уедем куда-нибудь. И снова проклятой королеве достанется только груда камней, пусть ищет себе утешение в них.

— Ты предлагаешь бежать? Бросить всех погибать? Ты спятил? Предать свой народ? Ты предлагаешь это мне — верховному айяарру? — голос Эйгера загремел и отразился эхом.

— Я предлагаю это тебе как брату. Они и так обречены без Источника, ты же понимаешь? На сколько их хватит, когда Источник умрёт? На полгода, год? И то, если раньше королева не велит всех перевешать на берёзах по дороге на Олений Рог после того, как войска Альбы возьмут город. А так хотя бы барды на постоялых дворах будут горланить о лаарцах длинные героические баллады.

— Я вижу третий путь. Скоро приедет гонец из прайда Тур…

— Туры? Эти трусы?! — коротко рассмеялся Дитамар. — Ты ещё веришь в союз с ними? Не смеши меня! Эти глупцы будут сидеть и ждать в надежде, что когда все рухнет, то они завладеют нашими богатствами! А их гонец всего лишь пыль, которую они неумело пытаются пускать нам в глаза. Ты ещё скажи, что мы снова будем искать Зелёную Звезду вед, чтобы создать новый Источник!

— Если бы у нас было не так мало времени, то, может, мы и стали бы снова её искать, потому что новый Источник это может быть единственный шанс возродить наш прайд! Но за полгода мы, увы, этого сделать не успеем. Так что нам ничего не остается, как договориться с Турами…

Разговор снова удалился и через некоторое время собеседники вернулись. Ноги Кайи замёрзли на каменном полу, но она терпела, стояла тихо, почти не дыша, прижавшись к двери ухом, и только сердце выстукивало неровный ритм.

— …Дитамар, ты либо совсем отчаялся, либо в конец обезумел. А может — просто пьян. Либо и то, и другое! Мы не станем этого делать!

— Это я-то пьян? И это я-то отчаялся? Да я единственный, кто тут трезв! Я единственный, кто не хочет героически умереть под завалами и предлагает делать хоть что-то! Как они все ещё верят тебе?

— Они верят мне, потому что я верю в Лааре, в то, что его можно спасти. И я буду биться за это до последней капли силы во мне. И они будут биться рядом со мной. Я буду умолять королеву, если нужно, или отдам Турам все наши богатства, но я до последнего буду искать пути спасения для всех. Вот поэтому они мне и верят. А ты предлагаешь мне лишить их последнего — веры?

— Ну, есть ещё один план…


— Такой же безумный, как и два предыдущих? И опять в нём нужно будет убить дочь генерала в первом акте представления? — усмехнулся Эйгер.

— Не в первом. Но да. И план не так уж и плох, — в голосе Дитамар вдруг появилась убеждённость и твёрдость. — Я бы послал генерала убить королеву. Посуди сам — нам к ней не подобраться, на страже её верные колдуны. Но у себя дома, при генерале, которому она очень доверяет, на расстоянии удара кинжалом — она беззащитна. И уж поверь, у меня есть кинжал, который легко войдёт этой твари прямо в сердце!

— И, зная тебя, я полагаю, что ты предложишь пытать дочь генерала у него на глазах, чтобы тот согласился? Да, Дитамар, как далеки мы от тех айяарров, которыми были двадцать лет назад!..

— Конечно, я предлагаю её пытать! Какие ещё есть варианты?! Но убийство королевы решит всё — и остановит, наконец, войну. И если цена этого какая-то девчонка-кахоле, то я лично перевешаю их с десяток! Ведь у нас не было только средства — а теперь оно у нас есть! Подумай об этом!

— Объясни, почему ты так сильно хочешь убить дочь Альбы? — голос Эйгера был полон гнева.

— У меня с ним свои счёты. Он служит этой твари… что ещё объяснять? А свою дочурку он очень любит — спасибо Оорду, что почувствовал это, в то время как собаки генерала глумились над ним! И я хочу выжать всё из этой любви. Сделать ему также больно, сначала убив его дочь, чтобы и он всё прочувствовал. Потому что мне нужна его боль, — произнёс Дитамар с наслаждением, — вся до капли, и до того, как он умрёт! Ну а его я убью последним. И хочешь ты этого или нет, я всё равно получу своё, — добавил Дитамар жёстко, — даже если ты попытаешься посадить меня на цепь, как опрометчиво пообещал при слугах.

Звякнул бокал, и кто-то ушёл — гулкие шаги разнеслись эхом по пустому коридору.

Кайя чувствовала, как её колени дрожат, и страх ледяным ужом ползёт по спине. Она вернулась на цыпочках обратно в кровать.

Нельзя чтобы кто-то узнал, что она слышала. И нельзя, чтобы они узнали о том, что она понимает айяарр.

Мысли лихорадочно метались в голове. Ей нужно сбежать отсюда. Во что бы то ни стало. Потому что хозяева замка: один — чудовище, другой — безумен. При любом варианте убьют её и её отца. И королеву. И всех, кто остался за перевалом. И Дарри. А ещё то, с каким наслаждением Дитамар говорил о том, что собирается её пытать, заставило Кайю покрыться холодным потом. Она вспомнила пощёчину, верёвку, жёлтые глаза Дитамара и озверевшую толпу.

…убить гадину!

Нет, нельзя оставаться.

Бежать! Бежать отсюда! Любой ценой!

Добраться до перевала, пока там не лёг глубокий снег, и предупредить. Ей как-то нужно выбраться из замка, лишь бы дойти до леса! Лес её укроет, запутает следы. В лесу она не пропадёт.

Она мысленно помолилась, строя планы о том, что ей нужно будет взять с собой, и надеясь, что её всё же не будут больше запирать в подземелье. Она должна быть кроткой и покладистой. Она не будет больше перечить хозяевам, даже в глаза смотреть не будет. Она будет молчать и со всем соглашаться. Обитель хорошо её этому научила. И ей нужно совсем немного — просто чтобы ей поверили и перестали замечать.





Глава 14. Кое-что о чести




Утром Гарза отвела её наверх в башню, в небольшую комнату с камином. И первое, что сделала Кайя — выглянула из окна. Ласточкины гнёзда прилепились к карнизу, а под ними — пропасть, на дне которой петляет голубая нитка реки. Вверх — гладкая стена, по сторонам такие же каменные стены, скрытые сетью горного плюща.

Не убежать…

Сама комната после подземелья казалась просто прекрасной: кровать, шкаф и трюмо, резной стул с мягким сиденьем и две оленьи шкуры на полу. Гарза принесла её платье, постиранное, но выглядевшее очень потрёпанным.

Уходя, служанка заперла замок на ключ, и, как только шаги затихли, Кайя бросилась осматривать дверь. Та оказалась массивной — из толстого тёмного дерева на больших кованых петлях. Такую ни сломать, ни открыть.

Заглянула в камин, но мысли лезть туда даже не возникло, очень уж страшным выглядело чёрное жерло трубы. Да и ей нужно будет ещё как-то дойти до перевала, а это значит, её не должны заметить. А уж как не заметить зеленоглазую девушку в саже?!

И пока она размышляла о том, что ей понадобится в дороге, в комнату вернулась Гарза.

— Хозяин велел вам спуститься к завтраку.

— Спуститься? — в горле пересохло. — Куда?

— В обеденный зал, ясное дело. Велел послать за вами. Будет вами завтракать.

— Что?

Ноги приросли к полу. И только потом Кайя поняла, что очень плохо говорившая по-коринтийски Гарза хотела сказать «с вами завтракать». Но даже и эта мысль показалась Кайе ужасной. Завтракать с чудовищем! Да едва ли она сможет съесть хоть что-то. Она хотела уже отказаться от завтрака, но вспомнила…

…быть кроткой… покладистой… незаметной… не злить…

— Х-хорошо, я иду.

Кайя заплела волосы в косу, но завязать её было нечем. Ну хоть какое-то время подержатся. Взглянула в зеркало мельком и пошла за Гарзой вниз по лестнице.

Они находились в другой части замка, где-то далеко от того зала, в котором она говорила с Дитамаром. Здесь потолки были ниже, и меньше подавляющего волю величия, скорее, наоборот — все казалось даже уютным: терракотовый пол, белый и бежевый камень на стенах, и окна, выходившие на город. Вполне мирный город с узором черепичных крыш и шапками алых клёнов, за которыми вдалеке, в голубой дымке осеннего неба, таяли белые вершины далёких гор.

Служанка вела её по запутанной сети коридоров, где лестницы сменялись башнями, мостами над пропастью и галереями, а те — анфиладами пустых комнат. А Кайя с отчаяньем подумала — ей ни за что в одиночку не выбраться из этого замка! Внутри он оказался ещё больше, чем когда она смотрела на него снизу-вверх, стоя у въездных ворот.

В обеденный зал спускалась широкая лестница, напротив которой на стене висели большие круглые часы, искусно вырезанные из красной яшмы. Длинный каменный стол и ряды стульев с высокими спинками говорили о том, что за этим столом собирается много гостей. Но сегодня здесь никого не было.

— Присаживайтесь, Хозяин сейчас придёт, — сказала служанка безразлично и быстро удалилась в боковую дверь.