Легенда о Гвендолин
Часть 46 из 47 Информация о книге
Могу лишь яростно замотать головой. – Нет, Радагар. Помнишь, двадцать лет назад, ты был моим проводником? Даже если это был не ты, а просто сон… не важно. Ты сказал, что никогда не вернёшься из этой мглы. Что ни одна душа не может вернуться назад. Ты ошибся. Ты здесь. И я заставлю тебя расстаться с этой мглой, отрежу её от тебя. – С тех пор прошло ещё два десятка лет, – горькая усмешка скользнула по его губам, – знаешь… – в голосе Радагара наконец проскользнула тень эмоций, – я тогда уже знал, что это в последний раз. Что если ничего не выйдет… Я больше не буду делать попыток повернуть время вспять. – Ты так одержим этой мыслью? – пускаю коня ему наперерез и тут же останавливаю. Чёрные, лишённые листвы деревья покрыты лёгкой дымкой снега, но я помню, что вчера ещё ветер доносил с гор запах магнолий, и собираюсь их отыскать. – Ты знаешь об одержимости не меньше меня. Щурюсь. – Да. Похоже вопрос о том, чьё упрямство сильней. – Нет, Гвендолин, – Радагар неожиданно улыбается, – вопрос о том, кому из нас шесть сотен лет. И кто уже перепробовал всё, что мог. – И кто выдохся. Кому давно пора отказаться от своего безумия. – В угоду твоему? – Почему бы и нет? Глава 38 Очередной разговор, ведущий нас в никуда. В последующие дни таким разговорам несть числа. Радагар остаётся равнодушен ко всему. Послушно следует моим прихотям, но по большей части молчит – если только слова клещами не тянуть. Постепенно погружаюсь в чувство, что бьюсь о стену, которой настолько безразличны мои усилия, что она даже не пытается на них отвечать. Невольно вспоминаю Радагара таким, каким он был. В глазах его пылал потаённый огонь, который мне не дано было разгадать. Этот огонь притягивал меня, как притягивает свеча мотылька. Да, к Радагару тянуло не только меня. Приходится смириться с этим и принять как факт. За шесть сотен лет у него было… даже боюсь предположить, сколько у него было таких дурочек, как я. Это обидно. Но ни одна дурочка не была такой упорной, как я. И я не собираюсь его отпускать. Иногда – очень редко – Радагар принимается рассказывать мне о мире, в котором родился и жил. – Я не скучаю по дворцам, по охоте и по балам, – объясняет он, – хотя не согласен с тем, кто ненавидит всё это. Я больше всего скучаю по чувству… завершённости. Мы управляли жизнью. Природа была послушна нам. Мы были хозяевами миров. Он говорит это, когда мы сидим на одной из горных полян. Я не повела его на свой утёс – и сейчас рада этому, как никогда. Мне не понять его. Я никогда не жила в мире, где магия правила всем. И вместе с этим я понимаю его более чем хорошо. Не знаю, как сказать… как объяснить ему, что для меня «истинный мир» – тот, в котором мы были вдвоём. Что я всё отдала бы за то, чтобы вернуться в него. Моя мечта для него – лишь незначительный эпизод, а мысли Радагара продолжают блуждать далеко-далеко. – У меня такое чувство порой, – говорю я, – что твой мир утонул в этой серой мгле небытия, и ты пытаешься его отыскать. – Отчасти это так, – признаётся он, – мой мир перестал существовать. Если у меня нет возможности его вернуть… я должен отправиться за ним в пустоту. – Должен? – встаю, не в силах сдержать ярость, и делаю несколько шагов по пожухлой траве туда-сюда. – Должен – кому? Все, кому ты был должен – мертвы. Их нет. Он смотрит на меня с высокомерной насмешкой, как мог бы смотреть на несмышленую девчонку старик. – Должен себе, – просто говорит он, – ты не понимаешь, что такое – потерять всё. Хочется вздёрнуть его на ноги и трясти, пока он не перестанет смотреть сквозь меня, пока не увидит, наконец, мир живых. – Едем домой, – только и выдавливаю я. Вопреки обыкновению, Радагар не сразу следует за мной. Только когда замечает, что я уже седлаю коня. По дороге вниз вижу поворот, который ведёт на мой утёс. Замедляю ход. Поворачиваюсь к Радагару. – Если я отправлю тебя вперёд – ты не потеряешься по пути? Пожимает плечами, а у меня нет больше сил. Захочет он потеряться – чёрт с ним. – Поезжай, – твёрдо приказываю ему. Даже с учениками стараюсь так не говорить, но тут ясно, что иначе он не поймёт. Сама сворачиваю на узкую тропинку, и минут пятнадцать конь несёт меня туда, где я проводила вечера до сих пор. Вдали в сумраке вечерней зари, как мне кажется, виднеется силуэт башни, когда-то служившей мне тюрьмой. Вглядываюсь в неё и не понимаю – почему так мечтала вернуться назад? В проклятый мир, где никогда не была нужна никому. Почему не могу принять Игвендол, где меня окружают друзья и любовь? Может, это в нашей природе – всегда стремиться завоевать края, которые нам не принадлежат? Сейчас я ненавижу своё прошлое. Мне почти физически тяжело смотреть на горизонт. Сжимаю поводья. Спускаюсь с коня, сажусь на траву. Это единственное место, где я могу побыть по-настоящему одна. Стены башни душат меня, напоминая ту тюрьму, в которой я росла. Потому я давно приказала разбить вокруг Академии сад, и большую часть времени провожу в нём. Но в саду меня слишком легко отыскать. Кто-то постоянно зовёт. А сейчас слёзы подступают к глазам, и эти слёзы не должен увидеть никто. Даже Радагар. Особенно Радагар. В глубине души мечтаю, чтобы он оказался здесь, подошёл ко мне со спины. И себя же ненавижу за эти мысли, не желаю, чтобы он видел меня такой. Давлюсь, силясь унять рвущиеся из горла всхлипы. Я оплакиваю свою мечту. Чувствую, как она умирает на моих руках. Ещё одна. Последняя мысль отрезвляет и проходится волной усталости по груди. Сколько можно переживать, Гвендолин, о том, что потеряла давным-давно? О том, что не был твоим никогда? Разве не знала ты, что он не будет думать о тебе? Даже если ты сможешь его оживить. Вечная самонадеянность. Вечная вера в то, что всё будет так, как ты хочешь – хотя по-твоему не бывает никогда. Слёзы иссякают, но я ещё какое-то время сижу, глядя на океан. Спокойный, лишь лёгкие барашки набегают на песчаный берег далеко внизу. Чувствую себя частью его – и одновременно чужой. Это спокойствие занимает моё сердце, наполняет почти до самых краёв, и только в самом дальнем уголочке души продолжает тесниться боль. – Я понимаю тебя, Радагар, – слова льются из горла сами собой. – Ты и не представляешь как. Поднимаюсь, беру коня под уздцы и неторопливо бреду к развилке, на которой оставила его. Мне некуда спешить. Меня никто не ждёт – и не будет ждать уже никогда. Радагар стоит, придерживаясь за холку коня. Вижу его издалека. Раны уже зажили целиком, и если бы не эта усталость, я могла бы влюбиться в него ещё раз. Он куда старше Физэна на вид. Возможно, дело в шрамах – но ещё и в манере себя держать. Спокойной и лёгкой, которую, похоже, не сможет изменить никакая боль. По мере того как приближаюсь к развилке, всё более нестерпимо хочется прикоснуться к нему, поцеловать – и одновременно осознаю, что это не сблизит нас. Нам обоим уже не помочь. Подхожу вплотную, поднимаюсь на коня. – Почему не уехал? – спрашиваю его, не оглядываясь. Не могу смотреть на него. Он – осколок того прошлого, которое может лишь причинять боль. – Я беспокоился за тебя. Легко вскакивает в седло и первым трогает коня. Моя непослушная лошадь следует за ним. Такая же дура, как я. Едем в молчании и расходимся по своим комнатам – я поднимаюсь на верхний этаж, Радагару выделили комнату в покоях для гостей. Оставшись в одиночестве, запираю спальню на ключ. Завожу руки за спину и принимаюсь распутывать шнурки, сдерживающие корсаж. Сама не замечаю, как подхожу к окну. Взгляд падает вниз – туда, где в комнате Радагара горит малюсенький огонёк. Не уверена, что это свеча – но магические светильники в нашей Академии не удивляют никого. Тут же ругаю себя – отказаться от одного наваждения, чтобы мучить себя другим – как это похоже на меня! И всё-таки стою и смотрю. Не проходит и минуты, как в окне появляется силуэт. Глаз в темноте различить нельзя, но я чувствую, что и он смотрит на меня. А может, это просто самообман… В любом случае, отвести взгляд я уже не состоянии. Так и стоим. Равнодушие и боль борются между собой. Разум, потерявший надежду быть услышанным, молчит.