Летний детектив

На этом поиски пенсионерки кончились. Они с Инной побрели к дому, а Лёва остался в горячей точке. Мало ли как повернутся события… Может, по ходу дела понадобятся если не его мышцы, то хотя бы мозги.

В толпе меж тем высказывались предположения на тему – как мертвец сюда попал. Большинство ратовали за то, что мужика в кроссовке убили где-то в другом месте, а потом ночью привезли на кладбище и бросили. Чтоб хоронить сподручнее. Не хотелось жителям Стана думать, что именно на их территории произошло смертоубийство. Но нашлись и трезвые голоса.

– У него кровь на майке как раз в том месте, где в него штырь вошёл. Значит, он на него ещё живым напоролся.

– Может, его не до конца убили, а так только – по лбу трахнули в драке.

– Если ему лоб в драке рассекли, то на кой его на кладбище везти? Бросили бы там, где подрались.

– На кой? По злобе. Привезли сюда беспамятного и на штырь насадили.

– Что-то вы не то говорите, господа, такое только в кино бывает. И не днём же его сюда привезли. А ночью разве эту ржавую хреновину найдешь?

– А кровь на майке не заскорузлая, а размытая. После той грозы в пятницу дождя вроде не было. Либо он до грозы погиб, либо в ту самую грозовую ночь.

– А крапива-то нетоптаная… – заметил художник Игнат, тот самый – в перчатках.

– Вот именно! Как мы об этом забыли?

Харитонов тут же задрал голову вверх и стал внимательно изучать остатки карниза, барабан, поддерживающий луковицу церкви, и сияющую в нём пробоину. Выросшая рядом с пробоиной берёзка – и где только земля сыскалась на узком уступе – была сломана. Головы стоящих рядом тоже стали задираться вверх.

– Упал, – сказал наконец Лёвушка.

– Сорвался, – подтвердил Харитонов.

– А на кой хрен его туда понесло?

– А может, он не один в церкви был. Ведь не сам же себе он лоб раскроил.

– Это он и сам мог сделать. Звезданулся о балку в темноте.

– И вообще – кто он?

– И что он делал в нашей деревне?





7




В разгар горячих споров к толпе подбежал вредный пасечник. Он был донельзя возбуждён, одна его рука находилась в неуёмном движении, другая держалась за сердце. Обычную улыбочку пот смыл с лица. Клим Климыч всё порывался что-то сказать, но никак не мог справиться с одышкой. Наконец выкрикнул:

– «Запорожец» угнали!

Новость была не менее впечатляющей, чем обнаружение трупа. Верхний Стан находился в стороне от асфальта, только узкая посыпанная гравием дорога, ведущая к кладбищу, связывала деревню с большим миром, поэтому машин здесь никогда не крали. Но уж если появился злоумышленник, то на кой ему ляд старое корыто, купленное Клим Климычем по случаю за двадцать баксов, если в посёлке полно новеньких иномарок?

Кто именно совершил чёрное дело, долго выяснять не пришлось, потому что пасечник прямо назвал похитителей. Вся деревня видела, что в доме сторожихи весь субботний день имела место большая пьянка. Теперь уже все знают, откуда у сторожихи появилась покупная водка и куда исчезла пара уток у Анны Васильевны.

Оказывается, в грозовую ночь к сторожихе явились двое гостей с приветом от сына. Мы уже говорили, что сын коротал жизнь на нарах, а эти двое были из амнистированных. Возвращаясь к чистой жизни, они сделали большой крюк – доехали автобусом до Юхнова, от Юхнова опять же автобусом, что ходит раз в сутки, добрались до Кашино, далее попуткой до развилки, а там уже пешочком (час ходу) – к Линде. Не просыхали амнистированные весь день, а вечером в субботу стали приставать к пасечнику с вопросом – как им отсюда выбраться?

Клим Климыч вежливо отвечал: как пришли, так и уходите, это в том смысле, что той же тропой. Но амнистированные его не слушали, канючили своё, поглядывая на притаившийся за бузиной «запорожец». Дед понял их намёк, но вида не подал. Тогда они ему прямо сказали:

– Отвези в Калугу. Мы заплатим.

Знал Клим Климыч их плату. Из тюремного заработка только на пару бутылок и хватило, ну разве что батон колбасы прикупили. А это что значит? Он их повезёт, а как отъедет на приличное расстояние, то от них по башке и схлопочет. На «запорожце» эти двое мерзавцев вольные птицы, а бензин они в дороге украдут. Разговор кончился тем, что пасечник прогнал амнистированных от своей калитки палкой. Они, матерясь, ушли допивать самогон, а Клим Климыч завел мотор и перевёл «запорожец» поближе к дому в дровяной сарай.

Утром глянул на куст бузины – где авто? Вначале перепугался, а потом вспомнил и успокоился – он же сам перегнал машину в надёжное место. А что в это место надо заглянуть, проверить – ему и невдомёк. А тут с утра общий переполох – труп! Подумаешь, невидаль! Этих трупов сейчас полный телевизор. Клим Климыч не стал обсуждать, откуда появился незнакомый покойник, а отправился по делам. Здесь он и обнаружил пропажу «запорожца».

Он бросился к сторожихе, но гостей и след простыл.

– Когда уехали?

– Раненько. Я спала. Ещё козу не доила.

– Что же они так рано уехали?

– А я почём знаю? Мало ли какие у людей дела? Они свободу обрели. А мой Толенька скоро обретёт. Гости это твёрдо обещали.

– А знаешь ли ты, ведьма старая, что они у меня «запорожец» увели?


– О-о-й, люди! Посмотрите на этого недоумка! Да зачем им твоя гнилая рухлядь? Они люди значительные, ушлые. Они жизнь с изнанки знают.

– То-то и оно, что с изнанки, мать-перемать! – крикнул Клим Климыч и бросился к собору к ещё не рассосавшейся толпе. Ну, не толпе, конечно, но четыре-пять человек ещё стояли, смолили сигареты, – кто «Парламент», кто «Приму».

Поначалу к известию о хищении «запорожца» люди отнеслись с юмором. Это всё равно что старую телогрейку с забора украсть – кому она нужна-то? Но по мере проникновения в суть вопроса лица у мужчин серьёзнели. Амнистированные? Ага… У сторожихи пьянствовали? Понятно.

Тут выяснилось, что никто, кроме Клим Климыча, этих «обретших свободу» не видел. Пришли в ночь и исчезли спозаранку. Сколько их было-то? Двое… А может быть, трое? И почему не предположить, что они подались ночью в церковь и своего же «третьего» сбросили вниз, потом пьянствовали целый день и скрылись на чужом «запорожце»?

Игнат высказал робкую мысль: де, если они ночью человека убили, то законно предположить, что они бы сразу дёрнули в бега. Зачем ещё целый день пьянствовать в опасной близости от трупа? Но трезвый голос не был услышан, потому что «вы не знаете этих людей», «им человека убить – что цыплёнку голову свернуть», а также «пьянство у них на первом месте, и не захотят они после стольких лет заключения лишить себя законного удовольствия» – и так далее, и в том же духе.

Когда подкатила санитарная карета с фельдшером, а вслед за ней Фроловский драндулет с милиционером – первая версия была прорисована уже во всех подробностях. Врач Надежда Ивановна брезгливо осмотрела труп и засвидетельствовала смерть «вследствие падения с большой высоты и столкновения с неблагоприятным металлическим вертикально торчащим предметом».

Перед тем как увезти труп в кашинский морг, каждого жителя Верхнего Стана подвели к покойнику. Милиционер всем задавал один и тот же вопрос:

– Вы не узнаёте потерпевшего? Всмотритесь внимательнее. Может быть, где-нибудь встречались?

Все ответили отрицательно. Опер Зыкин был молод, застенчив и неуклюж. Что-то в нём было щенячье – то ли взгляд, то ли неуверенность в жесте. Хочет руку для убедительности вскинуть, уже начнёт движение, а на полпути вдруг и передумает. Так и стоит с оттопыренной рукой, ладонь открытая, словно монету просит. Потом спохватится, достанет из кармана карамельку и задумчиво сунет в рот. Народ знал, что таким способом опер борется с курением, но зачем же над трупом карамельки сосать? Мог бы и повременить!

Неубедительно выглядел и весь его опрос. У него даже не хватило ума скрыть радостного щенячьего возбуждения. Это же надо – какое интересное дело подвалило! Ему, вишь, надоело разбирать пьяные драки и искать пропавшие вёдра, бидоны, в крайнем случае велосипеды. За год ни одного приличного дела. А здесь, прямо как в столице – в центре богатого дачного посёлка (вон за деревом джип «чероки» стоит!) загадочное убийство неизвестного. Правда, тыкалась холодным носом в щёку простая мысль: несчастный случай. Почему не предположить, что неизвестный в состоянии алкогольного опьянения попёрся на крышу церкви да и сорвался? Но Зыкин гнал от себя пресные предположения. Здесь всё очень серьёзно. Не исключено, что это террористический акт, а может быть, месть по личным мотивам. А может быть… да всё что угодно может быть, господа хорошие!

Рвение застенчивого опера несколько остудил рассказ Клим Климыча про угнанный «запорожец».

– Для первой версии годится, – сказал Зыкин строго. – А пока попрошу всем задержаться в посёлке на два дня. И без моего разрешения никуда не уезжать. Мы будем прорабатывать разные линии.

Зыкин и не думал называть себя во множественном числе. Все знали, что он единственный опер на всю округу. Когда он сказал «будем», то имел в виду большую серьёзную работу, которую он будет вершить с соратниками, прибывшими из области. К сожалению, он не ошибся.





8




Да как же было Флору Журавскому не узнать мертвеца, если две недели назад он выиграл у него семьсот зелёных?

Вы бывали в казино? Если не были – считайте, жизнь для вас проходит мимо. Вот где истинные страсти, драмы, восхождения и падения. Коли боишься проиграться в пух, то играй по маленькой. Главное, наблюдать, как раскрывается личность человеческая. Зайдите в казино, господа!

Выбор, где играть, богатый. Вот, скажем, «Арбат», бывшая «Тропиканка». Сейчас он расширился. На первом этаже огромный зал с игральными столами, на втором – ресторан с яствами. Там же устраиваются блестящие шоу. Есть особый зал, где можете пощекотать себе нервы, наблюдая бой без правил. Это истинно мужское наслаждение, но и женщины заходят полюбоваться литыми телами бойцов. Да, кстати, бар там тоже отличный.

Не нравится «Арбат» – иди в «Корону». Там те же блага, а изюминка – трёхкарточный покер. Хотите роскоши, блеска, позолоты – езжайте на Ленинградский проспект. Рядом с Белорусским вокзалом есть обалденное казино – них пол прозрачный, пальмы по углам, люстры глаза слепят – фантастическая роскошь!

Но мы вам советуем – не уходите с Нового Арбата. Идите в «Метелицу» – самое старое и крепкое казино в этом районе. Уже в самом названии – игривом, истинно русском – чувствуется безудержное веселье. Пляшут снежинки, как ваши мечты, пьянят кровь, свежим озоновым духом обмывают лицо.

«Метелица» – рублёвое казино. Можно, конечно, и долларами пользоваться, но игра там идёт в родной валюте – очень удобно. Первый этаж – ресторан «Блек-Джек». Там по телевизору показывают бега, так что можно делать ставки. Но особая достопримечательность «Метелицы» – второй этаж: в нём зал для vip – особо важных персон. Закуски и напитки там бесплатные – хоть упейся, и играют здесь по-крупному.

Флор казино не любил, а попал туда потому, что Лёвка за руку привел. Конечно, в карты Флор играл, в преферанс по молодости просиживал иногда до утра. Покером не баловался, но правила, как интеллигентный человек, разумеется, знал. Вообще-то Флор был человеком азартным, – вопрос только, куда ты свой азарт направляешь.

А направлял его Флор на своё ремесло. Беда только в том, что в новую эпоху демократии, рынка и господства чистогана заниматься чистым искусством стало крайне невыгодно. Те, кто хотел покупать его пейзажи, не имели даже малых денег, а люди с мошной живописью не интересовались. Трудно сказать, чем они вообще интересовались. Похоже, что главное для них – вложить деньги в такое дело, чтобы прибыль потекла рекой уже на следующей неделе.

Но забросил Флор живопись вовсе не из-за её неокупаемости. Боже избавь! Просто почувствовал дыхание новых времён, в голове забрезжили другие мысли, другие размеры и задачи. Волновало слово «экология». Флор вдруг стал ощущать планету, как дом родной. Иногда даже казалось, что ночами, прижавшись спиной к матрасу, он ощущает, как шарик крутится и летит во вселенной неведомо куда. И сладко было понимать, что он на этом шарике полноправный хозяин и защитник. Ну, и сознаемся себе самому: концептуальное пространственное искусство во имя защиты живого сулило куда большие барыши, чем обрамлённые рамой заросшие пруды, туманы над заливными лугами и заснеженные еловые леса.

Заниматься концептуальным искусством Флора заставила сама жизнь. И не только потому, что краски и кисти стали безумно дороги, хотя это тоже играло свою роль. Иногда столько угрохаешь на полотно да на подрамник, на синь берлинскую и прочее, что цену покупателю боишься назвать. Как-то получается, что сама работа и не стоит ничего.

Все вокруг ищут спонсоров, и что удивительно – находят. Идея использовать в своём искусстве удивительную природную красоту, в которой он оказался, появилась сразу, как он осел в Верхнем Стане. Оставалось только создать пространственный объёмный пейзаж и при этом высказать свою концепцию. Планету Земля нужно было так показать, чтобы это выглядело как объяснение в любви и нежности. Природа должна радовать. Человек-сын имеет право украсить Землю, но именно украсить, а рвы, котлованы, бункеры и уродливые небоскрёбы прокопчённых городов ей ни к чему. Это преступление – уродовать чистый, по-детски ясный мир. Разумеется, вслух он эти мысли высказывать стеснялся. Вербально идея выглядела очень примитивно, наивно и не ко времени. Но Флор может разговаривать с человечеством на своём языке.

И всё как-то совпало разом. Бывший сокурсник предложил полиграфические мощности. Сам Флор фотографией не занимался, но знал хороших ребят в издательстве, где некогда сотрудничал. Твори, а мы не подвёдем, устроим акцию по всем правилам и международный резонанс организуем! Решено было также снять акцию полномасштабно и в деталях на видео.

А из чего творить? Материал для экологически чистого искусства должен быть простым, как мычание. Глина, песок, снег, дерево, солома, лыко, плоды огородов… – вот из чего следовало создавать «нетленку».

Идея пришла осенним стылым вечером. Уже декабрь был на подходе. Все горожане давно разъехались из Стана. Флор сидел с мольбертом на самой верхотуре под деревом и писал пойму реки с прилегающими лесами. Пальцы стыли ужасно. Ему очень хотелось поймать особую прозрачность в воздухе, особый настрой в природе – эдакую грусть в мироздании, – но не умирание, нет, а ожидание чуда. Русские, от щедрот им данных и привычке смотреть не окрест, а вглубь себя, даже не понимают, как им повезло. Им дано пережить все этапы в годовом цикле планеты. А кто замечает, какое это чудо – иней на чёрных ветках? Чёткая, прекрасная графика, безупречные формы и сдержанный благородный цвет – все оттенки синего, бирюзового, а оранжевая и алая аляповатость допустимы лишь в небе в вечерние и утренние часы.

Сидя на горочке, Флор вдруг вспомнил, что река, которую он переносил на полотно, когда-то служила границей между Литвой и Московской Русью. Где-то здесь рядом пятьсот лет назад состоялось Великое Стояние против татар. И пало иго… Представился вдруг отряд ратников, бредущий вверх по склону. А потом как-то само собой вспомнилось: «решай задачу по-детски», и Флор увидел, что к нему идут не ратники, а снеговики с носами из моркови и набекрень надетыми вёдрами.

И что вы думаете? Налепили целую армию снеговиков. Все окрестные мужики были задействованы. Четыреста тридцать две снежных бабы накатали в оттепель. Флор долго ломал голову, как их поставить. В конце концов остановился на том самом варианте, который причудился ему осенним стылым днем. Снеговики шествовали от прибрежного лозняка вверх к церкви. В нестройных рядах их заметна была не то чтобы усталость – нет, они просто никуда не торопились, и этим создавалась ощущение, что бредут они по склону – вечно. И в этом движении, как ни странно, чувствовалась надёжность. Словно сама природа выслала на защиту людей своих ледяных стражей.

Снеговиков фотографировали и снимали видеокамерой днём при радостном солнце, на закате, когда тела их казались розовыми, ночью при свете мощных прожекторов, фотографировали всем строем, а также штучно в профиль и фас. Потом дождались мартовской оттепели, когда снеговики стали оплывать и принимать новые формы. Последними фотографировали уже бесформенные холмики снега и юрких мышей, пытавшихся утащить в норки остатки морковных носов. Выставка имела оглушительный успех. Понаделали видеоматериалов, каталогов, открыток, календарей, украсили строем снеговиков майки и полотенца. Какой-то умник из Франции написал на тему выставки отнюдь не тонкую брошюру.

Окрылённый Флор уже придумал новый проект, Сидоров-Сикорский ему активно помогал. Как только в Верхнем Стане стаял снег, художники засучили рукава. Теперь, по их задумке, склон и церковь, река и окрестные луга должны были войти составляющей частью в экологически чистый языческий праздник.

К Ивану-Купале, понятное дело, не успеть, а к осени всё может получиться. Августовские краски, венки из рябины, калины, крушины, хмеля, ивы, сосны и подсолнухов. А по траве пусть скачут соломенные кони. Весь ромашковый склон решили выкосить особым рисунком – в виде некого древнего символа. Вместо стяга – огромное полотнище из неотбелённого льна. Идея снеговиков твёрдо запала в голову Флора, поэтому совсем отказаться от неё он не мог. Функцию бредущего вверх по склону воинства от природы взяли на себя снопы. В кульминацию праздника предполагалось устроить костёр до неба.

Подготовка шла полным ходом. Всё было: идеи, энтузиазм, рабочая сила, то есть окрестные мужики с косами, вилами и топорами, и погода удалась на славу. Не было только денег. Малую мзду Флор получил из Франции, но она таяла на глазах. Необходимо было искать отечественных спонсоров. Пришлось Флору ехать в Москву. Случилось это как раз за пол месяца до описываемых событий.