Летний ресторанчик на берегу

Был давным-давно один корабль. И похищенная девушка.

– Где?

– О, далеко на севере, где стоят замки. И ее повезли через море. А она этого не хотела.

– Почему? Почему?

Но шелестящие юбки исчезли, любовь и покой растаяли, и ей стало холодно и одиноко, и…

Рассерженная Флора проснулась в узкой кровати, солнце уже светило вовсю, хотя было всего половина седьмого. Волосы Флоры перепутались, глаза слиплись. Она не сразу вспомнила, где находится.

А из Лондона по-прежнему не пришло ни слова.



Агот появилась в половине девятого, ее доставила неулыбчивая Эйлид. Она коротко кивнула Флоре и сказала, что слышала о том, что Флора «заглянула сюда», таким тоном, будто слово «заглянуть» было наихудшим оскорблением, какое только она смогла придумать.

Малышке Агот было три года, и для такой крохи она выглядела удивительно грозно.

– Это твоя тетя Флора, – сообщила ей Эйлид.

И если Флоре послышался в этом некий сарказм – ну, просто она была слишком взвинчена.

– Пливет, тетя Флова!

Голос девочки прозвучал неожиданно громко и низко, даже притом что она сунула в рот большой палец.

– Вы будете вместе играть и отлично проведете время.

Никто в кухне не казался очень уж уверенным в таком прогнозе. Эйлид отдала Флоре здоровенный рюкзак, набитый контейнерами с едой, пакетами влажных салфеток и – о ужас! – двумя парами запасных детских штанишек.

– Сможешь ее накормить?

– Конечно! – тут же ощетинилась Флора.

– Извини, я просто… Я слышала, ты здесь по работе.

– У меня много разных задач, – ответила Флора сквозь стиснутые зубы.

– Отлично, отлично, – рассеянно произнесла Эйлид, целуя дочь.

Флора отметила, что она не велела дочери вести себя хорошо или что-то в этом роде.

Эйлид ушла.

Утро стояло ясное, свежее, в общем – чудесное, если надеть свитер, и Флора предложила бы Брамблу прогуляться с ней, но пес еще немного припадал на переднюю лапу. И вместо того Флора и Агот стали осторожно присматриваться друг к другу.

– Это бабулин дом, – в конце концов заявила Агот.

Волосы у нее были очень светлыми, почти белыми, как у бабушки. И если верить Эку, они похожи как две капли воды. Длинные волосы придавали Агот вид существа из другого мира, как будто она была эльфом, принесенным невесть откуда северными волнами.

Иннес проворчал что-то насчет того, что не станет им мешать, и ушел заниматься делами. И Агот тут же принялась жаловаться, что у енотов вот не бывает длинных волос, никогда, но ее мама – у которой волосы были мышиного цвета – гордится волосами дочери и не хочет их обрезать. Похоже, их и в самом деле не стригли, потому что на концах остались младенческие завитки.

Флора предположила, что у кого-то из родителей это могло бы вызвать небольшую зависть, светловолосых детей вокруг, вообще-то, довольно много, но большинство из них с возрастом становились рыжими. Однако Агот, похоже, должна была на всю жизнь остаться эльфом.

– Чем хочешь сейчас заняться? – спросила Флора.

Агот покосилась на нее, и Флоре смутно почудилось, что есть нечто такое, что она должна знать, что у нее самой должен быть некий план…

– Ну-у… – прогудела Агот.

– Да?

– Это бабулин дом!

– Я знаю, – кивнула Флора.

Она вывела Агот наружу, и они уселись перед фермерским домом на скалистый выступ. Сюда не долетал ветер, и солнце внезапно обожгло лицо Флоры, она тут же подумала, что нужно смазывать малышку солнцезащитным кремом, потому что кожа у Агот была белой, как молоко.

– Но твоя бабуля была моей мамой.


Агот немножко подумала над этим.

– Она мама папули!

– Верно, была. И моей мамой она была тоже. Твой папа и я – брат и сестра, вот так.

– Как Дзолдзи и Пепа?

Флора решила, что лучше согласиться с этим заявлением.

– Да, – ответила она. – Точно как Джордж и Пеппа.

Агот свесила ноги с теплого камня.

– А ее здесь нет?

Флора покачала головой.

– А тетя Флова глустит, сто мамули нет?

Девочка задала этот вопрос доверительным тоном.

Флора смотрела на прилив, бившийся о камни под нижним полем.

– Да, – призналась она. – Очень грустит.

Лицо Агот начало кривиться.

– Хочу к мамуле! – загудела она.

Не нужно быть большим знатоком детей, чтобы сообразить: назревают неприятности.

– Все в порядке, – поспешила сказать Флора. – С твоей мамулей все в порядке. Я просто старше ее.

– Мне тли! – заявила Агот.

– Верно. Но я взрослая. Мне больше трех лет. Так что… видишь… ну, все в порядке.

Агот снова сунула в рот большой палец. Флора быстро огляделась в поисках чего-то такого, что могло бы отвлечь ребенка.

– Хочешь бросать камешки?

Агот энергично затрясла головой.

– Хочешь посмотреть на коров?

– Мне нлавяцца свинки!

– У нас нет свинок.

Губы девочки снова задрожали.

– Папуля говолил, бабуля петет петенье! – провозгласила Агот так, словно эта мысль только что пришла ей в голову. И она хитро покосилась на Флору. – Я люблю петенье!

– А тебе приходилось оставаться с дядей Хэмишем? – спросила Флора.

При этом она подумала о легком лимонном печенье, которое пекла мать, о крошечном волшебном печенье и о плотном фруктовом пироге, всегда стоявшем на полке в кладовой. И есть ли в материнской тетради рецепт этого печенья и пирога?

– Пойдем разберемся с этим, – предложила Флора.

Агот, просияв, спрыгнула с камня и схватила Флору за руку, и Флора, совершенно неожиданно для себя, почувствовала от этого удовольствие.



Конечно же, в конце тетради нашлось несколько рецептов печенья. По случаю дней рождения, Рождества и других приятных событий. Думая о коробках с изюмом и сушеными фруктами, которые Эйлид уложила в рюкзак, Флора решила, что сладкое может слегка развеселить Агот. Но Флора так давно не пекла печенья… Впрочем, все необходимое нашлось, и Флора улыбнулась, увидев это. Лепешки. Вот что получится.

Ее мать в верхней части страницы записала: «Горячая печь, холодное масло».

– Сто это знатит? – требовательно спросила Агот.

Она отодвинула от кухонного стола стул, шумно волоча его ножки по каменному полу. Брамбл неодобрительно фыркнул.

– Это значит, что печка должна быть горячей, а масло холодным, – пояснила Флора. – Это нужно для приготовления лепешек.

– Я люблю лепёски! – просияла Агот. – Сделай лепёски!