Лето бабочек

– Нет, не хотела! – сказала мама с легким смешком. – Я думаю, она была очень плохим человеком, Нина. Извини. Так с ним поступить – и я все думаю о том, каким неуверенным в себе он был, когда мы впервые встретились. Каким милым. В нем был какой-то шарм, но он как будто научился этому, как импрессионист учится голосу или когда ребенок копирует другого ребенка в школе.

Я пожала плечами:

– Думаю, он всегда был таким.

– Каким?

– Ну… слабым, – осторожно сказала я, – немного лжецом. Слишком привык полагаться на свое обаяние и шикарный акцент.

Она покачала головой:

– Не думаю, что он всегда был таким. – Она улыбнулась, и я уловила что-то в ее взгляде, когда она вспоминала о нем.

Я так и не рассказала ей о его письме, о том, как он написал, что всегда будет любить ее. Я знаю, это было правильное решение. Развод состоялся, и я надеюсь, что они больше никогда не встретятся, но, как бы наивно это ни звучало, я верю, что они все еще любят друг друга, даже после всего, что было. Не думаю, что когда-нибудь пойму их по-настоящему – ведь чужих отношений не понять, верно? Не говоря уже о собственных родителях. Кто может понять мои отношения с Себастьяном, кроме нас двоих?

– Я даю твоему отцу поблажку, – сказала мама. Он отвез прах и мемуары обратно в Кипсейк. Он выполнил последнюю волю твоей бабушки. В конце концов, он попытался исправиться.

Но я ничего не ответила. Мы по-прежнему не получали от него никаких известий по поводу развода, кроме как через адвокатов. И я держусь такой установки в отношении моего отца, невидимого Джорджа Парра: скорее всего, я больше его не увижу. И это, по крайней мере, странная ментальная перестройка: отец, который был мертв, но жив в моем воображении, теперь жив и здоров, но для меня умер. Не знаю, как я к этому отношусь. Может быть, когда-нибудь, через пару лет, я просто сяду в самолет и полечу в Огайо, попытаюсь познакомиться с ним, познакомиться с дочерью миллионера Мэрилин. Возможно, все это тоже ложь. Возможно, он совсем другой человек. Это ненормально, как ненормально все то, что связано с историей моей семьи. Я всю жизнь мечтала о большой семье, а теперь понимаю, что наличие и количество родственников не делает тебя нормальным. Совсем не делает.

– Я рада, что ты вернулась в Оксфорд, – сказала я.

– Я тоже рада, – сказала мама. Она встала и поцеловала меня, пальцами смахнув блеск для губ с моей щеки. – Я рада, что вспомнила о нем, о твоем отце. Я хочу, чтобы ты тоже это запомнила, Нина. Что бы ни случилось потом, в то лето он любил меня, а я любила его. В день свадьбы мы были так счастливы. Я хочу, чтобы ты поняла, Нина, откуда ты.

– Мама… – начала я и замолчала.

– Что?

– Ничего. – Я посмотрела на часы. – Мне нужно идти. Я опоздаю.

– Будь осторожна, – сказала она, когда я поднималась по лестнице.

Я рассмеялась.

– Перестань, мам. Я уже большая девочка.

– Я имела в виду Себастьяна, – сказала она. – Полегче с ним.



В тот вечер, когда я шла по каналу к Себастьяну, навстречу мне проехали два мальчика на велосипедах, они громко закричали мне вслед. Один из них был с заячьей губой.

– Прочь с дороги, сука! – закричал он, почти срывающимся от истерики голосом.

Я попятилась к стене, испугавшись до смерти. Потом они уехали, и туманная безмятежность канала воцарилась снова, одинокий мурен кудахтал среди пластиковых пакетов и подпрыгивающих пивных бутылок, душный запах угольного дыма плыл по воздуху.

Как я ему объясню? Как мне заставить его понять? Я ускорила шаг, направляясь к улице.





Глава 26




Хотя я рано пришла в милый уютный паб на Камден-Пассаж, Себастьян уже был там – он всегда приходил рано, хотя никогда не сердился, если я опаздывала. Я взяла его за руки и посмотрела на него, задаваясь вопросом, как мы проведем следующий час.

– Ты в порядке? – спросил он, когда я поцеловала его в щеку. – Ты, кажется, немного…

– Что?

– Ну, не в себе.

– В последнее время я чувствую себя совершенно сумасшедшей, – сказала я. – Теперь мне лучше. Кое в чем разобралась. – Я вдруг почувствовала, что не могу просто смотреть на него.

– Иди садись, – сказал он, все еще с любопытством глядя на меня. – Я нашел нам столик. Хочешь выпить?

– Я хочу что-нибудь поесть. Я умираю с голоду. Смотри…

Кто-то с громким криком пробежал мимо окна, и все в пабе вскочили на ноги. Но это была смеющаяся девушка с матерчатой сумкой, бегущая куда-то – за автобусом, на свидание, в кино.

– Сегодня немного напряженно, – сказал Себастьян. – Разве не безумие? – Все так и говорили: Разве не безумие? Разве это не странно? Мы смотрели на каждого человека, которого встречали на улице, с подозрением, загруженные мыслями о том, что очередное насилие может произойти прямо на наших глазах.


– Давно пора, – коротко ответила я. – Послушай, Себастьян…

– Сначала я закажу нам выпить. Давай отпразднуем. Ты и твои волнующие новости. Может, бокал шампанского? – Его добрые карие глаза смотрели нерешительно. – Будешь, Нинс?

Мне пришлось согласиться. «Конечно». Я взяла его за руку.

Когда принесли бокалы, я сделала маленький глоток и чокнулась с ним.

– За тебя.

Я поставила бокал на стол.

– Извини. Я не знаю, за что мы пьем.

– Ну, за тебя. За педагогический колледж. – Он выглядел удивленным. – И за то, что ты нашла Кипсейк. И – сегодня прекрасная ночь. Почему бы нам не выпить шампанского?

– Конечно, – ответила я. – Не думаю, что найденный Кипсейк стоит праздника.

– Ты всегда смотришь на вещи с отрицательной стороны.

– Тебя там не было, – сказала я. – Вот увидишь.

– Я жду приглашения, – сказал он. – Не забывай, я собираюсь переехать туда с тобой и быть твоим слугой, обслуживать тебя и твоих близких… – Он замолчал, глядя на меня. – Это была просто шутка.

– Извини. – Я хотела бы не быть такой загадочной, просто решиться и сказать ему, что я хочу. – Странный день. Послушай, Себастьян…

– Я тут подумал, – сказал он. – Давай немного побудем серьезными.

Появилась официантка с меню, и мы оба одновременно повернулись, чтобы принять их, и улыбнулись друг другу, когда она отошла, бросив на нас любопытный взгляд.

– Она думает, что мы играем механических роботов в пантомиме, – сказала я.

– В пантомиме не бывает механических роботов, ты, несчастное, обездоленное дитя.

Я расхохоталась и беспомощно улыбнулась ему.

– Ты была права, Нина, – поспешно сказал он.

– В чем?

– В том, чтобы снова быть вместе.

– И насчет чего я оказалась права? – осторожно спросила я.

– Ну, что мы не должны этого делать, что это ошибка. Разве не так ты думаешь? Я ждал ответа все это время, с тех пор как мы переспали, и ты совершенно права. О нас. Пришло время. Я не все понимал. Я думал о старых нас, а ведь мы изменились, правда? Мы больше не те.

– О нет, – сказала я и сделала глоток шампанского.

– Я рад, что мы… Я рад, что мы провели ту ночь вместе. Это было невероятно. – Он взял меня за руку, и я почувствовала, как горит мое лицо. – Разве нет?

Я кивнула:

– Конечно.

– Хорошо. Потому что это было похоже на прощание, да? И ты со своим преподаванием, и я уезжаю в Америку на пару месяцев – я ведь говорил? – Я кивнула. – Ты знаешь, если бы мы снова были вместе, это было бы ошибкой, нам надо устраивать свои жизни.

Я отодвинула шампанское.

– Себастьян…

– Нет, дай мне закончить. Пожалуйста. – Он прикусил губу. – Мне нужно это сказать. Я… Я всегда буду любить тебя, Нинс, это звучит глупо?

Я молча покачала головой. Он казался совершенно другим человеком, далеким от меня, от нашей старой жизни. Я посмотрела в свой стакан, думая, смогу ли я сказать ему или нет.

– Нет. Нет, это не звучит глупо.

– Я так рад. – И он поцеловал мне руку.

– Я тоже рада, – сказала я и была рада. Я любила его и хотела, чтобы он был счастлив, и тогда я, конечно, поняла – мы не можем быть вместе, несмотря ни на что. Тогда я видела только его доброту.

Он откинулся на спинку стула.

– Я очень хочу есть. Мы будем заказывать? На нас не нападет разъяренная толпа, правда?

– Вряд ли. – Я протянула ему меню, все думая, смогу ли выдержать это.