Любовь под напряжением
Часть 25 из 43 Информация о книге
– Точно все в порядке? Ты не больна? – Нет, не больна, – мотнула я головой. Только странное чувство вины давило на сердце. – Просто прости! – Хорошо, я тебя простила! – отозвалась мама. – Но, честно сказать, не понимаю, какая муха тебя укусила… Я с облегчением выдохнула. Простила. Она меня простила. Но вертолеты и не думали никуда улетать. Все так же кружили мамиными мыслями, нагнетая, пугая… Мама звякнула вилкой. Окна были по-прежнему приоткрыты, сквозняк шевелил белые занавески, холодил спину, пытаясь проникнуть до самого сердца… Мама, не доев, молча вышла из кухни под треск надоевших вертолетов: – Что-то случилось. Не хватало мне этого, помимо завтрашнего отчета… Что с Лерой? Почему она вдруг такая? Нет, ничего не получилось. Одним «прости» за ужином не расколоть этот тяжелый ледник из накопившихся обид. И какой по счету душевный разговор заставит его наконец начать таять?.. Глава девятая Зайдя утром в аудиторию, я обнаружила за своей партой Ивана. Он сидел как ни в чем не бывало, разложив на столе тетрадь, ручку, планшет… Сам в это время что-то читал с телефона и в мою сторону не смотрел. Я замялась у входа. Застыла с шоколадной слойкой и стаканом кофе в руках. Интересно, почему он не рядом со своей обожаемой Лидочкой? Хотя какая она ему обожаемая? Я ведь этого не могу знать… Не умею читать его мысли, к сожалению. По моим наблюдениям, Лида сама первая к Ване все время липла… Видимо, допекла окончательно. Но по какой причине он уселся именно за ту парту, где все время сижу я? И что мне теперь делать? Демонстративно уйти на другой ряд? Черт, ну кого я обманываю? Больше всего на свете мне хотелось, чтобы мы сидели на занятиях рядом… Я по-прежнему топталась в дверном проеме, когда до меня донесся язвительный голос нашей старосты Коробейниковой: – Глядите, кто на занятия ходит! Товарищ Журавлева! За этого «товарища» Коробейникову хотелось четвертовать. Никто в группе не любил нашу старосту. Надменная заноза и ябеда. Тогда Иван повернул голову в мою сторону, а Коробейникова, как назло, громко продолжала: – Что на этот раз было? Пес помер? Или аннунаки с Нибиру высадились в твоем дворе возле «Пятерочки»? Иван не сводил с меня взгляда, и я молча пошла вперед. К той самой парте у окна, за которой сидел новенький. В голове крутились десятки ядовитых ответов для Коробейниковой. Не знаю, с чего это она так оперилась. Видимо, за время своей болезни забыла, что я могу дать отпор и высмеять ее при всех так, что мало не покажется. Но я молчала. Коробейничиха обязательно смертельно оскорбится… А я так рисковать не могу. Слышать в голове мысли старосты – это вообще катастрофа. Можно сойти с ума! Так я и дошла до своей парты, не проронив ни слова. Хотелось показать себя мудрой, воспитанной… А еще вдруг стало жутко обидно, что все эти слова летят в мой адрес. Хотя, конечно, я и их заслужила. Действительно, прогуливая занятия, порой сочиняла самые бредовые отмазки, на которые почему-то велись преподаватели. Или они просто делали вид, что мне поверили? А потом насмехались, как сейчас это делает Коробейникова. Староста проводила меня надменным взглядом, а затем, склонившись над журналом посещаемости, все-таки сделала пометку, что я явилась на лекцию. – Привет! – проговорила я, подойдя к своей парте. – Привет! – улыбнувшись, отозвался Иван. А Вали в аудитории все не было, хотя скоро должен был прозвенеть звонок. Видимо, Злобинец с самого утра отправилась на работу, решив прогулять единственную пару. После нашей ссоры в такси мы еще не разговаривали. Я написала Вале сообщение, но она на него не ответила. Или слишком занята, или будет демонстративно дуться пару дней. Что ж, всем нужно время, чтобы остыть. Как и в случае с мамой, у подруги за эти годы накопилось слишком много претензий ко мне… Я молча уселась за парту рядом с Иваном. Тут же почувствовала уже знакомый запах его парфюма. Так мои мокрые после дождя магнолии и лимонное дерево омыло морской водой и соком грейпфрута. Парень молчал. Я поставила на парту картонный стаканчик с кофе, откусила слойку и принялась жевать. Иван, подперев голову рукой, наблюдал за мной. Я снова впилась в слойку зубами. Сделала глоток кофе. Прожевала. Внезапно одногруппник протянул к моему лицу руку и большим пальцем осторожно провел им рядом с нижней губой… – Шоколад, – негромко проговорил он. – Ты сменил место жительства? – все-таки не выдержала я, кивнув в ту сторону, где сидели Лидка и ее компания. Нет, против этих девчонок я ничего не имела. И мне бы, наоборот, не хотелось с ними ссориться. Просто этот новенький никак не выходил из головы. А когда он отсел от Лиды, я испытала настоящее облегчение. – Ну да, переехал. Решил сделать тебе одолжение, – улыбнулся Иван. – Это какое же? – Ты так часто оборачиваешься ко мне во время занятий… – Боишься, что я себе шею сверну? – покраснев, отшутилась я. – Что-то вроде того, – тепло рассмеялся Иван. – Вдруг переклинит! Я засмеялась в ответ. В другой раз жутко бы разозлилась на такое нахальство, но сейчас отрицать очевидное было глупо. Меня действительно переклинило. С того самого вечера, когда я поднялась на крышу десятиэтажки. И захотелось, чтобы после случившегося все было по-другому. И я стала другой. Это странное чувство, будто теперь меня всюду преследует свежий запах майских гроз и счастья. На скучной лекции Иван положил голову на мое плечо. Кажется, ему было абсолютно все равно, что подумают о нас другие. Мне тоже резко стало не до одногруппников. Я уже представила, как после пар Ваня пригласит меня в кафешку или предложит прогуляться по парку… Поэтому очень разочаровалась, когда после звонка в дверном проеме возник Рэд. Девчонки тут же зашушукались, а Лидка слишком громко хохотала, пытаясь привлечь к себе внимание парня. Я же в сторону Рэда не смотрела. Но, собирая сумку, чувствовала на себе внимательный взгляд Ивана. Возможно, он наблюдал за моей реакцией, пытаясь понять, что я испытываю к Рэду. На той вечеринке на крыше я первое время крутилась возле него, и мы даже танцевали под дождем. А еще я специально расхваливала Рэда перед Ваней по пути к Жабе. Но на самом деле мне правда было давно уже все равно. Когда Рэд подошел к нашей парте, Лидка отчего-то примолкла. Девчонки сверлили нашу троицу любопытными, нетерпеливыми взглядами. – Привет, Лера! – дружелюбно поздоровался со мной Рэд. – Привет! – отозвалась я. – Ты мне нужен, – быстро проговорил Ивану Рэд. – С утра услышал, как под капотом стучит… – С двигателем что-то? – Посмотришь? Я разочарованно выдохнула. Тяжело быть девчонкой. Он тебе всего лишь положил голову на плечо во время лекции, а ты уже расписала весь дальнейший день, ваш поход в парк и в кафе; распланировала свадьбу, медовый месяц и решила, что глаза у ваших детей будут, как у него, карие. Рэд мельком взглянул на меня. – Заодно и от этой стервы тебя избавлю, дружище! Я обиженно закусила нижнюю губу. И чего он так на меня взъелся? Там, на крыше, я была с ним очень даже милой… Ну подумаешь, номер телефона не оставила, когда узнала, о чем он думает. Парни – дураки! Иван растерянно проговорил: – О’кей, посмотрю, конечно… Но тебе бы лучше сразу в сервис. – Не хочу там один торчать, поехали со мной. Или все-таки сам разберешься? Ты же шаришь! С меня пиво! Иван взял со стула свой черный спортивный рюкзак. – Что ж, до завтра, Лера! – сказал он, взглянув на меня. Мне сразу понравилась эта его привычка – смотреть прямо в глаза… А еще показалось, что в голосе парня все-таки было сожаление. И сердце счастливо застучало в ребра. – До завтра! – улыбнулась я Ване. Затем не слишком ласково глянула на Рэда: – И тебе пока! – Пока! – очаровательно улыбнулся он мне. Вот же жук! Премия «Оскар» по нему плачет… А мне в последнее время стало сложно скрывать настоящие эмоции, после того как вертолеты обнажили мысли других. А еще каждый день по вечерам мучила жуткая мигрень. Особенно после ссор с мамой. Парни первыми покинули аудиторию. Я закинула рюкзак за спину и, не глядя ни на кого из одногруппников, тоже направилась к выходу. – Товарищ Журавлева! – выкрикнула Коробейникова с первой парты. – Чего тебе? – неласково откликнулась я. – Ты проставила в зачетку свой тройбан за курсовую? – Нет еще, – вздохнула я. Лев Борисович со своей курсовой совсем вылетел из головы… – Так проставь! – напомнила мне староста, что-то с важным видом выводя в журнале. – Я Жа… Ядвигины долги еще не сдала. Коробейникова подняла на меня свои ехидные глаза, пару раз хлопнула короткими ресницами и захохотала: – Ха-ха-ха! Так ты Ядвиге Станиславне до конца жизни ничего не сдашь, Журавлева! Что ж, вся группа в курсе наших «тесных» отношений с Жабой… А может, Лев Борисович сжалится надо мной и поставит тройку без сдачи долгов по гражданскому праву? Попытаться стоит. Всем проставляет и мне… под шумок троечку черкнет. Вновь не ответив вредной Коробейниковой (что ее явно обескуражило), я отправилась к декану. Выйдя в коридор, расслышала возгласы старосты: – Товарищ Репейкин! А ты курсовую проставил?.. Я долго кружила под дверью деканата, так и не решаясь войти. Вскоре к кабинету подошла секретарша Льва Борисовича – миниатюрная брюнетка с короткой стрижкой. – Вы к кому? – Ко Льву Борисовичу, конечно! – Новенькая? Какой курс? Первый? Я отчего-то смутилась. Так редко хожу на занятия, что меня даже не признают. – Второй курс. Я из двести семнадцатой группы. – Проходите! – кивнула секретарша. – Лев Борисович как раз пришел с обеда… В хорошем настроении. Это уточнение меня обрадовало. Я и сама, несмотря на облом из-за сломанного «Доджа» Рэда, чувствовала душевный подъем. Еще бы! Целую пару сидела рядом с объектом обожания… Надеюсь, Борисович надо мной сжалится. Как-никак недавно я выполнила его просьбу – навестила Жабу на больничном. Когда я зашла в кабинет, Лев Борисович читал какие-то бумаги. Обратив на меня внимание, растерянно проговорил: – А, Валерия Журавлева! Проходите! Я, засмущавшись, как каракатица начала подбираться к преподавательскому столу, теребя в руках зачетную книжку.